Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Советская поэзия. Том второй
Шрифт:

‹1940›

ГОЛОС ПОЭТА
Я — поэт. Я вечностью рожден. Вскормлен я землей и небесами. Звезд язык… знаком мне с детства он, С птичьими знаком я языками. Голубь мне садится на плечо, Но, в любовь высокую влюбленный, Я, всегда мечтавший горячо Обласкать, как сына, мир зеленый, Я, готовый плакать в три ручья Из-за чьей-нибудь одной слезинки, Я, не раздавивший муравья, Я, на смерть восставший в поединке Ради жизни, счастья и труда, — Я кричу, как ласточка, кричу я, Что тревожно вьется у гнезда, Коршуна кружащего почуя… Призываю: в сердце меч врагу! Жизнь восславьте, зло сведя в могилу. Смерть в уста поцеловать могу, Но простить врагу — превыше силы! Он
хотел вселенную залить
Черной тьмой, воздвигнуть горы пепла, Он хотел извечный свет убить, Чтобы солнце на небе ослепло. В сердце, превращенное в набат, Бьет неумолкающая совесть. Я кричу: нам гибелью грозят! Встаньте все, к сраженью приготовясь! Встаньте все — и Север, и Восток, И вершины, и леса, и реки. Смерть в уста поцеловать бы мог, Но врагу я не прощу вовеки! Я, не раздавивший муравья, Я, скорбевший о цветке увядшем, Я кричу — щадить врага нельзя, Чтоб его не видеть детям нашим, Чтобы, в мире уничтожив зло, Мирно человечество цвело!

‹1941›

ДЕТСТВО МОИХ СВЕРСТНИКОВ
Лук украв у одних, у других каравай, Мы бежали купаться к реке Арпачай Иль бродили в горах по тропинкам лесным И неведеньем счастливы были своим. Мир кончался для нас за высокой горой, Уходящее солнце влекло за собой. Кто нам хлеба дает, кто доводит до слез, Кто смеется, кто плачет — не знали всерьез. Мы букеты цветов приносили с вершин, Но не знали, в какой их поставят кувшин. Очень мало мы знали о мире большом, Горемыки, не знали о горе своем. Хоть жилось нелегко нам, голодным, босым, Мы неведеньем счастливы были своим.

‹1943›

ПЕСНЬ МОЛОДОСТИ
У меня в глазах — свет весенних дней, Я к высотам счастья шагаю — вверх! По камням и по скалам взбираюсь вверх, По уступам гор подымаюсь вверх, По обрывам, по скалам, по кручам — вверх! Счастье дальше звезд, путь к нему непрост. Молод я! И мой конь молодой ретив… Я не вижу скал на своем пути, Я не вижу гор на своем пути, Ни камней, ни круч на своем пути. Надо мной гроза. Блеск слепит глаза. Кто мне даст ответ — может, смерти нет? Я, не ведая страха, взбираюсь вверх, Я, не веруя в гибель, взбираюсь вверх, Я — бесстрашный, бессмертный, взбираюсь вверх! У меня в глазах свет весенних дней, Но чтоб мне до вершины дойти своей, Столько скал еще надо преодолеть, Столько круч еще надо преодолеть, Столько бездн и подъемов преодолеть!

‹1945›

ЛЮБОВЬ ПОЭТА
Бурливы реки весенние, безудержны реки весенние, И, рекам весенним подобна, лира звучит светло. Радость раскованных рек в ее вдохновенном пении. Буйное половодье, видать, и для сердца пришло. Эти горы до неба — источник песен поэта. И глаза твои, что, как небо, раскрылись вдруг надо мной. Когда ты со мной, моя песня, — как выразить чувство это? — То, кажется, крылья орлиные чувствую за спиной. От любви моей всколыхнулись эти весенние реки, И песня, подобно рекам, выходит из берегов. Тысячи сокровищ дарю я тебе навеки, Дарю тебе, дорогая, тысячи снов-жемчугов. Лейся ж, волнуя и радуя, вешняя песня певца! Словно незримая радуга наши связала сердца.

‹1946›

ПЕСНЯ АРМЕНИИ
Не забываю звезд на небосводе, Когда о взорах девушки пою. Не забываю о другом народе, Когда пою Армению мою. Но лишь одной любви и песен мало, Понадобится — голову отдам! А если б снова вражья рать напала, Я б тысячи голов срубил врагам! Народам всем в душе найду я место, Но в сердце сердца ты, родной народ! В твоем же сердце, и большом и честном, Всегда любовь к народам всем живет!

‹1947›

МАТЬ
Маленькая, кроткая моя. Просто — мать, каких не счесть на свете. Не сравню родную с солнцем я, — Тихим огоньком она мне светит. Но когда внезапно на лету Горе тучей солнце заслоняет — Наступающую темноту Огонек чуть видный разгоняет. Маленькая, кроткая моя. Просто — мать,
каких не счесть на свете,
С горстку солнца вся-то жизнь твоя, А душе и днем и ночью светит.

‹1948›

* * *

Памяти моего племянника Билика

Мне природа бесценное детство дала И назад отняла… Назад отняла… Отняла лепестки моих глаз голубых, Отдала синеглазым фиалкам их. Отняла мой румянец, что роз алей, Отдала его розам родных полей. Отняла мою гибкость и стана красу, Отдала их зеленым елям в лесу. Звонкость смеха она отняла у меня, Отдала ручейкам, что струятся, звеня. Юность сердца взяла и весну бытия И земле отдала… И состарился я. Пусть бессмертное детство останется вам, Нежным розам, фиалкам, родимым полям, Вам — потокам и елям, шумящим во мгле, И тебе — вечно юной, любимой земле. Но за это всегда, с простодушьем детей, Плачьте, пойте над тихой могилой моей! С каждой новой весною цветя и звеня, Приходите в мой мир, заменяя меня!

‹1950›

* * *
Вино — я друг веселой жизни, Вино — спешу на торжество. Один бокал весельем брызнет, Но вредно больше одного! Один хорош, не спорю, Два — захмелеешь вскоре, Три чарки — это к ссоре, Четыре — всем на горе. Всему должна быть мера, люди! Не обижайтесь за совет, Но и веселье в тягость будет, Когда веселью меры нет.

‹1951›

* * *
Мне аромат цветка сказал: «Вдыхай меня, ведь я уйду». «Спеши, — плеск ручейка сказал, — Пей из ручья, ведь я уйду». Но я, вздохнув слегка, сказал: «Не вы, друзья, а я уйду…»

‹1952›

* * *
Мне лучше бы птицей быть, Горою, ущельем быть, Чем в клетке твоей любви Невольником жалким быть.

‹1954›

* * *
О война! Мы навеки Злые руки отрубим тебе. Будь же мир в человеке! Земля! Обратись в колыбель. Только злу, чтобы вновь не ковало оков, Не оставьте и трех волосков!

‹1954›

* * *
Твори, творец, и помни век слова от всей души: Твой камень в стройке применен и мохом не оброс… Но камень родины моей ты, мастер, так теши, Чтоб даже камень произнес: «Живи, каменотес!»

‹1958›

ПАВЕЛ ШУБИН{34}

(1914–1951)

В СЕКРЕТЕ
В романовских дубленых полушубках Лежат в снегу — не слышны, не видны. Играют зайцы на лесных порубках. Луна. Мороз… И словно нет войны. Какая тишь! Уже, наверно, поздно. Давно, должно быть, спели петухи… А даль — чиста. А небо звездно-звездно. И вкруг луны — зеленые круги. И сердце помнит: было все вот так же. Бойцы — в снегу. И в эту синеву — Не все ль равно — Кубань иль Кандалакша? — Их молодость им снится наяву. Скрипят и плачут сани расписные, Поют крещенским звоном бубенцы, Вся — чистая, вся — звездная Россия, Во все края — одна, во все концы… И в эту даль, в морозы затяжные, На волчий вой, на петушиный крик Храпят и рвутся кони пристяжные, И нас сечет грудастый коренник. Прижать к себе, прикрыть полой тулупа Ту самую, с которой — вековать, И снежным ветром пахнущие губы И в инее ресницы целовать. И в час, когда доплачут, досмеются, Договорят о счастье бубенцы, В избу, в свою, в сосновую вернуться И свет зажечь… В снегу лежат бойцы. Они еще свое не долюбили. Но — родина, одна она, одна! — Волнистые поляны и луна, Леса, седые от морозной пыли, Где волчий след метелью занесен… Березки — словно девочки босые — Стоят в снегу. Как сиротлив их сон! На сотни верст кругом горит Россия.
Поделиться с друзьями: