Советские поэты, павшие на Великой Отечественной войне

122. ЛЮБИМОЙ

Быть может, годы будут без письма, Без вести обо мне. Мои следы затянутся землей, Мои дороги зарастут травой. Быть может, в сны твои, печальный, я приду, В одежде черной вдруг войду. И смоет времени бесстрастный вал Прощальный миг, когда тебя я целовал. Так бремя ожиданья велико, Так изнурит тебя оно, Так убедит тебя, что «нет его», Как будто это было суждено. Уйдет твоя любовь, а у меня, Быть может, нету ничего сильней. Придется мне в один нежданный день Уйти совсем из памяти твоей. И лишь тогда, вот в этот самый миг, Когда придется от тебя уйти, Быть может, смерть тогда и победит, Лишит меня обратного пути. Я был силен, покуда ты ждала, Смерть не брала меня в бою: Твоей любви волшебный талисман Хранил в походах голову мою. И падал я. Но клятвы: «Поборю!» Ничем не запятнал я на войне. Ведь если б я пришел не победив, «Спасибо» ты бы не сказала мне. Солдатский путь извилист и далек, Но ты надейся и люби меня, И я приду: твоя любовь — залог Спасенья от воды и от огня. 1943

123. ДРУГУ

А. А.

Друг, не горюй, что рано мы уходим. Кто жизнь свою, скажи, купил навек? Ведь годы ограничены той жизнью, Которую избрал сам человек. Не время меж рождением и смертью Одно определяет жизни срок,— Быть может, наша кровь, что здесь прольется, Прекрасного бессмертия исток. Дал клятву я: жизнь посвятить народу, Стране своей — отчизне всех отчизн. Для этого, хотя бы жил столетья, Ты разве бы свою не отдал жизнь? Как долгой ночью — солнечного света, Так жду в застенке с родины вестей! Какое счастье — даже на чужбине — Дыханье слышать родины своей! Чем, шкуру сохранив, забыть о чести, О, пусть я лучше стану мертвецом! Какая это жизнь, когда Отчизна, Как Каину, плюет тебе в лицо! Такого счастья мне совсем не надо. Уж лучше гибель — нет обиды тут! Не стану чужаком в краю родимом, Где даже мне воды не подадут. Мой друг, жизнь наша — это только искра Всей жизни родины — страны побед. Пусть мы погаснем — от бесстрашной смерти В отчизне нашей ярче вспыхнет свет. И этой смертью подтвердим мы верность, О смелости узнает вся страна. Не этими ли чувствами большими, О друг мой, наша молодость сильна?! И если молодости ствол подрубят, В народе корни не исчезнут ввек. И скажут юные: вот так отважно Смерть должен встретить каждый человек! 1943

124. ЛЮБОВЬ

Любовь так долго юношу томила, Что как-то раз, дыханье затая, «Люблю», — шепнул он робко. Но от милой Капризницы не услыхал: «И я!» Была ли то уловка страсти скрытой, Иль вправду был он безразличен ей,— Не всё ль равно? Любовь в душе джигита Всё ярче разгоралась, всё сильней. Пришла война и увела нежданно Джигита в пламя и водоворот. Любовь жила и заживляла раны, И за руку вела его вперед. Сражался на переднем крае воин За дом родной, за девушку свою. Ведь имени джигита недостоин Тот, кто не дышит мужеством в бою. Любовь была и силой и опорой,— Со страстной верой в битву шел боец. Когда зажглась заря победы скорой, Свалил джигита вражеский свинец. Последнее дыханье в нем боролось С угаром смерти. Бредил он, хрипя. «Люблю…» — сказал он и услышал голос Своей возлюбленной: «И я!» 1943

125. ПЕСНИ МОИ

В душе взрастил я песенные всходы. Цветите ж, песни, на полях страны. Я вас взрастил в честь мира и свободы, Права на жизнь за это вам даны. Вам, песни, я вверяю вдохновенье. Вы — жизнь моя, где пятен темных нет. Умрете вы — я отойду в забвенье. Живете — буду жить и я, поэт. Когда мне долг и сердце приказали, Как факел, я воспламенил свой стих. Друзей я песней утешал в печали И песней же разил врагов своих. Пусть не прельщают низкие соблазны, Я их отверг и сердцем чище стал! Живу затем, чтоб стих, прямой и ясный, Лучами правды ярко засверкал. Пришли последние минуты жизни — Со славой завершить бы мне борьбу. Я отдаю народу и отчизне Порывы, вдохновение, судьбу. Я пел в бою. Не думал никогда я, Что пленником умру в чужом краю. На плахе песнь последнюю слагаю. Вот заблестел топор, но я пою. Меня на битву песня призывала, Она учила смело умирать. Призывной песней жизнь моя звучала, И будет, будет смерть моя звучать. 1943

126. ОДИН СОВЕТ (О человечности)

Людей-слонов нередко я встречал, Дивился их чудовищным телам, Но я за человека признавал Лишь человека по его делам. Вот, говорят, силач — железо гнет, Вода проступит там, где он пройдет. Но будь ты слон, а я не признаю, Коль дел твоих — по горло воробью. Пускай во всем, что совершаешь ты, Проступит след душевной чистоты. Ведь сила не во внешности твоей, А только в человечности твоей. В твоих делах проявится сама И справедливость твоего ума, И то, что сильным сердцем наделен, Что ты любовью к родине силен. Жить бесполезно — лучше уж не жить: На ровном месте кочкою служить. Свети потомкам нашим как маяк. Свети как человек, а не светляк! Железо не ржавеет от труда, И глина обожженная тверда, Оценит мужа по делам народ И затоптать не даст его следа. 1943

127. ВОЛШЕБНЫЙ КЛУБОК

Как волшебный клубок из сказки, Катился мой жизненный путь. На закате у этого дома Остановился я отдохнуть. Как владыка дивов из сказки, Вышел хозяин навстречу мне: Мертвый орел вместо шапки, Топор висит на ремне. Железные двери, как в сказке. В железе дыра, и в нее Смотрит див ежедневно — Добро проверяет свое. На ста кострах ежедневно Жарят шашлык из людей… И сюда меня черная доля Завела из отчизны моей! Эх, сказки моей бабушки, Тягаться с правдой не вам! Чтоб рассказать о страшном, К каким обращусь словам? Здесь всюду стоят капканы, Чтоб ты убежать не мог. Тень смерти на всех переулках, На каждой двери замок. У дива такой порядок: Умному — голову с плеч! А матерей и младенцев — В стальной каземат — и сжечь! А чернобровым джигитам, А девам, подобным хурме,— Без пищи, без воли зачахнуть На тяжкой работе в тюрьме!.. Видеть, как плачет юность, Видеть цвет увяданья на ней — Страшной сказки страшнее, Тяжкого сна тяжелей. И мой черед скоро настанет, Но песни мои повторят для вас Ягоды, и цветы, и груши, и сосны, И всё, что ласкал я в пути не раз… Как волшебный клубок из сказки, Песни — на всем моем пути… Идите по следу до самой последней, Коль захотите меня найти! 1943

128. В СТРАНЕ АЛМАН

И это страна великого Маркса? Это бурного Шиллера дом? Это сюда меня под конвоем Пригнал фашист и назвал рабом! И стенам не вздрогнуть от «рот фронта»? И стягу спартаковцев не зардеть? Ты ударил меня, германский парень, И еще раз ударил… За что? Ответь!.. Тому, кто любил вольнодумца Гейне И смелой мысли его полет, В последнем жилище Карла и Розы Пытка зубы не разожмет. Тому, что был очарован Гете, Ответь: таким ли тебя я знал? Почему прибой симфоний Бетховена Не сотрясает мрамора зал? Здесь чужая пыль заслоняет солнце, И я узнал подземную дверь, Замки подвала, шаги охраны… Здесь Тельман томился. Здесь я теперь… Неужто и мне, как Розе и Карлу, Смерть суждена от своры борзых? И меня поведут, и меня задавят, И сбросят с моста, как сбросили их?! Кто Цеткиной внук? Кто Тельмана друг? Есть среди вас такие, эй? Услышьте голос стальной воли — Откройте наши тюрьмы скорей! С песней придите. Придите так же, Как в девятнадцатом шли году: С кличем «рот фронт» колоннами, маршем, Правый кулак подняв на ходу! Солнцем Германию осветите! Солнцу откройте в Германию путь! Тельман пусть говорит с трибуны! Маркса и Гейне отчизне вернуть! Кто Цеткиной внук? Кто Тельмана друг? Есть среди вас такие, эй? Услышьте голос великой правды! Наши тюрьмы откройте скорей! 1943

129. МОЙ ПОДАРОК

Моему бельгийскому другу Андре, с которым познакомился в неволе.

Когда б вернуть те дни, что проводил Среди цветов, в кипеньи бурной жизни, Дружище мой, тебе б я подарил Чудесные цветы моей отчизны. Но ничего тут из былого нет — Ни сада, ни жилья, ни даже воли. Здесь и цветы — увядший пустоцвет, Здесь и земля у палачей в неволе. Лишь, не запятнанное мыслью злой, Есть сердце у меня с порывом жарким. Пусть песня сердца, как цветы весной, И будет от меня тебе подарком. Коль сам умру, так песня не умрет, Она, звеня, свою сослужит службу, Поведав родине, как здесь цветет В плененных душах цвет прекрасной дружбы.

130. ПУЧИНА

Луна стремнину серебрила. И девушка, в волнах речных Резвясь, то лебедем скользила, То рыбкой исчезала в них, Играла пеной белоснежной, Как лепестками белых роз… А по плечам ее небрежно Рассыпались шелка волос. Луна к сопернице счастливой Тянулась ласковым лучом. Притих камыш, умолкла ива, Любуясь девушкой тайком. Но за шальной волной гоняясь, Она попала в быстрину. Над ней пучина вод, смыкаясь, Уже влекла ее ко дну. Крича и простирая руки, Она спасителя звала… Случайно путника к излуке В ту ночь дорога привела… Борясь с бушующим потоком, На берег выплыл он с трудом. И девушка, вздохнув глубоко, Остановила взор на нем. Зачем же, сердце опаляя, Огонь в глазах ее сверкнул? Я сам, прекрасную спасая, В пучине страсти потонул. Отраду я забыл и горе, Когда меня ты позвала. Быть может, родилась ты в море? Русалкой сказочной была? А помнишь, как тогда с тобою В волнах прокладывал я путь? Сказав «спасибо», ты стрелою Любви мою пронзила грудь. Подобна жизнь морской пучине, И я в твоей любви тону. Протянешь ли мне руку ныне, Чтоб не пошел джигит ко дну?

131. НОВОГОДНИЕ ПОЖЕЛАНИЯ

Андре Тиммермансу

Здесь нет вина. Так пусть напитком Нам служит наших слез вино! Нальем! У нас его с избытком. Сердца насквозь прожжет оно. Быть может, с горечью и солью И боль сердечных ран пройдет… Нальем! Так пусть же с этой болью Уходит сорок третий год. Уходишь, борода седая. Навеки землю покидая? Ты крепко запер нас в подвал. Прощай! На счастье уповая, Я поднимаю мой бокал. Довольно жизням обрываться! Довольно крови утекло! Пусть наши муки утолятся! Пусть станет на душе светло! Да принесет грядущий Новый Свободу сладкую для нас! Да снимет с наших рук оковы! Да вытрет слезы с наших глаз! Согрев целебными лучами, Тюремный кашель унесет! И в час победы пусть с друзьями Соединит нас Новый год! Пусть будут жаркие объятья И слезы счастья на очах! Пускай в честь нас печет оладьи В родном дому родной очаг! Да встретятся жена и дети С любимым мужем и отцом! И чтобы в радостной беседе, Стихи читая о победе И запивая их вином, Истекший год мы провожали И наступающий встречали За пышным праздничным столом!.. 1 января 1944

ВЛАДИСЛАВ ЗАНАДВОРОВ

Владислав Леонидович Занадворов родился в 1914 году в Перми. В 1929 году он окончил в Свердловске среднюю школу-восьмилетку с геологоразведочным уклоном и поступил в геологоразведочный техникум. «С 1930 года, — говорится в автобиографии поэта, написанной в 1939 году, — я начал странствовать самостоятельно — в геологических партиях, в экспедициях. Это были годы первой пятилетки, когда нас — подростков — властно влекла к себе жизнь, и нам, конечно, не сиделось дома. Потрепанные учебники были закинуты в угол, на ноги обуты походные сапоги, и ветер скитаний обжигал щеки».