Совок 13

Поблагодарив добрую женщину за исчерпывающую информацию, я двинулся назад, к благоверным Станиславу и Марине.

Войдя в зал, я отметил, что никаких изменений за время моего отсутствия там не произошло. За тем лишь исключением, что теперь в состоянии угнетённой подавленности пребывали оба супруга Гриненки. Станислав так же, как и жена, пристально зрил за спину синебокой мебельщицы. Впрочем, возможно, что и не за спину, а на её, без всякого преувеличения, роскошный фасад.

Приглядевшись повнимательнее и отследив направление примёрзшего взгляда мадам Гриненко, я понял причину её депрессивного анабиоза. За спиной халатной царицы кроватей и шифоньеров, буквально шагах в трёх-четырёх, высилась неповторимая в своём великолепии стена. Стена величественная, но отнюдь, не плача. Абсолютно не имеющая никакого касательства к братовьям-иудеям Авену и Каину. Равно, как и к святому городу Иерусалиму. Реальность величия выглядела совсем даже наоборот. То, безусловно, была стена не плача, но счастья. Да-да, стена несбыточного счастья для самых-самых богоизбранных советских трудящихся.

За спиной жрицы мебельного капища своей желто-янтарной роскошью матово мерцал шикарный гостиный гарнитур. И судя по его благородно-ореховому, а, не исключено, что и буково-дубовому массиву, сотворён он был не из древесно-стружечных плит. А уж, тем более, не из отечественных прессованных опилок. Совсем не обязательно было быть специально обученным товароведом-мебельщиком, чтобы даже отсюда увидеть и понять главное. Что эти «дровишки», своей элегантностью не уступающие роялю фирмы «Steinway», были произведены далеко от дымов нашего родного отечества.

— А ты чего тут застыла? — заметив меня, ожил не чуждый душевной черствости опер. И дабы показать, кто в доме хозяин, бесцеремонно потеребил жену за плечо, — Ты бы хоть поздоровалась! — кивнув на меня, строго напомнил старлей своей законной сожительнице об азах этикета и вежливости.

— Ой! Извините, засмотрелась и задумалась! — очнулась от приступа эстивации глубоко потрясённая сказочным зрелищем женщина и в глазах её начали проявляться признаки разума, — Здравствуйте, Сергей, э-э-э… — растерянно засуетилась она лицом, метнувшись взглядом за подсказкой к мужу.

— Марин, ты чего?! Да не кипешуй ты так! — с ободряющей солидностью огладил тот по спине свою смущенную супругу, — Ты, Марин, не буксуй, Серёга мой друг! Я же тебе говорил, что он нормальный парень! Поэтому он для тебя просто Сергей!

Я был совсем не против вменяемого панибратства с женой друга и согласно кивнул, подтверждая полномочия старшего лейтенанта на данное самоуправство.

— Так точно, Стас сейчас чистую правду говорит, мы с ним действительно друзья! И я для вас просто Сергей! — протянул я руку, представляясь жене товарища, — А вы просто Марина, я ведь правильно понимаю? И еще я должен со всей прямотой сказать, что Станислав мне про вас много рассказывал! Много хорошего, — на всякий случай застолбил и уточнил я свою заведомую ложь.

Марина бросила быстрый и, как мне показалось, недоверчивый взгляд на мужа. И только потом пожала мне ладонь, и улыбнулась. Её улыбка мне понравилась. Она была открытой, доброй и без каких-либо вкраплений сучьей стервозности. Вот такую бы улыбку нашей Антонине! Повезло Гриненко с женой!

— Ну что, ты тут осмотрелась? — с не меньшим, чем у жены, сиротским любопытством озираясь по сторонам, неправдоподобно бодрым голосом поинтересовался у Марины Гриненко, — Только ты это, ты имей в виду, у нас со временем совсем хреново! Не знаю, как Серёга, а я так вообще никого у себя в отделении не предупредил, что сюда свалил. Тютюнник, сука хохляцкая, не дай бог, хватится, что меня на месте нет! Как пить дать, под взыскание меня подставит падла! — совсем уж непоследовательно забыв про свои собственные бендеро-бандеровские корни, злобно прошипел ксенофоб Гриненко.

— Не ругайся, ну чего ты опять?! — ширнув локтём в бок, одёрнула его Марина и бросила в мою сторону извиняющийся взгляд, — Если честно, то ничего я тут посмотреть не успела. И вообще, здесь всё очень дорого и только по записи! Кроме каких-нибудь совсем уж уродских табуреток и вешалок с полками! — она тоскливо вздохнула, пожимая плечами.

А еще я заметил, каких великих трудов ей стоило оторвать влюблённый взор от гостиного гарнитура. Подлейшим образом произведённого, а потом еще и коварно засланного к нам в СССР. И засланного, я уверен, из какой-нибудь страны вероятного противника нашей Родины. Всё же редкостные паскуды эти буржуйские подонки-искусители, разлагающие красивыми и качественными товарами нашу пролетарскую сознательность! Изощрённо и с особым цинизмом эти твари бессовестно совращают нашего брата. Нас, верных и непоколебимых строителей коммунизма, они безжалостно соблазняют вещизмом и презренной тягой к стяжательству! Хорошо хоть, что далеко не всех и не оптом, а только тех избранных, кому сказочно повезёт…

Я вкратце известил друга о временной трудности с коррупционной составляющей нашей авантюры. Случившейся ввиду директорского отсутствия. В ответ Станислав понятливо покивал и выразил готовность обождать столько, сколько потребуется. И жена его в этом намерении решительно поддержала.

— Ладно, голубки, вы тут пока погуляйте, на серванты поглазейте, а я тем временем к среднему руководящему персоналу обращусь! — выдал я новую вводную чете Гриненко и шагнул мелким бесом в сторону мебельной столоначальницы.

Дождавшись, когда супруги отойдут подальше, я придвинулся к синему халату, плотно обтягивающему тугую и несколько избыточную плоть работницы прилавка. Автоматически отметив, что у дамы помимо лишних пятнадцати килограммов живого веса, в наличии присутствует примерно такой же перебор с возрастом. Взвесив все «за» и «против», я мужественно настроился на грубую лесть и на предельно неискренний флирт.

— Не может быть! — громогласно изумился я, уставившись на втиснутое в тесный халат изобилие. Туго перетянутое в местах, стянутых пуговицами, как докторская колбаса засаленным шпагатом, — Наталья Николаевна, голубушка, что вы тут делаете? Такой брильянт и в таком захолустье! Попробуй кому рассказать, так ведь никто не поверит!!

Бродящие как по Эрмитажу тихими голодными мышами покупатели, начали недоумённо оборачиваться. А сидящая супротив меня торговка, к которой и были обращены мои восторги, испуганно дёрнулась и выпучила удивлённые глаза. Те самые, что еще секунду до того напоминали мутные зерцала сонной коровы. Не до конца еще проснувшейся перед утренней дойкой.

Минула секунда-другая и она наконец встрепенулась своим пышным телом. А далее, не проявив какого-то либидо-корыстного умысла или кокетства, растерянно захлопала своими синтетическими ресницами.

— Вы с ума сошли, молодой человек? — довольно быстро пришла в себя прошедшая Крым и Рим заслуженная торговка, — С какой это стати я Николаевна? И почему это вдруг я для вас Наталья?! Вы кто такой вообще? Вы идиот?

Задавая последний вопрос, слегка обескураженная дама посмотрела на меня с затаённой надеждой. Будучи женщиной многоопытной во всех смыслах, в том числе и приличных, она уже начала что-то подозревать. Но надежда на русский «авось», с мордовским упорством продолжала перечить житейской мудрости. А заодно и недюжинному интеллекту ветерана советской торговли. Тётка всё еще лелеяла наивную мысль, что перед ней подучетник психо-неврологического диспансера.

— Вы, Наташа, совершенно напрасно от меня таитесь, я же вас сразу узнал! — не пошел я на поводу у завзалом, — Да и как не узнать главную красавицу страны и звезду советского экрана Наталью Николаевну Кустинскую? — по-свойски подмигнул я разоблаченной и опознанной артистке кино, а также больших и малых театров. — Зря вы так, я далеко не идиот, как вы изволили выразиться и догадываюсь, что вы здесь входите в образ своей новой роли. И не говорите мне, что я не угадал! — я еще раз, но уже самодовольнее и более развязно подмигнул окончательно охреневшей женщине.