Современная повесть ГДР

— Он и такие, как он, рассчитывают на вмешательство Франции.

— И все же, когда вырасту, буду учить французский.

— Учи, — сказал отец, и они запели «Марсельезу» по-немецки.

Мальчик пел, чтобы доставить отцу удовольствие, а сам размышлял о Гольдштейне, «Юманите» и вопросе, почему же все так трудно: чешский, еврейский, немецкий да еще классовый вопрос по-чешски, по-еврейски и по-немецки. Но потом песня увлекла его. Он видел рисунок: клещи из Москвы и Парижа раздавливают руку, тянущуюся из Берлина к Праге. Может, все еще устроится. Я выучу венгерский, французский и обязательно русский. Втайне его тянуло и к ивриту, ему нравились надписи на могильных плитах и песни.

Еще через воскресенье господин Нечасек брить клиентов не пошел. Мальчик постучал к Хильде и был удивлен, застав Хильду и господина Нечасека в постели.

— Подвинься, Хильда, — предложил господин Нечасек, — молодой человек худощав и не займет много места.

Хильда оторопела.

— Где есть место на двоих, хватит места и на троих, — заявил господин Нечасек, отодвинулся к стене и сильным движением притянул Хильду к себе.

— Плохо ты кончишь, посадят тебя за это, — сказала Хильда, попытавшись обернуть все в шутку.

— Раздевайтесь, молодой человек, — пригласил господин Нечасек, но Хильда вскочила с кровати, надела тапочки и поставила на спиртовку кастрюлю с водой.

Мальчик видел, как тяжело колышется ее грудь под полотном рубашки, бедра просвечивали сквозь ткань в свете низкого окна. Господин Нечасек поманил его к себе.

— Есть на что взглянуть, а? — сказал он и взял сигарету.

Хильда сунула мальчику в руки кофемолку.

— Не слушай ты его, — сказала она.

— Это занятие не для масс, молодой человек, помните об этом, — ухмыльнулся Нечасек.

Мальчик крутил ручку кофейной мельницы и вопрошающе смотрел на Хильду.

— Много не всегда дает много, — продолжал господин Нечасек.

— Когда же ты, наконец, заткнешься? Можешь ты хоть чуточку помолчать?

— Окружающий мир дает нам тому немало примеров. В русской Галиции, если это название вам что-нибудь говорит, в тысяча девятьсот шестнадцатом году служил мой друг, фельдфебель-лейтенант, а в том же городишке, названия я сейчас не припомню, что, впрочем, не играет никакой роли, проживала одна женщина.

— Спорим: маленькая, хрупкая, худенькая женщина, — сказала Хильда.

— Да, маленькая, хрупкая, худенькая женщина, и когда к ней кто-нибудь заходил, вы понимаете зачем, его потом тут же отвозили в лазарет, диагноз — полное изнеможение. Ну, вы понимаете.

— Что за вздор! Утихомирься, наконец.

— Слушайте меня внимательно, молодой человек. В том же полку был ефрейтор по фамилии Дерек Бачи, он был ординарцем-ефрейтором.

— Подумать только, ну надо же, ординарцем-ефрейтором! — воскликнула Хильда.

— Я говорю это потому, что люди эти получали надбавку, большую, чем обычные солдаты. И когда однажды речь опять зашла о той женщине, мой друг, фельдфебель-лейтенант, говорит ординарцу-ефрейтору: «Ты, — говорит мой друг, — ты же, кажется, венгр. Может, попробуешь с этой женщиной? Ведь венгры лучшие мужчины в Европе. Три дня отпуска. Ну, по рукам?»

— Насыпь кофе в кофейник.

Мальчик выполнил просьбу Хильды. Она залила ржаной кофе водой.

— Короче говоря, Дерек Бачи берет бутылку самогона, получает надбавку и в этот вечер не приходит назад, и на следующий день его нет, и вечером. А приходит он только через день. И все спрашивают: «Ну как?» «Идите туда, — говорит Дерек Бачи, — и смотрите сами».

— А теперь навостри уши. Венгр и женщина — что-то будет!

— Женщина лежала на постели и успела только еле слышно прошептать…

— Да не нагоняй ты на мальчонку страха, старый осел! — проворчала Хильда.

— «Мужчина не виноват, — сказала она, — я сама так хотела. Он был лучше, чем я».

— Это же был венгр! Понимаешь, венгр! Мадьяр! Эйен! — вставила Хильда.

— Клянусь мамой, все думали, что она умирает.

— Потому что она была такая маленькая и хрупкая, настоящая куколка. — Хильда передала мальчику еще горсть зерен.

— Но она оклемалась. И к счастью, мой друг, фельдфебель-лейтенант, взял тогда с собой людей, которые могли все подтвердить. Слух об этом случае докатился до офицерского казино. А там был такой обер-лейтенант по фамилии Чокай, может, вы уже где-нибудь слышали его имя. Его отец был главнокомандующим, и поэтому Чокай знал многих людей, даже в Вене. Он написал в Вену в один госпиталь врачу, полковнику, имя его я сейчас не припомню, и спросил, что тот думает по этому поводу. В ответ на это из Вены тут же прислали трех профессоров из университета, все знаменитости с мировым именем, специалисты в области сравнительной урологии, три корифея. И они восемь дней обследовали Дерека Бачи. Один из профессоров, такой примериус профессор доктор Йозеф Белославек, родом из Брюнна…

— Кажется, раньше он был из Мэриш-Трюбау, — поддела Хильда.

— Так вот, он сказал моему другу, фельдфебелю-лейтенанту: такое ему ни разу не встречалось на практике ни в Мэриш-Трюбау, ни в Брюнне. Настоящий феномен. Спустя неделю они установили, в чем была загвоздка. А дело было в том, что там, где у вас и у меня два, вы понимаете где, у него было три. Так вот, там у него было три, вы понимаете чего. И именно поэтому он мог так много, потому что, пока два были в работе, третье могло отдохнуть. Но что интересно, он был абсолютно бесплоден. У него было много, однако много не всегда дает много, если в этом нет того, что составляет суть. Вы понимаете? Узнав это, он тут же пришел к примериусу Белославеку и спросил: «Господин главный врач, разрешите обратиться с вопросом, можно ли здесь что-нибудь сделать?» Тогда три светила собрались на консилиум и выразили ему свое решение в том смысле, что лишнее надо вырезать.

— Меня тошнит от твоего рассказа, — сказала Хильда.

— Так не слушай! Верите, совершенно безвредное хирургическое вмешательство. И в ту же неделю его прооперировали, а теперь он живет неподалеку от Румберга и у него шесть детей. Как выяснилось при операции, это лишнее нейтрализовало два остальных. Вы понимаете, молодой человек? Нейтрализовало!

Господин Нечасек умолк, а мальчик совсем растерялся. Чтобы хоть что-нибудь сказать, он спросил:

— А разве им нечем было другим заняться там, на войне?

— И для таких вещей всегда есть время, — ответил господин Нечасек. — Может быть, в грядущей войне уже нет, но тогда еще были другие времена.

— Вы думаете, будет война, господин Нечасек?

— Войны бывают всегда. Они всегда были и всегда будут.

— Ты становишься все ограниченнее, — упрекнула Хильда.

— И кто против кого, господин Нечасек? — поинтересовался мальчик.

— Об этом я предпочел бы не распространяться, молодой человек, — ответил господин Нечасек.

Потом они пили кофе. Господин Нечасек, лежа в постели, наблюдал за мальчиком, который неотрывно смотрел на Хильду. Она держала чашку перед собой, низко к ней наклонившись, открывая его взору сильное крепкое тело.