Современная повесть ГДР

Дитер встал из-за стола, я прошла за ним до двери в комнату. Он раскрыл свой чемодан, приподнял кончиками пальцев рубашки, брюки, пуловер и снова бросил их, точно они вызывали у него отвращение.

— Ты ошиблась. — В его голосе звучала зловещая вежливость. Во мне все мгновенно напряглось, я почувствовала, как накаляется атмосфера. — Мы отправляемся в деревню, моя дорогая, а не на правительственный прием!

— Но я же тебя спрашивала…

— Неужели я должен обо всем заботиться сам? — Теперь он уже перешел на крик. От вежливости не осталось и следа, в комнате бушевала буря. — Неужели тебе мало, что я работаю, как вол, день и ночь, и все для того, чтобы ты могла наслаждаться своим комфортом!

— Да, — сказала я, — этого мне мало.

Я чувствовала, что перегибаю палку, и довольно сильно. Но любая попытка примирения не помогла бы сейчас. Стычка была неизбежной, рано или поздно гроза должна была разразиться. Мое преимущество состояло в том, что я сама вызвала ее.

— Ну что ж, пожалуйста, — крикнул он, — можешь уходить в любую минуту, если тебе такая жизнь больше не подходит! Никто тебя не удерживает!

Он поднял чемодан над головой, перевернул его, и все содержимое вывалилось на ковер.

— С этим, — он показал на кучу одежды на полу, — я сам справлюсь.

Я бросилась в ванную и заперла изнутри дверь. Он хотел было ворваться туда вслед за мной, но дверь не поддалась.

— Открой сейчас же, — крикнул он. — Это моя квартира!

Я молчала. Сейчас, подумала я, он выбьет дверь. Несколько секунд стояла тишина. Потом я услышала хриплый возбужденный голос Дитера:

— Ты понимаешь, что в такой обстановке о поездке не может быть и речи? Этого ты, наверное, и добивалась!

Только не поддаваться на провокации, думала я и продолжала сидеть молча. В общем — немая дуэль: между нами дверь и мы по обе стороны, совсем рядом друг с другом! Наконец послышались удаляющиеся шаги. Он сдался.

Когда я вошла в спальню, Дитер лежал в постели и притворялся спящим. Я повернулась к нему спиной, задышала медленно и глубоко. Над кроватью незримыми клинками скрещивались наши полные мстительной злости мысли. Среди ночи он неслышно встал и проскользнул в комнату. Я видела сквозь щелку, как он укладывал в чемодан свои вещи: Дитер не переносил беспорядка. Успокоившись, я устроилась поудобнее и тотчас заснула.

Утром затрещал будильник — видимо, он завел его ночью. Мы молча позавтракали сухим хлебом. Пока Дитер относил чемодан к машине, я налила кофе в термос. Мы выехали ровно в восемь. При въезде на автобан, на заправке, он подчеркнуто вежливо поговорил с заправщиком о давлении в шинах, о прогнозе погоды на сегодня. Это были его первые слова за все утро.

Но между нами царило молчание. Дитер ожесточенно сжимал баранку. Я не собиралась уступать ему ни на йоту. Лишь в обед, на стоянке, когда мы ожидали свободных мест в переполненном ресторане, плотина отчуждения прорвалась. Дитер пожалел, что забыл прихватить с собой специально приготовленный оттиск какой-то научной статьи, которую хотел передать Герду. В своем монологе, предназначавшемся для меня, он рассуждал, не стоит ли вернуться за ней обратно.

И хотя Дитер не смотрел на меня, было ясно, что он уже сдается.

— Ты можешь послать статью по почте, — сказала я и положила ладонь ему на руку.

В ответ он благодарно улыбнулся.

Когда мы уже были в усадьбе Герда, я почувствовала приближение приступа мигрени. Но трогательное участие гостей помогло мне быстро освоиться в новом окружении.

РЕНИ

В первый вечер мы собрались вокруг костра, который разложил во дворе Герд. Всеми владело какое-то необычное нервное возбуждение. Причина была одна: мы ждали приезда Карины. Стоило затарахтеть на улице какой-нибудь машине — и все головы разом поворачивались к воротам.

Карина, естественно, не явилась. Жаль, что уже стемнело и нельзя было запечатлеть всю эту романтическую картину на пленку. Угощение оказалось просто потрясающим, но, по-моему, никто, кроме меня, этого не заметил. Настроение у собравшихся было как на свадьбе, на которую не пришла невеста. Первой сорвалась Анна.

— Да черт с ней! — закричала она. — Пусть пропадает пропадом в своей берлоге, если мы ей не по вкусу!

— Не болтай ерунды! — оборвал ее Герд. Но Анна высказала, пожалуй, то, что было у всех на уме. Только до Марги ничего не дошло. Она испуганно спросила, в чем дело. Услышав это, Дитер рассвирепел настолько, что прямо-таки застонал от злости. Я расхохоталась во все горло, и все сразу уставились на меня с осуждением — как же, ведь я нарушала всю многозначительность происходящего. Но культ Карины стал мне уже поперек горла.

Потом, когда гости подвыпили, всеобщее напряжение немного спало. Но теперь я уже не могла избавиться от мысли о Карине. Неподвижно уставясь на огонь, я пыталась представить себе, какой же должна быть женщина, имеющая такую власть над окружающими. Мне рисовались разные образы: то это была особа крайне мужского склада, то обладательница сверхъестественной сексуальности. Наверное, к тому времени в голове у меня тоже изрядно шумело. Чтобы скрыть свои фантазии, я несла всякий вздор.

Скорее всего, Карина занимает меня так сильно потому, что я не имею о ней ни малейшего представления. То, что я слышала от разных людей, настолько отличалось друг от друга, точно речь шла о разных женщинах. Я думаю, нет ничего интереснее того, чего мы не знаем.

РОТКОПФ

С вечерним поездом прибыли чужаки. Они сразу же бросились мне в глаза.

Сперва я думаю — отец с дочерью. Но потом примечаю: между ними что-то есть. Он показывает ей вниз, на деревню, потом на окрестные места, что-то болтает, а она таращит глаза вовсе не на ландшафт, а на него и вдруг кусает так легонько ему ухо. Тот поворачивается ко мне и отодвигает ее в сторону. Ну, все ясно!

Нам надо было отцепить от состава вагоны с удобрениями. Когда локомотив отъехал, эти все еще стояли на небольшом перроне. Было похоже, что они ссорятся. Она порывалась идти, он в чем-то ее убеждал.

Я смотрел на них, прислонившись к двери своей будки. Девчонка подошла ко мне и заявила: им, дескать, надо во Фронхаг и пойдет ли туда сегодня автобус.

— У нас ведь багаж, — добавила она.

Они в самом деле несли чемодан и дорожные сумки. Девчонка была бледная и тощая, ей было едва ли за двадцать. Стыд и срам, подумал я. Она — и эта старая перечница! Я сразу вспомнил прощелыгу учителя, который загубил дочку Зегемюллера. Той-то, как я уже говорил, вообще и четырнадцати не стукнуло.

— Нет, — ответил я, — автобусов больше не будет.

Она вернулась к мужчине, вид у того был порядком заморенный. Круглые половинки ее зада, туго обтянутые брюками, катались, как два яблока. Я представил, как она ложится в постель со своим старым козлом, и мне стало не по себе. Они пошли, держа чемодан вместе, а в свободных руках — по дорожной сумке.

— Так вам не добраться, — крикнул я. — До Фронхага неблизко. Если хотите, я привезу туда ваши вещи, как рассортируем последний состав.