Современный Евгений Онегин

Былой любви припомнив дату,Страстей распутывая нить,По телефону-автоматуРешил Онегин позвонить.Кому? Конечно, ей, Татьяне!Пишмашинисткою в Госплане,Отчётами окружена,Четвертый год сидит она!Немного надо человекуДля срочной связи в наши дни.Имеешь гривенник – звони,Иди в ближайшую аптеку,А там уж ждёт тебя плакат,Он прост: «Испорчен аппарат [71] .(А.Г. Архангельский, М.Я. Пустынин, 1932)

71

Судьба Онегина… С. 355.

Так «вписываются» в новый исторический контекст травестированные персонажи из старого «классического» образца – главные герои создаваемых пародий.

Еще одним важным условием появления литературных пародий может служить обстановка социальной борьбы (чаще всего – борьбы идеологической или внутригрупповой), которая происходит в обществе и отражается в его литературе. К примеру, превосходная пародия Д.Д. Минаева «Евгений Онегин нашего времени» появилась в результате обостренной литературной полемики между журналами «Русское слово» и «Современник», полемики по поводу статьи оригинального публициста Д.И. Писарева «Пушкин и Белинский», опубликованной на страницах «Русского слова» в 1865 г. [72] Одним из корифеев жанра литературно-журнальной пародии и настоящим лидером в этой области сатиры в эпоху расцвета «русского нигилизма» 1860–1870-х гг. следует считать, однако, отнюдь не поэта-юмориста Д.Д. Минаева, а более крупную политическую фигуру – революционного демократа Н.А. Добролюбова, с изощренностью дополнявшего свои литературно-критические статьи многочисленными пародиями, как стихотворными, так и прозаическими, авторство которых успешно скрывалось при помощи разнообразных псевдонимов. Пародии эти публиковались преимущественно в непериодических, раритетных выпусках «Свистка» – сатирического приложения к журналу «Современник» в конце 1850-х – начале 1860-х гг. [73]

72

См.: Минаев Д.Д. Собрание стихотворений. М., 1947. С. 455; Судьба Онегина… С. 473–474.

73

См.: «Свисток». Сатирическое приложение к журналу «Современник». 1858–1863 гг. М., 1981.

В советскую эпоху ведущие отечественные пародисты, естественно, не стремились появляться перед недремлющим оком цензоров и читателями в облике революционных идеологов-обличителей или пропагандистов нетривиальных идей. В 1930–1950-е гг. даже малейший намек на идеологическое инакомыслие мог привести к роковым последствиям для любого советского человека. Хорошим подтверждением тому может служить творческая судьба талантливого литератора А.А. Хазина, автора остроумной пародии «Возвращение Онегина», опубликованной в 1946 г. в журнале «Ленинград». В хорошо известном в послевоенные годы постановлении ЦК ВКП(б) «О журналах «Звезда» и «Ленинград» (1946) это литературное произведение подверглось такой свирепой партийной критике, которая навсегда закрыла А.А. Хазину путь не только в пародисты, но и в советскую литературу вообще. Главный идеолог страны, секретарь ЦК ВКП(б) А.А. Жданов, в своих публичных выступлениях тех лет превратил облик малоизвестного сатирика Хазина в зловещую фигуру пошляка и вредителя, беззастенчиво орудующего на советском идеологическом фронте. Привожу характерный фрагмент одного из выступлений А.А. Жданова того времени:

«Смысл пасквиля, сочиненного Хазиным, заключается в том, что он пытается сравнивать наш современный Ленинград с Петербургом пушкинской эпохи и доказывать, что наш век хуже века Онегина. Приглядитесь хотя бы к некоторым строчкам этой “пародии”. Всё в нашем современном Ленинграде автору не нравится. Он злопыхательствует, возводит клевету на советских людей, на Ленинград. То ли дело век Онегина – золотой век, по мнению Хазина. Теперь не то – появился жилотдел, карточки, пропуска. Девушки, те неземные, эфирные создания, которыми раньше восхищался Онегин, стали теперь регулировщиками уличного движения, ремонтируют ленинградские дома и т. д. И т. п. Позвольте процитировать одно только место из этой “пародии”:

В трамвай садится наш ЕвгенийО, бедный, милый человек!Не знал таких передвиженийЕго непросвещенный век.Судьба Евгения хранила,Ему лишь ногу отдавилоИ только раз, толкнув в живот,Ему сказали: “Идиот”!Он, вспомнив древние порядки,Решил дуэлью кончить спор,Полез в карман…Но кто-то спёрУже давно его перчатки.За неименьем таковыхСмолчал Онегин и притих.

Вот какой был Ленинград и каким он стал теперь: плохим, некультурным, грубым и в каком неприглядном виде он предстал перед бедным, милым Онегиным. Вот каким представил Ленинград и ленинградцев пошляк Хазин» [74] .

74

Жданов А. Доклад о журналах «Звезда» и «Ленинград». Сокращенная и обобщенная стенограмма доклада товарища А.А. Жданова на собрании партийного актива и на собрании писателей в Ленинграде. М., 1952. С.15–16.

Как видим, пронизанный партийным политическим пиаром образ советского пародиста в 1940-е гг. вполне мог сближаться и даже совпадать с образом советского диссидента 1950–1970-х гг. Тем не менее пародисты в СССР не переводились во все времена, хотя некоторые из них, к сожалению, мало чем отличались от литературных цензоров.

Литературная пародия, лишенная партийной директивности, но близкая к хамоватой цензурной цепкости, продолжала существовать в советские «застойные» времена, к примеру, в творчестве известного литератора А.А. Иванова. Творческий метод написания пародий у А.А. Иванова можно было назвать цензурно-редакционным, хотя для смягчения общего читательского впечатления от проделываемых травестийных трюков именовался он иногда поисковым. Основной принцип его действия был прост. Найдет А.А. Иванов, бывало, какой-нибудь несовершенный или не совсем удачный стишок у собрата-поэта, к примеру – такой:

Нет у меня Арины РодионовныИ некому мне сказки говорить.И под охрипший ящик радиоловыйПриходится обед себе варить.

И тут же пишет небольшую пародию по этой теме:

Нет у меня Арины Родионовны,И я от бытовых хлопот устал.Не спится, няня. Голос радиоловыйМне заменил магический кристалл.Грущу, лишенный близости старушкиной,От этого недолго захандрить.Нет у меня того, что есть у Пушкина,И нечего об этом говорить.Нет Кюхли, нет Жуковского, нет Пущина,Нет Дельвига! Не те пошли друзья.В Большой энциклопедии пропущенаКрасивая фамилия моя.Мои рубашки в прачечной стираются,Варю обед, сажусь чайку попить.Никто меня, видать, не собираетсяОбнять и, в гроб сходя, благословить.Поэтому-то я готовлюсь к худшему,К тому, что не оценят, не поймут…А впрочем, что ни делается – к лучшему:Меня, по крайней мере, не убьют [75] .

75

Иванов А.А. Плоды вдохновения. Литературные пародии. М., 1983. С. 5.

Простому советскому читателю, понятно, и любопытно и смешно наблюдать подобные стихотворные «перелицовки». Но вот пародируемый Ивановым поэт-неофит уже и унижен, и оскорблен. Однако официальная советская цензура, безусловно, довольна деятельностью своего внештатного поэта-острослова. К тому же и сам Иванов при деле: публикует один за другим сборники юмористических стихов, а затем и на телевидение ведущим передачи «Вокруг смеха» устроился, чтобы по цензурным меркам высмеивать всех пишуших самобытные стихи в СССР своими пародиями. Для меня же цензурный стиль работы, унижающий авторов пародируемых произведений, был с самого начала совершенно неприемлем, поскольку нетрудно было сообразить, что многие пародии по качеству их травестийной отделки стояли гораздо ниже, чем пародируемые ими литературные произведения-образцы.

Политико-идеологические факторы, оказывавшие чрезвычайно сильное влияние на пародистов и их творчество в советское время, тем не менее, нельзя считать доминирующими. Очевидно, что неограниченные возможности для литературного пародирования представляют и приемы так называемых языковых (лингвистических) игр. Приемы эти столь многочисленны и разнообразны, что перечислять и давать им всем характеристики в этой «объяснительной записке» совершенно не представляется возможным; к тому же почти все они уже были охарактеризованы в соответствующих работах справочного и исследовательского характера [76] . Хочу подчеркнуть лишь, что именно с помощью приемов лингвистических игр можно наиболее точно передать то психологическое состояние, которое, пожалуй, сильнее всего волновало меня в период 1987–1991 гг., – состояние, пронизанное чувством полнейшей абсурдности всего происходящего вокруг. В те дни мне казалось иногда, что в советской повседневности я наблюдаю какую-то плохо поставленную пьесу из авангардистского театра абсурда, и, как увидит читатель, это же чувство отражалось даже в советской прессе того времени (более подробно коснусь этого в разделе «Синтез»). В заключение своего краткого резюме о значении лингвистических игр для развития жанра пародии хотелось бы привести всего один пример – фрагмент из упоминавшегося сочинения Д.Д. Минаева. Пародируя письмо Татьяны к Онегину, автор дополняет его мысленным комментарием своего героя – Онегина, создавая тем самым не только пародийную, но и абсурдную, по сути дела, ситуацию.

76

См., напр.: Квятковский А.П. Поэтический словарь. М., 1966; Гаспаров М.Л. Избранные статьи. М., 1995; Русский стих: метрика, ритмика, рифма, строфика. М., 1996; Зубова Л.В. Современная русская поэзия в контексте истории языка. М., 2000; Санников В.З. Русский язык в зеркале языковой игры. М., 2002.

Я к вам пишу – чего же боле?(В любви признанье! Вот те на!)Теперь я знаю, в вашей волеПодумать, как смешна она.(Ещё бы! Как ещё смешна!)Сначала я молчать хотела(Недурно б было помолчать!)Когда б надежду я имелаХоть раз в неделю вас встречать,Чтоб только слушать ваши речи…(Вот любопытная черта!Не раскрывал пред ней я ртаОт первой до последней встречи)Зачем вы посетили нас?(О, мой создатель! Вот беда-то?)Я никогда б не знала васИ, новым чувством не объята,Была б со временем – как знать? —(Так чем же я-то мог мешать?Иль понимать я стал всё туго!..)И превосходная супруга,И добродетельная мать.(Живи, как знаешь, в этом свете!С кем хочешь шествуй к алтарю!..)Но в высшем суждено совете:Ты мой теперь!.. (Благодарю!)Я знаю, ты мне послан Богом.(Ведь это, наконец, разбой!)Вся жизнь моя была залогомСвиданья верного с тобой.Ты в снах ко мне являлся часто.(Да чем же я тут виноват?Приснился вам я, ну и баста! —Про всякий вздор не говорят).В душе твой голос раздавалсяДавно… Нет, это был не сон!..(Вот неожиданно попался!Вот вам Вольмар и Ричардсон) [77] .(Д.Д. Минаев, 1860)

77

Судьба Онегина… С. 170–171.

Анализ пародийной травестии текста «Евгения Онегина» позволил выявить еще две существенные тенденции, характерные для этого процесса как в XIX, так и в XX в.

Первая тенденция указывает на различия в процессах травестии, существовавшие в русской (в XIX в.) и в советской (в XX в.) областях пародирования пушкинского текста. Суть этих различий заключается в том, что в XIX в. травестии в тексте «Евгения Онегина» подвергались в основном характеры персонажей произведения, а в советское время (особенно в период 1930–1950-х гг.) травестия характеров пушкинских героев уступила место травестии бытовой обстановки. Проблемы советской повседневности начали как бы возвышаться и доминировать над проблемами взаимоотношений между людьми – героями пародий. Бытовые и идеологические клише даже в создаваемых в то время пародиях полностью заменили собой то, что позднее, в годы горбачевской перестройки, стали именовать «человеческим фактором». Приведу несколько характерных примеров, демонстрирующих проявление этой тенденции: