Современный Евгений Онегин

Изучив работы наиболее авторитетных литературоведов, комментировавших содержание пушкинского романа в стихах – Н.Л. Бродского, В.В. Набокова и Ю.М. Лотмана – я постарался выработать собственный подход к стилю комментирования. Особенности комментирования, на мой взгляд, должны были состоять в том, чтобы не ограничиваться краткими формулировками, рекомендуемыми авторами новейшего «Справочника издателя и автора», [60] но и не впадать в научный академизм, то есть в максимальное «разжевывание» содержания комментируемого произведения. Поскольку историю происхождения текста и различные формы его травестии предполагалось рассмотреть уже в «объяснительной записке», сам комментарий должен был охватывать и истолковывать лишь лингвистическую (словарно-фразеологическую) и историко-событийную (фактологическую) стороны текста. Постмодернистские же элементы комментария и, в частности, так называемый «фикциональный комментарий» [61] лишь в очень небольшой степени повлияли на стиль и содержание моих высказываний при комментировании. Следует подчеркнуть также, что в комментариях я отнюдь не собирался выступать в качестве стиховеда-эксперта (хотя принцип построения онегинской строфы все же пришлось разъяснять). Моё внимание как комментатора должно было направляться в первую очередь на исторические и политические фрагменты травестированного текста а также на все фрагменты, характеризующие интертекстуальную основу создаваемого литературного произведения. Такой подход закономерен: ведь интертекстуальность в литературе, подобно сравнительно-историческому подходу в истории, является основой любого травестированного произведения.

60

См.: Мильчин А.Э.,Чельцова Л.К. Справочник издателя и автора: Редакционно-издательское оформление издания. М., 2014. С. 606–609.

61

Подробнее о нем см.: Беляева И.С. Фикциональный комментарий в литературе постмодернизма. М., 2012. (Д.Д. Минаев, 1860)

После того как стилизация и бурлескная травестия выпали из разряда литературных инструментов, предназначенных для переделки текста «Евгения Онегина», все внимание было сконцентрировано на пародии. Этот сатирический жанр, несомненно, является и самой многочисленной разновидностью подражаний тексту пушкинского произведения. Напомню читателям, что при создании пародии должны обязательно соблюдаться два условия: 1. Изменение сюжета путем переделки (травестии) текста, и 2. Сохранение общего стиля пародируемого произведения. В отличие от неопытного А.И. Полежаева поэты-пародисты второй половины ХIХ – начала ХХ в. уже вполне овладели техникой сочинения онегинской строфы и довольно искусно меняли как облик литературных героев, так и сюжет произведения, добиваясь более-менее радикальной замены содержания пушкинского «бренда». Оставляя в стороне претендующие на высокоумие теоретические рассуждения отечественных литературоведов о пародии, я пытался теперь уже вполне самостоятельно определить условия и приемы травестии, превращающие исходный текст в пародию.

Выяснилось, что большое значение имеет прежде всего исторический контекст, то есть историческая обстановка, в которой развивается действие пародии. В наиболее искусных пародиях первые строфы литературных переработок сохраняют в измененном виде образы и дядюшки-мецената, и его племянника, но сюжет с самого начала подчинен времени, месту и политической обстановке, в которой пребывают персонажи травестированного произведения. Постараюсь показать читателям на примерах, как это делается. В скобках за текстом фрагмента пародии указываю фамилию автора и время первого появления пародии в печати.

«Мой дядя, как Кирсанов Павел,Когда не в шутку занемог,То натирать себя заставилДухами с головы до ног.В последний раз на смертном ложеХотел придать он нежность кожеИ – приказал нам долго жить…Я мог наследство получить:Оставил дом он в три этажа,Но у него нашлись врагиИ дом был продан за долги,А так как “собственность есть кража”(Как где-то высказал Прудон)Я рад, что дома был лишен».Так думал в Северной ПальмиреМагистр естественных наук,Пришлец из Западной Сибири,Семинариста старший внук.Друзья мои! Без проволочкиХочу сейчас же, с первой строчкиС героем повести моейВас познакомить поскорей.Онегин, добрый мой приятель,Был по Базарову скроен:Как тот, лягушек резал он,Как тот, искусства порицатель,Как тот, поэтов не ценилИ с аппетитом ел и пил [62] .«Мой дядя самых честных правил,Когда пришел переворот,Он министерский пост оставилИ стал дежурить у ворот.В душе пославши всем проклятье,Избрал он новое занятье:Бродил по городу как тень,Съедал осьмушку хлеба в день,По вечерам топил буржуйку,Возяся с краденой доской…Он проклял день, когда с тоскойПродал пальто, одевши чуйку,И вместо “барин” услыхал“Товарищ”… Черт бы их побрал!».Так вспоминал его повеса,Родной племяш, попав в купе.Его сжимали два балбеса,Ногами став на канапе.Уже не страшны были боши,Зато нещадно ели вошиПод несменяемым бельём,Вкруг пахло потом и гнильём,Ну а подчас и много хуже…То были дни, когда народДавал прогрессу поворот,Когда в вагонах были лужи:Пройти не думая в толпе,Дела все делали в купе.Была та скучная година,Когда, смешавшись, как орда,Вся наша русская дружинаС фронтов бежала кто куда,Влезая в поезда со стономНа крышах, даже под вагономЭвакуировался люд,Весь нагруженный, как верблюд,Попасть домой лишь полон страсти.Он никого не признавал,Повсюду был сплошной развал —Ещё не чувствовалось власти,И над страною залеглаЕщё предутренняя мгла» [63] .(Н.А. Тучков, 1926)

62

Судьба Онегина… С. 161.

63

Судьба Онегина… С. 326–327.

«Мой дядя самых честных правил,Ценя строительства подъём,Всех уважать себя заставилИ подписался на заём.Его пример – другим наука,Но, бывший бог! Какая скукаВсю жизнь над деньгами дрожатьИ облигаций не держать».Так думал молодой Евгений(Хотя ему уж больше ста),Опять в знакомые местаПриехав после похождений.Итак, Онегин вновь в Москве.Подробности – в другой главе» [64] .(А.Г. Архангельский, М.Я. Пустыин, 1932)

64

Там же. С. 349.

Исторический контекст пародии в значительной степени определяет и формат образа ее главного героя – Онегина. Вот каким нетрадиционно-нестереотипным он предстает перед читателями в пародийных строфах Lolo (Л.Г. Мунштейна), Н.К. Чуковского и В.А. Адольфа:

Онегин пушкинской эпохиДля нас – седая старина.От романтизма только крохиОстались в наши времена.«Разочарованность» не в моде,Хоть нам, славянам, по природеОна сродни и в наши дни(Как это было искони),Но изменилась, устарела:Плащ Чальд-Гарольда обветшал,Забыто слово «идеал»;Сказать «устал» – ты можешь смело,«Разочарован» – общий хорС насмешкой скажет: «Что за вздор!»Его отец – землевладелец,Шестидесятник-либерал,Враг светских пошлостей, безделиц —Капиталистов презирал…«Борца» хотел он видеть в сыне,Но глас его звучал в пустыне…Евгений, кончив курс наук,Не признавал отцовских «штук».«Нужны не деньги человеку,А сердце, ум», – твердил отец,Но сын предвидел злой конецИ учредил над ним опеку,И начал жизни шумный пир,Когда старик покинул мир [65] .(Lolo, 1896)

65

Судьба Онегина… С. 201, 202.

В гимназию не для ученьяЕвгений по утрам ходил.О сущности миротворенья,О Боге с Ленским говорил.А Ленский звался Гришей Бродским,Бердичевский с нижегородскимОн стиль бессовестно мешал,В зелёном френче щеголял,Имел пробор неотразимый.В фуражке с красною звездойНа Невском носится порой,Фортуной папиной хранимый,Заходит в каждое кафеИ носит брюки галифе.Кто скажет: «Клятвы не нарушу,Конца у нашей дружбы нет»,Онегин с Ленским душа в душуВдвоем прожили много лет.Вдвоем и с «русского» бежали,Вдвоем Каутского читали,Вдвоем смеялися поройНад романтической трухой.Устав от споров и вопросов(Так что ж? Мудрить не вечно нам!)На Невском задевали дам,Декольтированных матросов —Был Ленский опытен и смел,Онегин трусил и краснел [66] .(Н.К. Чуковский, 1920)

66

Судьба Онегина… С. 287.

Итак, Онегин мой скучает,Душа уныния полна.Лицо героя окаймляетБелеющая седина.Ведь он не стар ещё годамиНо, несомненно, (между нами)Вся жизнь его была такой,Когда стареет молодой.Душой и телом он изношен,И ночи долгие без сновОт кутежей, от вечеров…Весь мир ему довольно тошен…А до бессонницы легкоДойти от чистого Клико.Он разучился лицемеритьИ разговор его не нов.Ему никто не может верить.Он не свободен от оковСарказма, злобы и бессилья…Напрасны все его усильяКазаться больше молодым —Они рассеялись как дым.Не может он уже тревожитьСердца кокеток записных,Уже соперников своихНе в состоянии уничтожить;Но помнит он в душе своейДела давно минувших дней [67] .(В.А. Адольф, 1927)

67

Судьба Онегина… С. 126

А вот как выглядит травестированный образ Онегина в эмигрантской литературе у Лери (В.В. Клопотовского):

«Когда злой ВЦИК вне всяких правилПошел на жителей в походИ чистить ямы их заставил,Как злонамеренный народ,Блажен, кто дней не тратил даромИ к коммунистам-комиссарам,Не утаив культурных сил,На службу сразу поступил.Кто в ней сумел, нашедши норму,Смысл исторический понять,Одной ногою, так сказать,Став на советскую платформу,Кто приобрёл лояльный лик,Хотя и не был большевик», —Так думал молодой Евгений,Герой неопытных сердецИ двух советских учрежденийСолидный служащий и спец.Его пример – другим наука,Но – боже мой! – какая мукаХодить в нелепый совнархоз,Писать усердно и всерьёзПреступно глупые бумажки,Тоскливо дни свои влачить,С надеждой к карте подходитьИ, подавив в груди стон тяжкий,Твердить совдепу про себя:«Когда же черт возьмет тебя!.Учтя уроки поголовнойПереоценки лиц и сил,Своей родней и родословнойОнегин хвастать не любил.А чтоб и мне, в известной мере,Не повредить его карьере,С его семьёю в этот часПозвольте не знакомить вас,Мой любознательный читатель.Но на вопрос, каков собойМодернизованный герой —Онегин, добрый мой приятель —Ответить ясно вам готовВ стихах последующих строф.Упорных, стойких убежденийОнегин с детства не имел,И без особых угрызенийДобился чина «управдел».Не знал он лозунгов любимыхИ при бесчисленных режимахИх, как бельё, переменял,При всех правительствах стоялОн близко к сферам, в авангардеЛовцов доходных, теплых мест,Где человек и пьёт и ест…Служил при гетмане он в Варте,И как-то сам Эйхгорн решил,Что он умен и очень мил [68] .(Лери, 1924)

68

Судьба Онегина… С. 290–291.

Менее определенно, но столь же предсказуемо вписываются в исторический контекст «романтические» фигуры Ленского и Татьяны (прочих персонажей пушкинского романа в стихах авторы пародий редко выводят на страницы своих произведений – они и в пушкинском тексте более чем пародийны). Ограничусь примерами из пародий К.И. Чуковского, Lolo, А.Г. Архангельского и М.Я. Пустынина:

С тобою, помнишь, на «камчатке»Володя Ленский пребывал.В свои латинские тетрадкиУчителей он рисовал?Ты помнишь, привязал бечёвкуК его ноге, пиша диктовку,Дабы при каждой запятойОн дергал связанной ногой.Вы это звали телефоном…Но сей полезный телефонНачальством не был оценён:Одначе, братец, ты астроном —Инспектор Ленскому сказалИ за рукав легонько взял.Ты помнишь, сей безвинный генийУдел всех гениев познал,И от сердечных попеченийЕго инспектор оторвал…Его изгнали… Бледный, кроткийПредстал он перед старой тёткойС ненужной книжкою в руках,С мольбой в испуганных очах…Сначала он хотел в монахи,Потом в гусары, а потомНазвал Евгенья подлецом,Стал красные носить рубахиИ на челе изображатьГлубокомыслия печать [69] .(К.И. Чуковский, 1904)

69

Судьба Онегина… С. 255–256.

Порхает флирт «полуневинный»На даче Лариных-сестёр:Царят в хорошенькой гостинойЦветы, духи и милый вздор…Предупреждаю вас заране,Что нет совсем в моей ТатьянеТатьяны пушкинской примет!Моя Татьяна любит светИ обожает Мопассана,Прочла «Pucelle», прочла «Nana»И не мечтает у окна,Как бледнолицая Светлана…Ей лет с четырнадцати мать«Всё» разрешила понимать… [70] (Lolo, 1896)

70

Там же. С. 211.