Современный грузинский рассказ

Время приближалось к полудню. Дато пошел к роднику и, поплескав в лицо холодной водой, побежал по дороге. Вскоре он оказался в нижней части деревни. Вокруг никого не было. Только неподалеку, возле дерева, стоял чей-то ишак. В голове у Дато мелькнула мысль; а что, если сесть верхом и догнать их? Но он тут же передумал, хотя ему не раз приходилось ездить на ишаках. Да что там ездить, можно сказать, что все свое детство он провел на спине ишака: ездил ли он в лес за дровами или ягодами, доставлял ли домой воду или фрукты…

Но сегодня — другое дело! Сегодня он постеснялся бы сесть на ишака, хотя и сам толком не знал, что в этом постыдного или смешного. Он просто не мог ехать на таком невзрачном животном! Все что угодно, только бы не оказаться смешным в глазах этой девчонки! Он помчался дальше, к концу деревни. Там начиналось кукурузное поле, высокие стебли, освещенные ярким солнцем, тихо качались от легкого ветра. И посреди поля стоял белый конь! Дато засмеялся и побежал к нему. Этот белый высокий жеребец давно нравился ему. Но раньше — просто так, а сейчас он вдруг понял, что конь — настоящий красавец!

Дато погладил его по шее, провел рукой по крупу. Конь доверчиво повернул морду, и они зашагали вдвоем.

Солнце уже прошло зенит и клонилось к закату. Но жара не спадала, а, казалось, стала еще сильнее. Старик кизиловым прутом подгонял ишака, и арба, грохоча, катилась по пересохшей земле. Облако пыли клубилось за ними вслед, и издалека чудилось, будто по дороге движется огромный белый шар.

Арба уже катилась вдоль большого поля.

— Потише, дед, задохнемся мы… — голос старухи был едва слышен.

— Пошел, пошел! — покрикивал старик.

— Когда же кончится эта дорога?! — ныла девочка.

— Помолчи! — ворчала на нее старуха.

Облако пыли с грохотом двигалось вперед.

Неожиданно на вершине холма словно видение возник всадник на белом коне. Через минуту, нырнув в лощину, он исчез из виду, затем показался у подножия холма и стремглав понесся через поле, наперерез двуколке.

— Кого это нелегкая несет? — размышлял старик.

— Бригадир небось или ночной сторож Ника? — пробормотала старуха.

«Как бы не так!» — радостно подумала девочка.

Жарко печет солнце. Посреди недавно убранного поля тут и там раскинулись могучие дубы. Вода в придорожной канаве высохла, и на обнажившемся, в трещинах, дне, словно кусочки глиняной мозаики, лежат листья. Из придорожных кустов то и дело взлетают голуби и, покружив над арбой, садятся на поле. На дороге, точно две борозды, тянется след арбы. Солнце пылает, и горячее марево дрожит над полями.

А белый конь все ближе. Красная рубаха на груди у всадника распахнулась, и горячий ветер полощет ее как флаг. Выгоревшие штаны плотно обтянули ноги, и весь он, упрямый и горячий, чем-то похож на своего коня.

Старики молчали, понимая, что если уж парень решился их догнать, то избавиться от него будет нелегко, и продолжали ехать, делая вид, будто ничего не происходит. Дато это злило, но он сердился не столько на них, сколько на девочку и придумывал для нее самые обидные, самые злые слова, хотя ни за что на свете не осмелился бы произнести их вслух. Сам он тоже притворился, будто оказался здесь случайно по дороге в Алазани, куда он якобы скачет по своим делам…

Старики избегали смотреть в его сторону. Старуха бубнила слова проклятий, а старик думал: «Хоть бы ты поближе подъехал, стервец, я бы сумел достать тебя хворостиной, я бы тебе всыпал!» Девочка чуть-чуть улыбалась и ждала, что будет дальше. Но Дато и теперь не знал, как поступить: не знал этого он ни там, у родника, когда бросился как сумасшедший догонять девочку, ни когда садился на белого коня… Он понимал только одно: девочка уезжает и завтра он уже не увидит ее… От этой мысли у него внутри все дрожало, и он, ничего не соображая, погнался за ней…

Ишак и конь шагали рядом. Дато молчал, старики тоже не произносили ни слова. Неожиданно Дато перегнулся через седло и хлестнул ишака хворостиной. Потом дернул коня в сторону и захохотал. Старик рассвирепел. Девочка вздрогнула, но, услышав смех Дато, засмеялась сама. Дато победно гикнул, слегка притормозив, объехал арбу сзади, как ветер промчался мимо и, резко осадив коня, встал поперек дороги. Арба остановилась. Дато улыбался — озорно, вызывающе. Старики гневно смотрели на него. Целую минуту длилось напряженное ожидание, затем Дато отъехал в сторону и уступил дорогу. Старики вздохнули с облегчением и разом заговорили.

— А ну подойди поближе… Я тебе покажу, стервец! — грозился старик.

«Только б не подошел…» — со страхом думала девочка.

— Ирод ты! Креста на тебе нет! — возмущалась старуха.

«Ох уж эта бабушка…» — беспокоилась девочка.

— Вымахал с каланчу, а ума не набрался! Чтоб ты сдох, окаянный! — вопила старуха.

— Землю бы тебе пахать надо, бугай ты этакий! Погоди, найду на тебя управу! — брызгая слюной, грозился старик.

Дато спрыгнул с коня и прямо по пашне направился к дубу. Нагнулся над лужицей, плеснул в лицо горсть воды. Она струйками потекла по груди. Вскочил на коня, с размаху хлестнул его хворостиной и помчался к темнеющему вдали лесу…

Арба снова тронулась и загромыхала по ухабам. Парень скрылся из виду, и старики успокоились. Отпустив поводья, старик обернулся и протянул девочке кувшин с водой. Но та отрицательно покачала головой. Старуха достала из хурджина большой красный персик, но внучка не притронулась и к персику. Все трое уже почти забыли о Дато, как вдруг из придорожных кустов выскочил всадник и снова преградил дорогу. С прилипшими ко лбу волосами, в потемневшей от пота рубашке, Дато, опустив голову, исподлобья смотрел на них. Потом он стегнул коня, и тот прыжком перескочил на обочину.

Арба покатилась дальше. Дато молча поглядел ей вслед, потом резко дернул коня и поскакал в деревню. За ним протянулась белая полоса пыли, медленно рассеялась и осела, как туман по обе стороны дороги.

«Даже не обернулся…» — подумала девочка.

— Чтоб тебе пусто было! — не унималась старуха. — Хоть бы слово сказал, объяснил толком, что ему нужно… А то гоняется за нами, как рысь… Где это видано, чтобы так себя вели?!

— Попробовал бы только сунуться, я ему… — потряс кулаком старик.

«А чего ему было оборачиваться? Прогнали, вот и ушел…»

Солнце опустилось к лесу. Тени удлинились, голоса птиц, стайками перелетавших через дорогу, зазвучали отчетливее. Откуда-то сверху повеяло прохладой. Ишак остановился у еще не просохшей после дождя лужицы и стал жадно пить. Из лесу не доносилось ни звука.

Девочка задумчиво глядела перед собой.

Ишак напился, фыркнул и, не дожидаясь окрика, зашагал дальше. Колеса арбы опять заскрипели по камням и колдобинам. Хотя ишак от усталости еле двигался, старик не подгонял его. Он сидел, свесив голову на грудь, и солнце жгло его темную от загара, морщинистую шею. Старуха, примостившись между корзин и мешков, не спускала глаз с внучки. Вокруг стояла душная, клонящая в сон тишина.