"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Вы здешний?

Зеллер теребил в руках позолоченную зажигалку, явно нервничая.

— Родился в квартале Ольтрисарко, вырос у площади Грис, там, где погребок «Санта-Маддалена». В восемьдесят пятом я только-только получил диплом, но хорошо помню, какая атмосфера царила в городе. Ein Tirol [90] объявил войну Италии, напряжение нарастало. Если ваш документальный фильм об этом, боюсь, что…

— Меня не интересует терроризм. Это не мой жанр. Меня интересует убийство, произошедшее неподалеку от Зибенхоха, на Блеттербахе.

90

Единый Тироль (нем.).

Судебный следователь задумался.

— Жаль, но мне ничего не приходит в голову.

— В газетах об этом писали мало. Слишком увлеклись грозой, которая унесла около десятка жизней.

— Грозу я помню. Много разрушений. Неудивительно, что преступление не получило огласки. Кого-нибудь арестовали?

— Нет. Дело, насколько мне известно, до сих пор не закрыто.

Глаза Зеллера блеснули.

— Дело об убийстве не сдается в архив до тех пор, пока преступнику не выносится приговор, но если в течение — сколько там прошло? — тридцати лет никому не было предъявлено обвинение, возможно, что документы поступили в архив суда. Хотите, дам вам пару телефонов, чтобы вы сэкономили время, а?

Я просиял:

— Было бы очень любезно с вашей стороны.

2

Архивариус смерил меня взглядом:

— Здесь ничего нет.

— Вы хотите сказать, документы пропали? — протянул я уныло.

— Ничего подобного: я хочу сказать, их здесь нет.

— И где же они могут быть?

— В соответствующей квестуре [91] . Наверное, полицейские не сдали дело в архив вовремя. У них полно бумаг, так что…

Я перебил:

— За тридцать лет так и не сдали дело? Вам такое кажется возможным?

91

Квестура — полицейское управление в Италии.

Это его не касалось.

— Тем более, — пробурчал я раздраженно, — что следствие вели не полицейские, а карабинеры.

Архивариус и ухом не повел.

— Так у них и спросите.

Я вышел из архива, кипя от ярости. Целый день толок воду в ступе, да и елочных игрушек до сих пор не купил. Я припарковался на площади Виттория, за монументом, и смешался с оголтелой толпой в историческом центре Больцано, который местные называют «Портики». Накупил разноцветных звезд, дедов морозов разной величины и по меньшей мере десять кило мишуры и серебряной фольги. Наш дом засверкает огнями.

Я засунул все это в багажник и, перед тем как ехать в Зибенхох, решил сделать последнюю попытку. Позвонил в штаб карабинеров.

После третьего звонка мне ответили скучным голосом.

Я представился, не преминув сослаться на судейского чиновника. Скука пропала, меня стали слушать внимательно.

Я расспросил о капитане Альфьери.

— Могу я с ним поговорить?

— Это затруднительно, господин Сэлинджер. Он умер.

— Очень жаль.

— Достойный офицер. Теперь, если у вас нет других…

— По правде сказать, — вклинился я, — есть еще кое-что…

— Слушаю вас.

В голосе появилось раздражение. Я постарался изложить дело как можно более сжато.

— Я пытаюсь найти документы. Старое расследование, которое вел майор Альфьери.

— Вам следует обратиться в судебный архив.

— Уже обращался, но там сказали, что документов у них нет.

— Странно, — удивился собеседник, — очень странно.

Я не сомневался, что в штабе карабинеров кто-то получит знатную нахлобучку.

— Хотите, назову номер папки?

— Конечно хочу, господин Сэлинджер.

Я продиктовал.

Мой собеседник что-то пробормотал себе под нос. Потом я отчетливо услышал, как щелкают клавиши, терзаемые пальцами, мало приспособленными для таких трудов.

Наконец радостное восклицание.

— Ну конечно, теперь я вспомнил. Убийство на Блеттербахе. Тайна раскрыта, господин Сэлинджер. Дела нет в архиве.

— Оно у вас?

— Оно у мозгоклюя Макса Крюна. В Зибенхохе.

Я остолбенел.

— Что вы сказали?

— Ведь вы оттуда, вы мне сказали, что вы из Зибенхоха.

— Я там живу.

— Тогда вы наверняка его знаете. Глава Лесного корпуса.

— Я его знаю. Вопрос в том, как дело попало к нему в руки.

— А так, что Крюн — сын… хорошей женщины, — веселился карабинер на другом конце провода. — Упрямый как мул. Та история в восемьдесят пятом…

— Вы там были?

— Нет, в то время я преспокойно жил в Поццуоли, хотел стать механиком, и девушки улыбались мне, господин Сэлинджер. Я не так стар, как вы полагаете. Но то, как Крюн всех обвел вокруг пальца, превратилось в легенду. Поэтому я и вспомнил. Ну и тип этот Крюн.

— Мне любопытно. Расскажите, пожалуйста.

— Официально расследование поручили нам, понятно?

— Понятно.

— Следовательно, несколько лет дело находилось здесь, в Больцано. Потом история забылась, и папку передали в архив. Но поскольку речь шла о расследовании убийства, ее не внесли в опись. Она оставалась в подвешенном состоянии, вроде как в некоем бюрократическом лимбе. Такое случается сплошь да рядом. Вы слушаете? Следите за мной, сейчас начнется самое веселье. Крюну это не нравится, и он начинает рыться в законах, статьях и параграфах. Вы, должно быть, знаете, что в Зибенхохе Крюн отвечает в целом за охрану правопорядка. Так вот, согласно закону, который выкопал Крюн из Альбертинского статута [92] , — а закон этот никто никогда не отменял, — государственный служащий, исполняющий функции блюстителя порядка, может затребовать документацию, относящуюся к любому преступлению, совершенному на вверенной ему территории, и держать бумаги у себя столько, сколько ему заблагорассудится, то есть в данном случае, пока они не покроются плесенью.

92

Альбертинский статут — первая конституция объединенной Италии 1848 года.

Он заржал так громко, что я чуть не оглох.

— Вы хотите сказать, — проговорил я после того, как это подобие смеха утихло, — что бумаги находятся в казарме Лесного корпуса в Зибенхохе?

— Именно так, господин Сэлинджер. — Голос в трубке вдруг стал серьезным. — Можно поговорить с вами начистоту? Мне бы не хотелось, чтобы вы неверно поняли мой тон.

— Я слушаю.

— Вот уже двадцать лет мы здесь рассказываем всем новоприбывшим историю Крюна вовсе не для того, чтобы посмеяться над ним. Мы это делаем потому, что он для нас пример. Мы им восхищаемся.

— Как так?

— Убитые были его друзьями, — сухо отчеканил карабинер. — Как бы вы поступили на его месте?

3

Каждый из них искал для себя какой-то путь бегства от Блеттербаха. Каждый из команды спасателей. Вернер, Макс, Гюнтер и Ханнес. И что они нашли?

Гюнтер вырыл себе могилу, пытаясь потопить ужас в алкоголе. Ханнес сошел с ума. Вернер бежал из Зибенхоха. А Макс? Что Вернер сказал о Максе?

Макс превратил свой мундир в броню защитника Зибенхоха. Цеплялся за свою роль, чтобы не поддаться отчаянию. Теперь я мог это доказать.