"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
Анна заехала домой переодеться и внезапно вспомнила свой разговор с Коди о книге, которую Бергдорф написал про театральный фестиваль. Коди тогда сказал, что весной 1994 года решил отвести закуток в магазине для местных авторов. А если Харви тоже выставил свою пьесу на продажу? Прежде чем отправиться на ужин, она на минутку заскочила к Коди домой. Он сидел на крыльце и потягивал виски, наслаждаясь теплыми сумерками.
– Да, Анна, мы отвели местным авторам комнатку в глубине магазина. Мрачноватый такой чулан. Мы из него сделали еще один зал, назвали его “Читка”. Какой был успех! Мне такой и во сне не снился: туристы так и набросились на местные рассказы. Впрочем, отдел и сейчас существует. В
– Просто любопытно. – Анна предпочла уклониться от прямого ответа. – Подумала, вдруг ты помнишь писателей, которые тогда принесли свои тексты.
– Да их целая толпа набежала, – развеселился Коди. – Не переоценивай мою память. Но кажется, в начале лета 1994 года в “Орфеа кроникл” была про это статья. Наверняка у меня в магазине осталась копия, хочешь, схожу? Может, что-то тебе будет полезно.
– Нет, Коди, спасибо огромное. Не стоит трудиться из-за такой ерунды. Завтра зайду в магазин.
– Ты уверена?
– Абсолютно. Спасибо!
Анна поехала встречаться с Лорен и Полем, но, оказавшись на Мейн-стрит, решила завернуть в редакцию “Орфеа кроникл”. Ужин немножко подождет, ничего с ним не будет. Она обошла здание, вошла в заднюю дверь и оказалась в архиве. Села за компьютер с поисковиком и по ключевым словам “Коди Иллинойс”, “книжный магазин” и “местные авторы” без труда нашла статью, датированную концом июня 1994 года.
В КНИЖНОМ МАГАЗИНЕ ОРФЕА
ЧЕСТВУЮТ ПИСАТЕЛЕЙ ИЗ ХЭМПТОНОВ
Две недели назад в книжном магазине Орфеа появилось небольшое помещение, специально отведенное для местных авторов. Эта инициатива имеет огромный успех у писателей, они спешат заявить о себе и представить свои сочинения. Книг так много, что владелец магазина Коди Иллинойс вынужден брать лишь по одному экземпляру каждого произведения, чтобы всем хватило места.
Рядом была помещена фотография Коди, гордо позирующего в дверном проеме бывшей подсобки, над входом в которую красовалась резная деревянная вывеска наши авторы. За его спиной можно было разглядеть комнатку, стены которой сверху донизу были заставлены книгами и рукописями. Анна взяла лупу и стала внимательно разглядывать каждую обложку. Прямо в середине фотографии она заметила переплетенную брошюру, на которой было написано крупными буквами:
Кирк Харви
ЧЕРНАЯ НОЧЬ
Наконец-то она поняла, где Гордон раздобыл пьесу. В магазине Коди.
Островски возвращался в “Палас дю Лак” с ночной прогулки в парке. Было тепло. В лобби отеля навстречу критику устремился администратор:
– Мистер Островски, у вас на двери уже несколько дней висит табличка “Не беспокоить”. Я хотел удостовериться, что все хорошо.
– Да, я нарочно ее не снимаю, – ответил Островски. – Я целиком поглощен творческим процессом. Меня ни в коем случае нельзя отвлекать. Искусство непостижимо!
– Разумеется, мистер Островски. Не желаете ли поменять банные полотенца? Не нужны ли вам косметические средства?
– Нет, друг мой. От души благодарю вас за внимание.
Островски поднялся в номер. Ему очень нравилось быть артистом. Он чувствовал себя на своем месте. Словно обрел наконец свою истинную кожу. Открывая дверь, он повторял про себя: Dies irae… dies irae… Включил свет. Вся стена в номере была увешана статьями об исчезновении Стефани. Он долго изучал их. Добавил еще несколько. Потом сел к письменному столу, усыпанному листками с заметками, и посмотрел на царящее над ними фото Меган Пейделин. Поцеловал стекло рамки и произнес: “Я теперь
писатель, дорогая”. Взял ручку и написал: “Dies irae, День гнева”.За несколько километров оттуда, в номере “Мотеля 17”, где теперь обитали Элис и Стивен, назревала бурная ссора. Элис хотела уехать.
– Я хочу в Нью-Йорк, хоть с тобой, хоть без тебя. Мне надоела эта вонючая гостиница и эта паршивая жизнь. Ты не удачник, Стиви. Я с самого начала это знала.
– Ну и уходи, Элис! – отозвался Стивен, не отрываясь от ноутбука: ему надо было кровь из носа сдать первую статью для сайта журнала.
Элис разозлилась, что он так легко ее отпускает:
– Почему ты не хочешь ехать в Нью-Йорк?
– Хочу выяснить все про эту пьесу. Это уникальное произведение.
– Врешь, Стиви! Пьеса – говно! Ты что, считаешь, что Островски в трусах – это театр?
– Уходи, Элис.
– Я возьму твою машину.
– Нет! Поедешь на автобусе! Выкрутишься как-нибудь сама!
– Как ты смеешь разговаривать со мной в таком тоне, Стиви! Я не животное! Что это на тебя нашло? Надо же, еще недавно носился со мной, как с царицей.
– Элис, послушай. У меня полон рот неприятностей. Из-за истории с кредиткой я могу вылететь из журнала.
– У тебя одно бабло на уме, Стиви! Ты ничего не понимаешь в любви!
– Совершенно верно.
– Я все расскажу, Стиви. Если ты позволишь мне одной уехать в Нью-Йорк, я всю правду про тебя расскажу Скипу Нейлану. Про то, как ты обращаешься с женщинами. Про насилие, которое ты надо мной учинял.
Стивен даже не повернулся. Элис, заметив на столе рядом с ним ключи от машины, решила схватить их и удрать. С криком “Я тебя уничтожу, Стивен!” она кинулась к ключам, но выскочить за дверь не успела: Стивен схватил ее за волосы и втянул обратно. Она взвыла от боли. Он швырнул ее об стену, потом набросился на нее и влепил ей увесистую пощечину.
– Никуда ты не уедешь! – заорал он. – Затащила меня в дерьмо, вот и сиди в нем тоже!
Она в ужасе смотрела на него и плакала. А он вдруг осторожно взял ее лицо в ладони, умильно шепча:
– Прости, Элис. Прости, я сам не понимаю, что делаю. Эта история меня с ума сведет. Я найду тебе гостиницу получше, обещаю. Я все улажу. Прости, любовь моя.
В это же время мимо жуткой парковки “Мотеля 17” в сторону океана катил “порше”. За рулем сидела Дакота. Отцу она сказала, что идет в гостиничный фитнес-зал, а в результате сбежала на его машине. Она сама не знала, соврала ли сознательно или ноги помимо воли понесли ее не туда. Она свернула на Оушен-роуд. Паломничество завершилось у бывшего родительского дома, “Райского сада”. Она взглянула на звонок на воротах. Вместо таблички Семья Райс теперь было написано: Семья Скалини. Она пошла вдоль живой изгороди, заглядывая сквозь листву во двор. Увидела свет. Потом нашла узкий проход. Перешагнула низкий заборчик и пролезла через изгородь. Ветки слегка царапали ей лицо. Она ступила на газон и дошла до бассейна. Никого. Она тихо плакала.
Потом достала из сумки пластиковую бутылку со смесью водки с кетамином и залпом выпила. Легла в шезлонг возле бассейна и, закрыв глаза, под мирный плеск воды стала думать о Таре Скалини.
Дакота Райс
Первый раз я увидела Тару Скалини в марте 2004 года. Мне было девять лет. Мы обе вышли в финал конкурса правописания в Нью-Йорке. И сразу подружились. В тот день ни она, ни я не хотели выигрывать. Мы шли вровень и по очереди намеренно делали ошибку в буквах слова, которое называл нам судья. Он повторял каждой из нас: “Если вы верно назовете все буквы слова, то выиграете конкурс!”