"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Внимательно осматривая площадь и сквер, Ула ответил:

— Отношение меняется, как только ты сам оказываешься в опасной ситуации.

Он наверняка прав. Мое положение было во многом привилегированным.

В третий раз обходя наш двор, мы заметили Жаклин, сидевшую на кухне с бокалом вина.

— Она слишком много пьет, — сказал Ула. — Мне кажется, ей плохо.

Угрызения совести сдавили мне грудь.

— Ей не разрешили работать в детском саду, — сказал я. — Бьянка говорила о том, что случилось?

Ула, казалось, даже сочувствовал, когда я рассказал, как Жаклин взяла домой Беллу, и не понимал, почему Бьянка так резко отреагировала.

— Жаклин просто пыталась оказать ей услугу, — сказал он, когда мы шли через наш двор.

Вот так сюрприз. Ула всегда принимал сторону Бьянки.

Я хотел попросить его сказать то же самое и ей, когда вдруг заметил что-то в нашем гараже. Какое-то движение в маленьком окне. Отблеск света на стене.

— Это еще что за чертовщина?

— Идем! — осторожно махнул рукой Ула.

Я двинулся за ним в мрачном предчувствии. Быстро и тихо мы приблизились к выездным воротам.

— Тсс… — приложил палец к губам Ула.

Держа фонарик, как пистолет, он направил его на дверь. Никаких сомнений — следы взлома.

— Я звоню в полицию, — сказал я.

— Бессмысленно. Они не успеют, — сказал он и схватился за ручку.

— Это может быть опасно, — произнес я.

Ула дышал через нос, его глаза сузились, он резко открыл дверь и крикнул:

— Стоять! Не двигаться!

Луч фонарика нашарил в темноте двух парней в спортивных костюмах и кроссовках.

— Не двигаться! — крикнул Ула.

Я узнал взломщиков сразу.

— Я знаю вас, — сказал я, — Лиам и Бленидон.

Они учились в нашей школе.

— Свиньи, — бросил Ула.

— Это мальчишки, — сказал я, — им нет восемнадцати.

Ула фыркнул и топнул ногой, по-прежнему держа их под прицелом фонарика.

— Закрой дверь.

Я закрыл.

Лиам и Бленидон так и стояли замерев.

— Спокойно, о’кей? — проговорил в конце концов Лиам. — Мы сейчас уйдем. Я клянусь, нас здесь больше не будет.

Это было здравое предложение. Я же их узнал. У Лиама я вел уроки, славный парень, хорошо играет в гандбол. Сбился с пути после развода родителей. А Бленидон из тех неуверенных в себе подростков, которые всегда добывают себе авторитет жесткими поступками.

— Даже не думайте! — сказал Ула. — Станьте к стене!

— Но…

С ненужной силой оттолкнув меня в сторону, Ула сделал несколько резких шагов и, приблизившись к парням, вытащил из кармана брюк продолговатый черный предмет.

— Что это? — спросил я.

Дубинка. Складная дубинка.

— Руки на стену! — заорал Ула.

— Прекратите! — сказал я. — Мы позвоним их родителям. Мы заявим в полицию.

Ула отметал все возражения, размахивая дубинкой:

— Им никто и ничего не сделает, даже если мы заявим.

Тут Лиам сделал резкий маневр, пытаясь вырваться, но Ула перекрыл ему путь и ударил. Одновременно Бленидон понял, что для него это шанс, и за спиной у Улы бросился к двери. Я сделал шаг в сторону и дал ему уйти.

— Ну все, хватит, — сказал я.

Но Ула продолжал угрожать Лиаму дубинкой.

— Клянусь, я на тебя заявлю, — сказал Лиам и сплюнул кровью. Его щека мгновенно распухла.

— Что, черт возьми, происходит? — проговорил я.

Они стояли друг против друга, как на дуэли. В конце концов Ула отступил, по-прежнему держа дубинку в поднятой руке.

Лиам провел рукой по разбитой губе, посмотрел на меня с обидой и скрылся во дворе.

Хватка Улы ослабла, дубинка выпала у него из рук.

Голова кружилась. Насилие всегда вызывало у меня отвращение, но после того, что случилось в стокгольмской школе, мне пришлось признать, что оно живет в каждом из нас. Под кожей. У Улы. И у меня тоже.

— Черт… — проговорил Ула; он тяжело дышал, держась руками за колени. — Это ведь останется между нами, да?

— Разумеется, — ответил я.

Там, где уже живут ложь и тайны, всегда найдется место для очередного секрета.

53. Микаэль

После катастрофы

Понедельник, 16 октября 2017 года

Наш дом — прибежище привидений. Свет выключен. Из звуков — только скрип стен. Обеденный стол похож на прилавок цветочного магазина. Я осторожно переворачиваю и читаю прикрепленные к букетам открытки с соболезнованиями.

«Мы думаем о вас».

«С тоской и любовью».

Я разрываюсь, точно тряпка, выкрученная мраком. Даже плакать больше не могу.

Сиенна отводит детей в их комнаты, а я целый час просто стою в душе под струями воды. Нахожу щетку-мочалку в ящике Бьянки и жестко скребу всего себя. Когда я выхожу из кабинки, воздух в ванной густой от пара, а все тело покрыто красными пятнами.

Я стою у окна в гостиной. Стучу лбом о стекло. Улица и весь мир лишились цвета. Я не понимаю, как буду жить без Бьянки.

Я кончился. У меня нет сил. Все мускулы как будто атрофировались. Дрожащей рукой наливаю виски и сажусь на диван. Пытаюсь представить Бьянку — другой, не той, какой она была, когда оставила меня, но память рисует только зыбкие тени. Я больше не вижу ее лица. И голоса не слышу. Все, что мне осталось, — «БМВ» во дворе, искореженный велосипед в сполохах синего проблескового маячка и крик Жаклин.

Я встаю, чтобы налить еще виски, но дойти до бара не успеваю — звонит телефон.

Незнакомый номер.

Я колеблюсь — надо ли отвечать. Рингтон доиграл почти до конца, когда я нажимаю на зеленую кнопку.

— Микки.

— Микаэль Андерсон? Это из полиции Лунда.

Тот же сотрудник, который допрашивал меня в субботу, сообщает, что у него новая информация о ходе предварительного следствия.

— Расследование показало, что преступление можно исключить. В пятницу произошел несчастный случай.

Этого не может быть. В газете писали, что Жаклин подозревается в преднамеренных действиях. Я делаю несколько неровных шагов и хватаюсь рукой за спинку дивана.