"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

– Честно говоря, я и сам не понимаю, зачем ему это понадобилось. – Доктор развел руками, с глухим шлепком опустил их, затем сунул в карманы халата. – Наверное, еврейка чем-то особенно отличилась на работе. Обычно посредником между нами и еврейским персоналом выступает Виртс, но на сей раз Фогт.

Гуго долго вглядывался в набалдашник трости. Фогт не переставал удивлять. Его кидает от безумной свирепости до поступков, которые могут стоить ему репутации: поиск родителей Йоиля, ходатайство за Бетанию.

– Что же, теперь мне пора заняться вот этим… – Менгеле постучал пальцем по коробке, которую требовалось отправить в Берлин, и вышел.

В прозекторской остались врачи-евреи, заканчивавшие работу, и санитары-поляки. Последние до блеска натирали операционный стол. К запаху формалина добавился запах хлорки.

– Герр Фишер!

К нему подошел Гутман и воровато огляделся. Гуго ограничился коротким кивком.

– Герр Фишер, мне нужно с вами поговорить.

Они вышли во двор. Валил густой снег, заключенные ровняли дорогу катком. Гуго закурил. Сигареты ему раздобыл Либехеншель. Узнав, что сыщик остался без курева, он передал с посыльным пачку и стальной портсигар с инициалами, конфискованный, видимо, у какого-то еврея. Гуго забросил портсигар в ящик стола и больше к нему не прикасался.

– Курите? – спросил он у патологоанатома.

Тот помотал головой, затем передумал, взял сигарету и сунул в рот. Гуго достал зажигалку, дал ему прикурить. Сигарета занялась с легким треском.

– Герр Фишер. – Глаза у Гутмана были красными. – Менгеле собирается убить Йоиля.

Гуго поперхнулся дымом, глядя на собеседника, и не смог выдавить ни слова.

– Его брат в агонии. – Голос Гутмана глох в густом, как вата, снегу. – Менгеле не хочет дожидаться естественной смерти. Хочет, чтобы близнецы умерли по одной и той же причине в одно и то же время. Одинаковые условия для идеальной аутопсии, помните?

– Что он намерен сделать?

– Вколоть обоим фенол.

– Когда?

– Не знаю. Сегодня, завтра… Он не сказал. Скоро.

Гуго так глубоко затянулся, что легкие едва не перехватило спазмом. Зачем Гутман все это ему рассказывает? Зачем мучает сейчас, когда Гуго требуется предельная концентрация? Его карьера зависит от дела Брауна. А дело Брауна зависит от его душевного спокойствия. Нельзя вести расследование, если ты в эмоциональном раздрае, – это золотое правило. В его работе нет места сантиментам, иначе собьешься и все развалишь, наделав непоправимых ошибок.

– Мне очень жаль, – ледяным тоном произнес Гуго. – Я ничем не могу помочь Йоилю.

– Но герр Фишер…

Гуго не дал ему закончить. Швырнув окурок в снег, он со злостью его затоптал и прошипел:

– Я тут никто, пустое место. У меня руки связаны так же, как и у вас. Чего вы от меня ждете? Я не могу прекратить опыты Менгеле. Но если и правда хотите помочь…

Гутман тоскливо сник и кивнул.

– Проводите меня в лагерный госпиталь.

26

Тело Бетании Ассулин, утонувшее в продавленной койке, казалось уже завернутым в саван. Ее грудь поднималась и опускалась в такт слабому, сбивчивому дыханию, на лице выступили капельки пота. Судя по всему, она была при смерти. Гуго вспомнилась агония матери, покалечившейся на лыжах. Гутман потрогал лоб Бетании и поморщился, словно от ожога.

– У нее жар.

Его очки запотели, волосы были растрепаны, скулы заострились, на щеках нездоровая краснота. Гуго почувствовал жалость к этому невысокому, изящному человеку, пытавшемуся спасти других, даже не думая, что будет с ним самим через месяц-другой.

– Разбудите ее, – попросил он.

Гутман поднес к носу больной ватку с нашатырем. Бетания дернулась, очнулась и мелко застучала зубами. Гуго самого едва не бросило в дрожь. Наверное, она мерзла. Раскаленная печь находилась в другом конце палаты, тепла на всех не хватало.

– Воды, – прошептала Бетания.

Гутман взял с тумбочки стакан с холодным чаем и принялся поить больную под строгим, но сострадательным взглядом медсестры: она наблюдала за происходящим, стоя у окна.

– Вы меня слышите? – спросил Гуго.

Бетания проглотила чай, облизнула сухие губы и кивнула.

– Что с вами? Почему вы в больнице?

– С ней все в порядке, – ответила медсестра. – Небольшая проблема с яичниками.

Женщина была толстой, с арбузными грудями, широкими бедрами и шапкой темных кудрей. Мощные челюсти делали ее похожей на мастифа, готового вцепиться в глотку.

– Какая проблема?

– Инфекция.

Гуго понял, что женщине не давали указания говорить с ним начистоту. Настаивать смысла не было. Бетания устало смотрела на него. В темных глазах отражался безжалостный свет голой лампочки, свисавшей с потолка.

– Я должен задать вам несколько вопросов о докторе Сигизмунде Брауне.

За окном медленно опускался снег, выстилая лагерь нескончаемым покрывалом, от вида которого было больно глазам. Гуго предпочел бы оставить женщину в покое и в белом безмолвии. Не место и не время для допроса, однако в аду покоя нет никому.

– Я знаю, что вы с доктором находились в интимной связи, – безжалостно продолжил Гуго.

У Бетании нашлись силы, чтобы покраснеть от стыда. Смертельно бледные щеки слегка порозовели.

– Умоляю вас, – прошептала она, – я не хочу об этом.

– Понимаю, но вы должны рассказать мне все, что вам известно, – непреклонно настаивал он.

На стене громко тикали часы, напоминая, что чем больше будет потрачено времени, тем меньше шансов раскрыть дело, а Гуго не мог позволить себе вернуться в Берлин ни с чем.

– Итак, у вас были интимные отношения с Брауном?

– Он меня заставлял. – Стон Бетании перешел в сдавленный плач.

Рот Гутмана превратился в пустой морщинистый кошелек. Патологоанатом ласково взял Бетанию за руку.

– Каким образом?

– Герр Фишер! – Медсестра горой двинулась вперед, накрыв больную зловещей тенью.

– Я должен услышать ответ, – отрезал Гуго. – Потом оставлю ее в покое, обещаю. Так каким образом Браун вас принуждал?

– Les fantomes, – прошептала Бетания, уставясь невидящим взором в снежную пелену. – Ночные призраки – это рыдания женщин в отделении Клауберга…

– Продолжайте, – попросил Гуго, хотя от кошмарного предчувствия все волоски на теле встали дыбом, как после удара током.