"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

– Кушать хочу, папа. Сосисочку…

Мужчина засмеялся, потрепал дочь по голове. Девочка дернула поводок, овчарка побежала дальше, вдоль бесконечного рядя «канадских» бараков. Гуго долго смотрел ей вслед. Стоял, словно впав в странную клейкую летаргию, пока отец, дочь и собака не превратились в темные пятнышки, растворяясь в снегопаде. В груди опять образовалась пустота.

– Герр Фишер!

Голос фрау Браун выдернул его из ступора. Она шла, почти печатая шаг, однако на губах играла улыбка.

– Есть новости?

– А, это вы, фрау Браун.

Вместе вошли в барак, где она работала, и двинулись вперед, рассекая море заключенных. Женщины вокруг напоминали неутомимых муравьев в серых платках на низко опущенных головах. Они никогда не разговаривали.

– Итак, что нового?

Гуго вытащил из кармана подвеску, показал:

– Узнаете?

– А должна? – нахмурилась фрау Браун.

– Это лежало на полу в кабинете вашего мужа в вечер убийства. Ручаетесь, что подвеска не его?

– Не его и не моя, за это ручаюсь.

Гуго внимательно смотрел ей в лицо. Черты были спокойными, глаза ясными. Похоже, не врала. Выходит, подвеску потерял убийца. Оставалось найти владельца.

– И больше ничего? – Фрау Браун вздохнула.

– Доверьтесь мне, я обязательно доберусь до сути. Сегодня во второй половине дня еще раз допрошу Осмунда Беккера.

Фрау Браун выпрямилась, точно кол проглотила. Руки судорожно стиснули плетку. Гуго физически почувствовал ее напряжение: она испугалась, что их с Беккером выведут на чистую воду.

– Кстати, вы хорошо знаете Беккера?

– Не особенно, – ощетинилась она.

Гуго сжал подвеску в кулаке. Вспомнил объятия двух любовников, их нежное воркование под медленно падающим снегом.

– Все в порядке? – спросил кто-то сзади.

К ним приближалась Анита Куниг, подозрительно глядя на Гуго. От тусклого света, пробивавшегося в окна, родимое пятно выделялось резче, а морщины казались глубже. Она выглядела как волчица, спешащая на защиту детеныша.

– Да-да, все хорошо, – успокоила ее фрау Браун.

– Я приехал, чтобы показать вот это. – Гуго раскрыл ладонь с подвеской. – Ее нашли в кабинете Брауна. Узнаете?

Анита так и впилась взглядом в золотую букву. Казалось, родимое пятно зажило собственной жизнью и пульсирует на белой натянувшейся коже.

– Никогда не видела.

– Может быть, замечали что-то похожее у кого-то на шее? Вспомните, пожалуйста.

– Нет, – решительно ответила она. – К тому же халаты у медсестер застегнуты до самой шеи.

– Спасибо. До свидания.

Прикоснувшись к шляпе, Гуго заковылял к выходу, а обе женщины так и остались стоять одна подле другой. На пороге он раскурил сигарету, посмотрел на влажное небо. Крематории работали безостановочно, и он с ужасом понял, что Молль был прав: к вони быстро привыкаешь.

Гуго был уверен лишь в одном: фрау Браун не солгала насчет подвески.

Он докурил. От еще тлеющего окурка в снегу появилась проталинка. Бросив последний взгляд на подвеску, сунул ее в карман, взамен вытащил записную книжку, раскрыл. «Десятый блок», – гласила строчка, написанная его собственной рукой.

29

Карантинный лагерь, как его называл Фогт, был отделен от остального Биркенау рвом с обледеневшими откосами, темной замерзшей водой и мрачной оградой из колючей проволоки под напряжением. У входа ждал лагерфюрер: высокий, крепкий, с рыжеватыми волосами и обветренным лицом. Из-под кепи смотрели крохотные глазки, темные, что твои изюмины.

– Оберштурмфюрер Тристан Фогт приказал помочь вам. Следуйте за мной, герр. Десятый барак, верно?

Гуго кивнул; его трость увязла в глубоком снегу.

– Вы занимаетесь расследованием убийства доктора, да? – полюбопытствовал лагерфюрер.

– Да.

– Неприятная история, – покачал головой мужчина.

Они шли вдоль деревянных бараков; из дверей на них таращились заключенные.

– Осторожно, не приближайтесь к ним, – предупредил лагерфюрер; изо рта у него вырывались густые облачка пара. – Все завшивлены.

Он грозно обвел взглядом бараки.

– Зачем нужен этот лагерь? – спросил Гуго.

Судя по праздным толпам, люди не предназначались ни для работы, ни для карантина. Эсэсовец хрипло рассмеялся, вполголоса считая бараки.

– Надо сразу дать понять этой мрази, как тут все устроено. Пусть учатся соблюдать лагерные правила и безоговорочно подчиняться вышестоящим. Здесь у нас школа для «больших цифр».

– Больших цифр?

– Ну, тех, у кого большое число. – Лагерфюрер постучал себя по предплечью, где заключенным делали татуировку. – Новоприбывшие. Пережил карантин – годен для работы. Заболел – сиди здесь.

Когда они поравнялись с девятым бараком, оттуда донесся шум, и наружу стремглав выбежал мальчишка. Он поскользнулся и упал, набрав полный рот грязного снега. Из барака появился коренастый мужчина с изуродованными шрамом губами. В руке – резиновый хлыст, со свистом рассекавший воздух.

– Я тебя все равно поймаю! – заорал он. – Куда бежать собрался? На колючку? Хочешь подохнуть от тока? Иди сюда, чертов еврей! Иди и отсоси мне!

– Помогите! – заверещал мальчишка.

Его затравленный взгляд походил на взгляд девушки из клуба, и Гуго вздрогнул.

– Что там у тебя, Гереон? – крикнул лагерфюрер.

Коренастый притормозил, с собачьей угодливостью сдернул с головы шапку и вытянулся по стойке смирно. На нем была военного покроя куртка с поясом, на груди зеленел треугольник. Припомнив объяснения Фогта, Гуго догадался, что это немец-капо, какой-нибудь уголовник. Из барака, словно вороньё, высыпали другие заключенные, все худющие, кожа да кости, – это было заметно по тем частям тела, что виднелись из-под мешковатой одежды.

– Мелкий дармоед прятал в нужнике хлеб, герр лагерфюрер, – объяснил капо. – Целую буханку!

– Где же он ее раздобыл? Может, передал кто-то снаружи?

– Запирается, подлец. Я должен его наказать. – Капо схватил мальчика за шею и сдавил. – Ну, отвечай герру лагерфюреру, где ты взял хлеб! Тебе его из-за колючки передали? Кто?

Мальчик только головой мотал.

– Может, он немецкого не знает? – вмешался Гуго.

Эсэсовец припечатал его к месту взглядом так, что внутри все закипело. Гуго здесь был никем. Не мог приказать лагерфюреру оставить ребенка в покое, не мог даже капо одернуть. Мелкая щепка в бескрайнем океане дерьма.