"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Я села на нижнюю ступеньку лестницы. Начало светать, и прихожая постепенно окрасилась из темно-синего в оранжевый. Я ничего не понимала. И меньше всего – свой сон. Он был слишком реальным, и проснулась я в той же самой спальне, с мужчиной, которого не ожидала увидеть.

Сейчас, после того как я прочла свой дневник, о котором мне сообщил по телефону доктор Нэш, у меня возникла мысль. Может, это было воспоминание? Воспоминание, от которого я бежала прошлой ночью?

Не знаю. Если оно подлинное, то это признак какого-то прогресса. Но оно означает также, что Бен практически принудил меня, хуже того, когда мы занимались любовью, я увидела образ незнакомого бородатого мужчины со шрамом на щеке. Из всех возможных вариантов толкования этот кажется самым пугающим.

Но возможно, это полная ерунда. Просто сон. Пусть кошмарный. Бен действительно любит меня, а мужчины с бородой никогда не было.

Но как же мне узнать, где правда?

Позже в этот день мы встретились с доктором Нэшем. Пока стояли на светофоре, он барабанил пальцами по рулю, немного не попадая в такт песни, раздававшейся из колонок, – какая-то попса, мне незнакомая, и слава богу, – а я смотрела вперед. Я позвонила ему утром, сразу же как дочитала дневник и записала в него свой сон, который, возможно, является воспоминанием. Мне нужно было с кем-нибудь поговорить. Знание того, что я – мать, я воспринимала как маленький надрез в ткани моей жизни, который грозил разрастись в гигантскую прореху и разодрать все к чертовой матери. Доктор Нэш предложил, чтобы мы перенесли нашу еженедельную встречу на сегодня. И попросил принести с собой дневник. Я не сказала ему, что меня тревожит, хотела, чтобы мы сначала попали к нему в офис. Но теперь не была уверена, что признаюсь.

Загорелся зеленый. Доктор перестал барабанить и нажал на газ.

– Почему Бен не рассказал мне про Адама? – Я сама не ожидала, что заговорю. – Не могу понять. Ну почему?

Нэш взглянул на меня, но промолчал. Мы проехали еще немного. На задней панели машины, которая ехала перед нами, игрушечная собачка смешно кивала при движении, а за ней виднелась светловолосая детская головка. Мне вспомнился Алфи.

Доктор Нэш прокашлялся:

– Расскажите, что произошло.

Значит, это действительно правда! В глубине души я надеялась, что он скажет: не понял, о чем это вы? Но как только я сама произнесла: Адам, то поняла, насколько зыбкой и наивной была эта надежда. Я чувствовала, что Адам реален. Он существует, пусть только во мне, в моем сознании, занимая его почти целиком, в отличие от других людей. Бена, доктора Нэша. Даже меня самой.

Я разозлилась. Значит, все это время он знал!

– И вы тоже. Вы ведь принесли мне мой роман. Так почему же ничего не сказали про Адама?

– Кристин, расскажите, что произошло, – повторил он.

Я продолжала смотреть вперед.

– Я кое-что вспомнила.

Он быстро посмотрел на меня:

– Вот как? – (Я молчала.) – Кристин. Я хочу вам помочь.

И я описала ему свой сон:

– Это было позавчера. После того, как вы отдали мне мою книгу. Я рассматривала фотографию, которую вы вложили, и внезапно вспомнила день, когда ее снимали. Не знаю почему. Воспоминания нахлынули, как цунами. Я вспомнила, что была тогда беременна. – (Он молчал.) – Так вы знали? Знали про Адама?

Он заговорил. Медленно.

– Да. Конечно знал. Из вашей истории болезни. Он был совсем маленький, когда вы потеряли память. – (Пауза.) – Кроме того, мы с вами о нем уже говорили.

От этих слов я похолодела. Я вся дрожала, хотя в машине было душно. Я понимала, что, возможно, и раньше вспоминала про Адама, но подтверждение моей догадки – что я проходила через все это раньше, а значит, буду проходить еще не раз – потрясло меня.

Видимо, он почувствовал мое ошеломление.

– Да, пару недель назад вы рассказали мне, что встретили на улице ребенка. Маленького мальчика. Поначалу у вас возникло впечатление, что вы его знаете, что он потерялся, но теперь вернется домой. И что вы его мать. А потом вы вспомнили. Рассказали все Бену, и он рассказал вам про Адама. А позже в тот же день вы пересказали все мне.

Ничего этого я не помнила. Мне пришлось напомнить себе: эй, он говорит не о ком-то постороннем – речь о тебе самой!

– Но с тех пор вы мне о нем не напоминали?

– Нет. – Он вздохнул.

И тут я вспомнила кое-что из дневника: фотографии, которые мне показывали на сканировании.

– Но я видела его снимки! – воскликнула я. – Когда лежала под сканером! Там был он!

– Да, – подтвердил доктор Нэш. – Это были снимки из вашей истории болезни.

– Но вы тогда ничего мне не сказали! Почему, объясните же?

– Кристин, вы должны понять, что я не могу начинать каждую нашу встречу с рассказа о фактах, которые известны мне, но неизвестны вам. К тому же в данном случае я решил, что это знание не пойдет вам на пользу.

– Не пойдет на пользу?

– Вот именно. Я знал, что вы страшно расстроитесь, узнав, что у вас был ребенок, но вы забыли об этом.

Мы въехали на подземную парковку. Приятный дневной свет постепенно сменился ярким электрическим, запахло бензином и бетоном. Я подумала: интересно, о чем еще он решил не сообщать мне из соображений этики, сколько таких «бомб замедленного действия» еще сидит в моем подсознании?

– Скажите, у меня были…

– Нет, – перебил он. – Адам был вашим единственным ребенком.

Он употребил прошедшее время. Значит, знал и о том, что Адам мертв. Я не хотела задавать этот вопрос, но чувствовала, что должна.

– Вы знаете, что его убили?

Доктор поставил машину на место, выключил двигатель. На парковке царил полумрак, перемежающийся островками слепящего света ламп. Слышно было лишь хлопанье дверей, мерное рокотание лифта. На секунду я поверила, что не все потеряно. Что Адам все-таки жив. Эта идея пришла как озарение. Ведь существование Адама стало для меня реальным сразу, как только я прочла о нем в своем дневнике. А его смерть я не чувствовала. Я пыталась представить его или вспомнить, что ощутила, когда узнала о его смерти, но не могла. Было в этом что-то неверное. Горе должно было поглотить меня. Каждый день после этого должен был наполниться постоянной болью, тоской, ощущением, что часть меня умерла и я никогда не буду той, что прежде. Я не сомневалась, что моя любовь к сыну была столь сильной, что я не смогла бы остаться равнодушной к потере. Если бы он действительно умер, то, я уверена, горе победило бы амнезию.

Я осознала, что совсем не доверяю мужу. Я не верю, что мой сын мертв. Пару секунд я смутно ощущала чуть ли не счастье, но наконец доктор Нэш заговорил:

– Да. Я знаю об этом.

Радость лопнула во мне, словно мыльный пузырь, превратившись в отчаяние. Хуже, чем отчаяние. Нечто разрушительное, отдававшееся болью во всем теле.

– Как?! – только и произнесла я.

Доктор рассказал мне ту же историю, что и Бен. Адам пошел в армию. Взорвалась мина. Я слушала, думая об одном: только бы не зареветь. Он закончил, мы оба молчали, подавленные, а потом он накрыл мою руку своей.

– Кристин, – нежно произнес он, – мне так жаль.

Я не знала, что сказать. Взглянула на него. Он весь подался ко мне. Я посмотрела на его руку, лежавшую на моей, покрытой мелкими морщинками. Представила, как он придет домой. Станет играть с котенком или щенком. Вернется в нормальную жизнь.

– Муж никогда не говорит мне об Адаме. И держит все его фотографии в металлической коробке. В моих же интересах. – (Доктор Нэш молчал.) – Почему он так поступает?

Доктор посмотрел в окно. Я тоже посмотрела и увидела слово «сука», написанное на стене напротив.

– Позвольте встречный вопрос. А как вы сами считаете?

Я задумалась. Пыталась вообразить самые разные причины поведения Бена. Чтобы контролировать меня? Иметь надо мной власть? Ему нравится лишать меня того, что дало бы мне ощущение цельности? Но это были сомнительные версии. И я осталась один на один с простейшим объяснением.

– Думаю, ему так легче. Если я не помню, то он и не говорит.

– Почему же ему легче?

– Потому что иначе я впадаю в отчаяние! Представляю, какой это был бы кошмар: каждый день рассказывать не только, что у меня был ребенок, но и что я потеряла его. Да еще в такой дикой ситуации.