"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Он шагнул ко мне:

– Да, Кристин. Ты прекрасно это знаешь.

Меня охватывает страх. Ужас. Он словно раздувает меня изнутри, поднимается вверх и лопается, погружая в невыносимый кошмар. Я вспомнила слова Клэр: «Это не Бен». И тут происходит удивительная вещь. Я не могу вспомнить, как она произносит эти слова, но вижу эту сцену. Помню страх в ее голосе, когда она говорит: «Черт!» – прежде чем объяснить мне, в чем дело, и повторить слова: «Это не Бен».

Я вспоминаю!

– Нет, неправда! – говорю я. – Ты не Бен. Клэр мне все рассказала! Кто ты такой?!

– Помнишь эти фотографии, Кристин? Что ты сорвала со стены в ванной? Смотри, я принес их, чтобы ты взглянула.

Он делает еще шаг, потом наклоняется, чтобы взять сумку, валявшуюся у кровати. Достает оттуда несколько мятых фотографий.

– Посмотри! – говорит он, но я лишь мотаю головой. Тогда он сам берет первую и, глядя на нее все так же отрешенно, показывает ее мне: – Вот ты и я. Посмотри! Это мы с тобой.

На фотографии мы с ним сидим в лодке посреди реки или канала. За нашими спинами темная грязная вода, на заднем плане расплывчатое пятно растительности. Мы оба такие юные, наши тела, в отличие от нынешних, излучают молодость, вокруг глаз нет морщин, они сияют от счастья.

– Ну, ты видишь? Это мы с тобой. Очень давно. Мы вместе уже столько лет, Крис. Много-много лет.

Я вглядываюсь в фотографию. В голове вспыхивают картинки: мы вдвоем в солнечный день. Он взял напрокат лодку. Где – понятия не имею.

Он показывает следующий снимок. Здесь мы гораздо старше. Он сделан недавно. Мы стоим у входа в церковь. День непогожий. Он в костюме, пожимает руку какому-то мужчине, тоже в костюме. На мне шляпа, с которой я справляюсь не без труда; я придерживаю ее, чтобы не сдуло ветром. В камеру я не смотрю.

– Это снято две недели назад, – говорит он. – Друзья пригласили нас на свадьбу своей дочери. Ты помнишь?

– Нет! Представь, не помню! – со злостью отвечаю я.

– Был чудесный день. – Он поворачивает фотографию к себе, вспоминая. – Чудесный…

Я помню, как перечитывала слова Клэр в ответ на мое сообщение о газетной статье, в которой говорилось о смерти Адама. Этого не может быть.

– Покажи мне снимок Адама, – прошу я. – Ну же! Покажи хоть один его снимок!

– Адам погиб, – отвечает он. – Смерть героя. Благородная смерть…

– У тебя должна быть его фотография! Покажи мне! – кричу я.

Тогда он показывает фотографию Адама с Хелен. Ту, что я уже видела. Во мне поднимается гнев.

– Покажи хотя бы одну фотографию, на которой ты с ним в кадре! У тебя же есть хотя бы одна? Ведь ты его отец?

Он смотрит на пачку фотографий, и я жду, что он сейчас покажет то, что я прошу. Но нет. Он безвольно опускает руки:

– У меня их нет здесь. Наверное, где-то в доме.

– Да ты не его отец, признайся! – требую я. – Что это за отец, у которого нет фотографий с собственным сыном? – Он прищуривает глаза, словно затаив злобу, но я не могу остановиться. – Какой отец скажет жене, что их сын умер, когда он жив? Признайся, ты же не отец Адама! Его отец Бен.

Как только я произношу это имя, в мозгу возникает образ: мужчина в узких очках в темной оправе, темноволосый. Это Бен. И я повторяю его имя, чтобы оно отпечаталось в моей памяти: Бен.

Оно оказывает на него неожиданное действие. Он что-то произносит, но слишком тихо, так, что я не слышу. Я спрашиваю, что он сказал. Он повторяет громче:

– Тебе не нужен Адам.

– Что?

– Тебе не нужен Адам, – уже увереннее отвечает он, глядя мне прямо в глаза. – У тебя есть я. Мы живем вместе. Не нужен тебе Адам. И Бен не нужен.

Я чувствую, как в это мгновение силы покидают меня, а незнакомец, напротив, наполняется уверенностью.

– Не расстраивайся, – весело улыбается он. – К чему это? Ведь я люблю тебя. И это самое главное, правда? Я люблю тебя, а ты меня.

Он опускается на корточки и протягивает мне обе руки. При этом улыбается, словно я пугливое животное, которое он старается выманить из норы наружу.

– Ну же, иди. Иди ко мне.

Я снова отползаю назад, скользя бедрами по полу. Наконец упираюсь спиной во что-то твердое и теплое – это батарея под окном. Я понимаю, что доползла до противоположного конца номера. Он медленно приближается.

– Кто же ты? – повторяю я снова, стараясь, чтобы мой голос не дрожал. – Чего ты хочешь?

Он замирает на месте, присев на корточки. Если он протянет руку, то дотянется до моей ноги, до колена. Если решит придвинуться ближе, я смогу в случае чего ударить его ногой; впрочем, не уверена, что получится, кроме того, я босиком.

– Чего я хочу? – повторяет он. – Да ничего особенного. Хочу, чтобы мы с тобой были счастливы, как когда-то. Помнишь, Крис?

Опять это слово. Помнишь. Мне даже показалось, что он издевается.

– Я не знаю тебя! – кричу я, еле сдерживаясь. – Как я могу что-то помнить? Я никогда с тобой не встречалась!

Улыбка исчезает с его лица. Теперь его лицо словно расколото болью изнутри. Момент равновесия, как будто маятник силы вновь сместился в мою сторону и на миг оказался ровно посередине.

Он вдруг оживает.

– Но ты ведь любишь меня! Ты писала это в своем дневнике. И говорила. Я знаю, что ты хочешь быть со мной. Почему ты не хочешь вспомнить?

– В своем дневнике?!

Конечно, он знал о дневнике, он же выдрал те важнейшие страницы в конце. Но только сейчас до меня доходит, что он прочитал его, у него было время, ведь я рассказала ему о дневнике неделю назад.

– Сколько дней ты читаешь мой дневник?

Казалось, он меня не слышит. Он начинает говорить, и в его голосе звучит торжество:

– Ну скажи, что не любишь меня! – (Я молчу.) – Вот видишь? Не можешь, так? Ты не можешь этого сказать! Потому что ты любишь меня. И всегда любила, Крис. Всегда! – Он чуть откидывается назад, и теперь мы оба сидим на полу, напротив друг друга. – Я помню, как мы познакомились.

Я думаю о том, что он рассказал о пролитом в университетской библиотеке кофе, и гадаю, что он имеет в виду.

– Ты тогда что-то писала. Каждый день ходила в одно и то же кафе. Садилась на «свое место» у окна. Иногда с тобой был малыш в коляске, но чаще ты приходила одна. Садилась, открывала ноутбук, печатала что-то или просто смотрела в окно. Ты казалась мне необыкновенно красивой. Я проходил мимо кафе каждый день по пути к автобусной остановке и вскоре стал с нетерпением ждать этих мгновений. Я представлял, во что ты будешь одета, соберешь волосы или распустишь, что будешь есть, пирожное или сэндвич. Иногда на твоем столе была стопка тарелок, иногда блюдце с крошками или просто чай. – Он смеется, печально качает головой, и я вспоминаю, что Клэр упоминала кафе; значит, он говорил правду. – Я ходил мимо тебя в одно и то же время каждый день. И знаешь, как ни пытался, я не мог вычислить, когда у тебя обычно обед. Сначала я думал, что это зависит от дня недели, но понял, что никакой зависимости нет; потом решил, что это связано с датами. Тоже прокол. Тогда я предположил, что все зависит от того, во сколько ты приходишь в кафе. И я стал уходить с работы раньше и бежать туда в надежде увидеть, как ты входишь. И вот однажды тебя в кафе не оказалось. Я подождал и вдруг увидел, как ты идешь по улице с детской коляской. Когда ты дошла до кафе, тебе было трудно войти в дверь. Боже, ты казалась такой беспомощной и растерянной, что я, не размышляя, бросился через улицу и придержал для тебя дверь. Ты улыбнулась мне и сказала: «Огромное спасибо». Ты была так прелестна, что мне захотелось тут же поцеловать тебя. Но я не хотел, чтобы ты думала, что я перебежал улицу лишь для того, чтобы помочь тебе, поэтому вошел в кафе следом и встал в очередь за тобой. Пока мы ждали, ты со мной заговорила: «Людно сегодня, правда?», и я согласился, хотя было не так уж много народу для середины дня. Мне было все равно, лишь бы продолжить беседу. Я взял чай и то же пирожное, что и ты, и уже думал, прилично ли попроситься сесть за твой столик, но, когда получил свой заказ, ты уже болтала, кажется, с кем-то из хозяев кафе, так что я сел за столик в углу.