"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

Сердце мое отчаянно бьется. Я вновь и вновь перечитываю средний абзац, останавливаясь на слове «кровь». Что же случилось?

Я быстро читаю дальше, спотыкаясь о слова, выхватывая строку за строкой. Когда вернется Бен, он точно отберет у меня странички, а я не успею их дочитать. Я не должна упустить единственный шанс.

Я решила, что лучше всего будет поговорить с ним после ужина. Мы ели в гостиной колбаски и пюре, держа тарелки на коленях. Когда мы закончили, я попросила его сделать телевизор тише; он не понял почему.

– Мне нужно с тобой поговорить, – сказала я.

В комнате стало очень тихо – только тикали часы и вдалеке глухо шумел город. Голос мой прозвучал глухо и бесстрастно.

– Милая, – произнес Бен, ставя свою тарелку на кофейный столик между нами; на краю тарелки лежала недоеденная колбаска, в густой подливе плавали горошины. – Все хорошо?

– Да, – ответила я. – Все хорошо. – Я не знала, как продолжать разговор, а он смотрел на меня с удивлением и ждал. – Ты ведь любишь меня, правда? – спросила я. У меня было чувство, что я собираю доказательства, чтобы не таким болезненным было разочарование.

– Да, – ответил он. – Ну конечно. А что? Что не так?

– Бен, я тебя тоже люблю. И я понимаю, почему ты так делал. Но ты мне лгал и продолжаешь лгать.

Не успела я это произнести, как тут же пожалела о сказанном. Я увидела, как он скривился, пошевелил губами, точно хотел возразить, а в глазах его мелькнула боль.

– Что ты имеешь в виду? – спросил он. – Кристин…

Теперь все пути были отрезаны. Я должна продолжить разговор. Я уже барахтаюсь в потоке, и надо плыть, иначе мне не выбраться.

– Я знаю, что ты делал это только для того, чтобы меня защитить, скрывал от меня многое, но дальше так продолжаться не может. Мне нужно знать.

– Ты о чем? – спросил он. – Я тебе никогда не лгал.

Я начала сердиться:

– Я знаю про Адама.

Тогда его лицо изменилось. Я увидела, как он дернулся и отвернулся, уставившись в угол комнаты. Смахнул пылинку с рукава своего джемпера.

– Что?

– Про Адама, – повторила я. – Я знаю, что у нас был сын.

Я почти ждала, что он спросит, откуда я знаю, но потом поняла: такие разговоры случались у нас и раньше. Похожий произошел, когда я нашла свой роман, и в другие дни, когда я вспоминала про сына.

Я поняла, что он собирается заговорить, но слышать очередную ложь не хотелось.

– Я знаю, что он погиб в Афганистане, – произнесла я.

Рот его закрылся и открылся снова – почти комично, словно у рыбы.

– Как ты узнала?

– Ты сам мне сказал, – ответила я. – Несколько недель назад. Ты ел печенье, а я была в ванной. Спустившись вниз, я тебе сказала, что вспомнила: я родила ребенка, сына, вспомнила, как его звали, а потом ты усадил меня рядом с собой и рассказал, как он погиб. Показал мне фотографии, которые принес из комнаты наверху. Наш с ним снимок и письмо, которое он написал Санта-Клаусу. – Меня снова охватило горе, и я замолчала.

Бен уставился на меня:

– Ты вспомнила? Как?..

– Я записываю свои воспоминания. Уже несколько недель. Насколько я понимаю.

– Где? – спросил он; голос его сделался громче, точно он злился, хотя я не могла взять в толк, что его рассердило. – Где ты записываешь? Я не понимаю тебя, Кристин. Где записываешь?

– Завела себе тетрадь.

– Тетра-адь, – произнес он таким тоном, точно говорил о тощем блокнотике для записи списка покупок или телефонных номеров.

– Дневник, – поправилась я.

Он поерзал в кресле, как будто собираясь встать.

– Дневник? И давно?

– Не знаю. Несколько недель назад.

– Я могу взглянуть?

Я почувствовала раздражение и гнев, поскольку совершенно точно не собиралась ничего ему показывать.

– Нет, – ответила я. – Не сейчас.

Он разъярился:

– Где он? Покажи мне его!

– Бен! Это личный дневник!

– Личный? – Он будто плюнул в меня этим словом. – Как это – личный?

– Значит, предназначенный только для меня. Мне будет неловко, если ты его прочтешь.

– Почему нет? – спросил он. – Ты и обо мне писала?

– Конечно.

– Что именно ты писала обо мне? Что?

И как я могла ему ответить? Мне вспомнилось, сколько раз – и как – я его предавала. Что я говорила о нем доктору Нэшу, что думала. Как я не доверяла собственному мужу, в чем подозревала его. Думала, сколько раз сама солгала ему, когда виделась с доктором Нэшем и Клэр, не поставив его в известность.

– Много чего, Бен. Много чего написала.

– Но зачем? Зачем ты все это записывала?

Я не верила своим ушам. Почему он задает такие странные вопросы?

– Мне хотелось, чтобы моя жизнь обрела смысл. Чтобы один день был связан с другим. Как у тебя. Как у всех нормальных людей.

– Но почему? Разве ты несчастна? Разве ты меня больше не любишь? И не хочешь быть со мной?

Вопрос ошарашил меня. С чего он взял, что раз я хочу, чтобы моя жизнь приобрела смысл, то это значит, я хочу ее изменить?

– Не знаю, – ответила я. – Что такое счастье? Наверное, я счастлива, когда просыпаюсь, хотя по утрам чувствую себя особенно странно. Но когда я смотрю на себя в зеркало, то несчастна, ведь я вижу, что на двадцать лет старше, чем должна быть, что у меня седые волосы и морщинки вокруг глаз. Я несчастна, когда понимаю, что полжизни прошло, а я ничего не помню. Так что большую часть времени я, выходит, несчастна. Но в этом нет твоей вины. Я счастлива с тобой. Я люблю тебя. Ты мне нужен.