"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
– Это ничего не меняет. Все кончено, Хлоя. Кончено. Ты понимаешь, что это означает?
Ее рука сжимается на стакане. Она борется с собой, чтобы не заплакать. Чтобы не броситься к его ногам и не начать умолять. Или не выцарапать ему глаза.
Она в растерянности.
– Я думала, мы любим друг друга, – говорит она.
На лице Бертрана появляется чуть заметная усмешка. Но Хлоя улавливает ее четко и ясно.
– Во всяком случае, я тебя никогда не любил.
Нож снова погрузился в ее внутренности. А сейчас Бертран
– Я провел с тобой приятные моменты, что правда, то правда. И ни о чем не жалею, совсем наоборот. Но все имеет конец. И между нами все кончено. Я перевернул страницу.
– Поверить не могу! – говорит Хлоя чуть громче, чем нужно.
– Однако придется.
Ее губы начинают дрожать, она чувствует, как волна подкатывает к глазам.
Отчаянная борьба, чтобы не заплакать.
– Но я люблю тебя!
Он вздыхает, приканчивает свой стакан.
– Я не хотел причинять тебе страдания, – заверяет он в ответ. – Не думаю, что ты меня любишь. Тебе больно, потому что решение о разрыве принял я. А ты не привыкла, чтобы тебя бросали.
– Это не так!
– Нет, Хлоя. Я знаю тебя лучше, чем ты думаешь…
Он встает, давая понять, что говорить больше не о чем.
– Я пыталась покончить с собой, когда ты ушел.
Последний патрон. Что угодно, лишь бы он дрогнул. От стыда она умрет потом.
– Перестань нести чепуху, Хлоя. Вид у тебя вполне живой…
Она бросает на него взгляд, где гнев смешивается с отчаянием.
– Ты сожалеешь, что я выжила?
– А теперь уходи. Я не желаю больше это слушать.
– Я попыталась убить себя, – повторяет она. – Потому что ты меня оставил.
Он кладет руки ей на плечи. Прикосновение прожигает ее насквозь.
– Ну что ж, ты была не права, что попыталась, – говорит он. – Я того не стою, уверяю тебя. А сейчас возвращайся домой и забудь меня. Договорились?
Глава 31
У Маяра похоронная физиономия. А ведь Пацан пока жив.
Александр, сидя напротив, терпеливо ждет, пока тот все выложит.
– Алекс, я знаю, как для тебя важна работа. И я знаю, что ты сейчас переживаешь, но…
– Нет, ты не знаешь, – поправляет его майор.
– Ладно, скажем, я могу себе представить, что тебе пришлось пережить после смерти Софи. И пусть эта работа – все, что у тебя осталось, я думаю, что ты должен сделать перерыв.
– Ты думаешь?
– Я приказываю тебе сделать перерыв, – уточняет дивизионный. – Учитывая твой послужной список, Генеральная инспекция хочет допросить Лаваля, прежде чем принимать какое-либо решение. При условии, разумеется, что мальчик придет в себя. На что мы все надеемся.
– Я ведь им все рассказал, – доверительно сообщает Александр. – Когда они приезжали в больницу, я сделал полное признание. Классическая mea culpa! [962] Что им еще надо?
962
Mea culpa (лат.) –
«Моя вина», первая фраза покаянной молитвы.– Версию Лаваля. А пока решено отправить тебя проветриться. Я подготовил тебе отпускную ведомость, сейчас подпишешь. А если потребуется, продлишь по больничному.
– Понимаю. Почему бы просто меня не отстранить? Было бы логичнее.
– Не имею намерения увольнять своего лучшего копа. Ты просто должен отдохнуть и постараться переварить все, что на тебя свалилось. Вийяр займется текучкой, пока тебя не будет.
– Отлично, я вижу, ты все предусмотрел.
Гомес подписывает листок, бросает ручку и направляется к выходу. Маяр вскакивает:
– Алекс! Послушай… У меня нет выбора. Я всегда тебя поддерживал, но тут я не вижу иного решения. Это лучшее, что я мог придумать на сегодняшний день. Я уверен, что ты вернешься к нам.
Алекс громко хлопает дверью, дивизионный падает обратно в кресло.
Возвращайся домой и забудь меня.
Конечно. Это же так просто. Так легко. Так подло.
Стрелка спидометра «мерседеса» не переваливает за тридцать километров в час. Трудно различить дорогу сквозь пелену слез.
Я никогда не любил тебя. Я перевернул страницу.
Хук слева, апперкот справа.
Хлоя думала, что еще остался шанс. Что все еще возможно и она победит.
Теперь она уверена, что все потеряно. Но так и не понимает почему.
В этом нет никакого смысла.
Бертран не пожелал ее слушать. Копы тоже.
Полное одиночество, глухая изоляция.
Она падает на диван и покорно ждет новой истерики. Глаза смотрят в пустоту, сердце замерло.
Я никогда тебя не любил. Слова отдаются в голове странным звоном, словно черепная коробка пуста. Хотя у нее ощущение, что она, наоборот, переполнена.
– Скотина! Сволочь…
Но от оскорблений ей не становится легче. Она встает, ноги едва не подгибаются. Открывает дверцы бара, оглядывает бутылки как набор возможностей.
Опустошить их все? Нет, я не буду начинать все сначала…
Умереть ради него. Чтобы доказать. Что я-то его любила. И что по-прежнему люблю.
Смешно. Ему плевать с высокой колокольни. Кстати, а действительно ли я его люблю?
Тебе больно, потому что решение о разрыве принял я…
Она наугад достает бутылку. Колесо неудачи указало на джин. Это наверняка ее отключит. Она наполняет стакан доверху, колеблется и выпивает до дна.
Что за пытку, что за муку она себе устроила. Ее рука цепляется за ореховый комод; взгляд останавливается на фотографиях, которые висят на стене.
Отец и она. Мать, отец и Жюльета. Лиза, прямо перед тем, как…
Хлоя хмурится. Это не алкоголь. Не так быстро!
Она берет последний снимок, медленно подносит к глазам.
Это не Лиза, на фотографии.