"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Послушайте, Рой, это недоразумение, — забормотал я.

— Гольдман, — высокопарно оборвал он меня, — вы самый молодой и самый многообещающий писатель, какого я знаю, но вы какой-то бездонный источник траблов!

В интернете появились первые наши с Лидией фотографии, снятые посетителями кафе. Поползли слухи — отчего это Лидия Глур плачет из-за писателя Маркуса Гольдмана? Уходя из кафе в Сохо, она позвонила своему агенту, а тот позвонил какой-то шишке в «Парамаунт», а тот позвонил Рою, а тот безотлагательно призвал меня, дабы закатить сцену, на которые был большой мастер. Его секретарша Мариза отслеживала в интернете все публикации о «недоразумении» и по мере того, как поднималась волна, распечатывала их, а потом периодически врывалась в офис и верещала своим визгливым голосом:

— Новая публикация, сэр!

— Читайте, честная моя Мариза, читайте нам последние новости о злополучном Гольдмане, мы хотим знать масштабы катастрофы!

— Это с сайта «Сегодня в Америке»: «Что происходит между успешным писателем Маркусом Гольдманом и актрисой Лидией Глур? Несколько человек присутствовали при бурной ссоре двух молодых звезд. Продолжение следует». Там еще комментарии, сэр.

— Читайте, Мариза! Читайте! — орал Рой.

— Лиза Ф. из Колорадо написала: «Этот Маркус Гольдман — грязная скотина».

— Слышите, Гольдман? Все женщины Америки ненавидят вас!

— Чего? Рой, это какая-то анонимная девица в интернете!

— Бойтесь женщин, Гольдман, они как стадо бизонов: обидите одну, все набегут на помощь и затопчут насмерть.

— Рой, — оборвал я его, — клянусь, у меня с этой женщиной ничего нет.

— А то я не знаю, чертов зануда! В том-то и беда. Нет, вы только посмотрите, я убиваюсь, делаю вам карьеру, готовлю вам фильм века, а вы все пускаете псу под хвост. Знаете, Гольдман, вы меня когда-нибудь доконаете с вашей страстью непременно все гробить. И что вы будете делать, когда я помру, а? Придете хныкать на мою могилу, потому что никто вам больше помогать не будет. Вот что вам приспичило говорить гадости прелестной юной женщине, всеми обожаемой актрисе? Если из-за вас плачет актриса, которую все обожают, значит, все будут вас ненавидеть! А если вся страна будет вас ненавидеть, никто не пойдет смотреть фильм по вашей книжке! Полюбуйтесь, всё уже в интернете: злодей Маркус и милая Лидия.

— Но это же она мне стала рассказывать, что прошла кастинг на фильм, — оправдывался я. — Я только ей сказал, что она ошибается.

— Но она таки прошла кастинг, гений человечества! Больше того, она главная актриса фильма!

— Слушайте, Рой, мы с вами вместе смотрели кастинг! Вместе одобряли актеров! Куда делась актриса, которую мы отобрали?

— Ей отказано!

— Отказано?

— Именно. От-ка-за-но.

— А по какой такой причине?

— Во время последних съемок она в перерывах сожрала все пончики!

— Рой, ну что за чушь!

— Никакая не чушь, а чистая правда. Я позвонил ее агенту и сказал: а ну забирай взад свою прорву, и чтобы я тебя больше не видел! Тут кино снимают, а не свиней откармливают!

— Хватит, Рой! Откуда в фильме взялась Лидия Глур?

— «Парамаунт» поменял кастинг.

— Почему? По какому праву?

— Не было кассовых актеров. Лидия Глур — очень кассовая актриса. Не сравнить с дебильными актерами, которых вы отобрали, те вообще как только что из помойки вылезли.

— Кассовая?

— «Кассовый» — это киношный термин. Это соотношение между гонораром за роль и последующей выручкой от картины. Малышка Глур очень кассовая, ясное дело: если она сыграет в фильме, его посмотрит больше народу. А значит, будет больше денег у вас, у меня, у них, у всех.

— Я знаю, что значит слово «кассовый».

— Нет, не знаете! Потому что если бы знали, то сейчас лизали бы мне ботинки в благодарность за то, что я ее взял.

— Да какого черта вы стелетесь перед «Парамаунтом»? Я не желаю, чтобы она играла Алисию, и точка.

— Ох, Маркус, не желать вы можете чего угодно. Хотите, я вам покажу все незаметные и непонятные оговорки в контракте, который вы подписали? Вас пригласили на кастинг, только чтобы доставить вам удовольствие… Вот увидите, будет колоссальный успех. Ее гонорар — целое состояние. А если дорого, значит, хорошо. Все ломанутся на фильм. А вот вы, если не прекратите изображать из себя сердцееда, дождетесь, что какие-нибудь группки феминисток начнут жечь на площадях ваши книги и устраивать демонстрации перед вашим домом.

— Рой, вы чудовище.

— Вот как вы благодарите человека, который обеспечивает ваше будущее?

— Мое будущее — это мои книги, — ответил я. — А не ваш дурацкий фильм.

— Ой, я вас умоляю, кончайте свои революционные песни, в них больше никто не верит. Книга осталась в прошлом, мой бедный Маркус.

— Рой, да как вы можете так говорить?

— Ладно, Гольдманчик, выше нос. Лет через двадцать люди перестанут читать. Это факт. Просто времени не останется, чтобы оторваться от телефона. Знаете, Гольдман, с книгоизданием покончено. Дети ваших детей будут разглядывать книги с таким же любопытством, как мы — иероглифы фараонов. И спросят вас: «Дедушка, а зачем были нужны книги?», а вы им ответите: «Чтобы мечтать. Или чтобы вырубать деревья, уже не помню». А тогда уже будет поздно очухиваться: человеческий идиотизм достигнет критической отметки, и мы все от врожденной дурости друг друга изничтожим (впрочем, это уже сейчас происходит). Будущее уже не в книгах, Гольдман.

— Да ну? И в чем же будущее, Рой?

— В кино, Гольдман. В кино!

— В кино?

— В кино, Гольдман, кино — это будущее! Люди теперь хотят картинку! Люди не хотят больше думать, они хотят, чтобы их направляли! Они с утра до вечера в рабстве и, придя домой, теряются: нет больше их господина и хозяина, нет благодетельной руки, дарующей пищу, никто их не бьет и не ведет за собой. По счастью, есть телевидение. Человек включает телевизор, простирается перед ним и вручает ему свою судьбу. «Что мне есть, Хозяин?» — спрашивает он у телевизора. «Замороженную лазанью!» — велит ему реклама. И он мчится ставить в микроволновку свой мерзкий ужин. А потом возвращается и на коленях вопрошает: «А что мне пить, Хозяин?» — «Пересахаренную кока-колу!» — сердито орет телевизор и приказывает: «Жри, свинья, жри! Пускай твоя плоть становится жирной и дряблой». И человек повинуется. Человек обжирается. А после ужина телевизор злится и дает новую рекламу: «Ты слишком толстый! Ты урод! Немедленно займись гимнастикой! Будь красивым!» И вы покупаете электроды для точечного массажа, кремы, наращивающие вам мышцы во время сна, волшебные пилюли, которые делают гимнастику за вас, потому что вам же не хочется, вы перевариваете пиццу! Вот вам колесо жизни, Гольдман. Человек слаб. Из стадного инстинкта он любит набиваться в темные залы, именуемые кинотеатрами. Ба-бах! Вот вам реклама, попкорн, музыка, бесплатные журналы, а перед вашим фильмом идут трейлеры других и увещевают вас: «Эх ты, лох, ты пошел не на тот фильм, посмотри этот, он гораздо лучше!» ОК, но вы уже заплатили за место, вы на крючке! Значит, вам придется прийти еще раз, посмотреть другой фильм, а новый трейлер опять вам объяснит, что вы лопух, и вы с горя пойдете в перерыве опиваться газировкой и объедаться шоколадным мороженым за бешеные деньги, чтобы забыть свой жалкий удел. Может, вы с горсткой таких же борцов и останетесь, забьетесь в последний в стране книжный магазин, но долго вам не продержаться: народ зомби и рабов вас все равно победит.

Я в досаде повалился в кресло.

— Вы спятили, Рой. Это что, шутка?

Вместо ответа он посмотрел на часы и постучал по циферблату:

— А теперь дуйте, Гольдман, быстрей! Вы опаздываете.

— Опаздываю? Куда?

— На ужин с Лидией Глур. Заедете домой, переоденетесь в костюм, напшикаетесь духами — ресторан шикарный.

— Пощадите, Рой! Что вы еще отмочили?

— Она получила от вашего имени букет цветов и весьма любезную записку.

— Но я ничего ей не посылал!

— Знаю! Если бы я сидел и ждал, пока вы оторвете задницу от стула, я бы еще спать не ложился. Я вас прошу об одном — поужинать с ней. В общественном месте. Чтобы все видели, что вы пай-мальчик.

— Ни за что, Рой!

— Никаких «ни за что»! Эта девица — наш золотой слиток! Мы будем ее любить, холить и лелеять!

— Рой, вы не поняли. Мне больше нечего сказать этой девушке.

— Вы страшный человек, Гольдман. Вы молоды, богаты, красивы, вы знаменитый писатель — и чем вы занимаетесь? Жалуетесь. Ноете! Может, хватит строить из себя хор греческих плакальщиц?