"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33

— Это надо пресечь.

— Невозможно. Они отнюдь не дураки. Ни утечек, ни анонсов в интернете. Все фото сделаны из общественных мест, без прямого вторжения в личное пространство. Не подкопаешься.

— У нас с ней ничего не было.

— Да хоть бы и было.

— Нет между нами ничего, говорю тебе! Должен быть способ изъять эту газетенку из продажи.

— Они всего лишь высказывают предположение, Маркус. Все вполне законно.

— Она в курсе?

— Надо думать. А если нет, то через час будет в курсе.

Я подождал час, потом поехал к дому Кевина и позвонил в ворота. Камера домофона включилась, значит, кто-то меня видел, но ворота не открылись. Я позвонил еще, и наконец дверь дома отворилась, и вышла Александра. Она подошла к решетке.

— Ты крал собаку? — Она испепелила меня взглядом. — Потому он вечно и торчит у тебя?

— Всего один раз. Или два. Потом он сам приходил, честное слово.

— Не знаю, стоит ли тебе верить, Маркус. Это ты позвал прессу?

— Что? Слушай, мне-то это зачем?

— Не знаю. Может, для того, чтобы я порвала с Кевином?

— Александра, ты что! Только не говори, что ты и вправду так думаешь.

— У тебя был шанс, Маркус. Восемь лет назад. Прекрати ломать мне жизнь. Оставь меня в покое. Мои адвокаты свяжутся с тобой, и ты дашь опровержение.

Балтимор, Мэриленд, весна — лето 1995 года

В Монклере я все больше чувствовал себя изгоем.

Я сидел взаперти в Нью-Джерси, а в Оук-Парке меня готова была принять в объятия райская жизнь. Там была уже не одна чудесная семья, а две — Балтиморы и Невиллы, которые к тому же подружились. Дядя Сол и Патрик Невилл вместе играли в теннис. Тетя Анита предложила Джиллиан Невилл участвовать в волонтерской помощи интернату Арти Кроуфорда. Гиллель, Вуди и Скотт все время тусовались вместе.

Однажды в начале апреля Гиллелю, который каждый день читал «Балтимор сан», попалась заметка о музыкальном конкурсе на федеральном радио. Желающим участвовать предлагалось подавать заявки и слать на радио аудио- или видеозапись двух песен в своем исполнении. Победитель получал возможность записать в профессиональной студии пять композиций, одну из которых должны были крутить на радио в течение полугода. Естественно, у дяди Сола была потрясающая камера последней модели, и, естественно, он разрешил Вуди и Гиллелю ею воспользоваться. И я, сидя в своей тюрьме в Нью-Джерси, каждый день выслушивал по телефону возбужденные рассказы о том, как движется проект. Всю неделю Александра по вечерам репетировала у Гольдманов, а на выходных Гиллель и Вуди засняли видео. Я подыхал от ревности.

Но конкурс не конкурс, а мы все трое, Вуди, Гиллель и я, остались с носом: вскоре Александра пришла к Балтиморам со своим дружком Остином. Это должно было случиться: семнадцатилетняя красавица Александра вряд ли остановила бы свой выбор на пятнадцатилетних садовниках, у которых, на их беду, даже волосы на лобке еще не выросли. Она предпочла нам парня из своей школы, папенькиного сынка, красивого как бог и сильного как Геркулес, но глупого как пробка. Он приходил в наш подвал, разваливался на диване и не слушал песни Александры. Музыка его интересовала как прошлогодний снег, а она только музыкой и жила; тупица Остин этого так и не понял.

Результаты конкурса должны были объявить через два месяца. За это время Александра сдала на водительские права и на выходных, по вечерам, когда Остин без нее шел куда-нибудь с приятелями, заезжала за нами к Балтиморам. Мы шли пить молочные коктейли в «Дейри-Шек». Парковались на тихой улочке, растягивались где-нибудь на лужайке, глазели в ночное небо и, открыв дверцы машины, слушали музыку, которую передавали по авторадио. Александра подпевала, а мы воображали, как ее песню без конца крутят на радио.

В такие моменты казалось, что она наша. Мы болтали часами. Нередко темой разговоров становился Остин. Только Гиллелю хватало дерзости задавать вопросы, которые готовы были сорваться с уст у всех троих:

— Что ты делаешь с этим придурком?

— Вовсе он не придурок. Он иногда грубоват, но вообще очень славный парень.

— Это точно, — насмехался Вуди, — небось в машинке с откидным верхом ему слегка проветривает голову.

— Нет, серьезно, — защищала его Александра, — его просто надо узнать поближе.

— Да какая разница, придурок он, и все, — огрызался Гиллель.

В конце концов она говорила:

— Я его люблю. Вот так.

Слова «я его люблю» разрывали нам сердце.

Александра не выиграла конкурс. Все, что она получила, — это сухое письмо с извещением, что ее кандидатура не прошла. Остин сказал ей, что она проиграла, потому что петь не умеет.

Говоря по правде, когда Вуди с Гиллелем позвонили мне с этой новостью, какая-то часть меня вздохнула с облегчением: мне было бы тяжко сознавать, что ее карьера началась с конкурса, который откопал Гиллель, и с видео, целиком записанного Балтиморами. Но мне было очень обидно за нее, я знал, как ей был важен этот конкурс. Я собрался с духом и, выяснив через телефонистку ее номер, позвонил ей — на что не отваживался ни разу, хотя желание это снедало меня все последние месяцы. К моему великому облегчению, она сама сняла трубку, но разговор начался не лучшим образом:

— Привет, Александра, это Маркус.

— Какой Маркус?

— Маркус Гольдман.

— Кто?

— Маркус, кузен Вуди и Гиллеля.

— Ой, Маркус, кузен! Привет, Маркус, как дела?

Я сказал, что звоню по поводу конкурса, что мне страшно жаль, что она не выиграла, и по ходу разговора она расплакалась.

— Никто в меня не верит, — сказала она. — Мне так одиноко. Всем на меня плевать.

— Мне на тебя не плевать, — ответил я. — Они тебя не отобрали, потому что конкурс идиотский. Они тебя не стоят! Не давай себя сломать! Вперед! Запиши еще одну пробу!

Повесив трубку, я собрал все свои сбережения, сложил в конверт и отослал ей, чтобы она могла сделать профессиональную запись.

Через несколько дней я получил извещение, что на мое имя пришло почтовое отправление. Мать, встревожившись, долго выспрашивала меня, не покупал ли я порнографические видео.

— Нет, мама.

— Дай честное слово.

— Честное слово. Если бы я их купил, указал бы другой адрес.

— Это какой же?

— Мама, я пошутил. Я не заказывал никакой порнухи.

— Тогда что это?

— Не знаю.

Несмотря на мои протесты, она непременно пожелала сходить со мной на почту, а у окошка стояла за моей спиной.

— Откуда посылка? — спросила она у почтового служащего.

— Из Балтимора, — ответил тот, отдавая мне конверт.

— Тебе что-то должны прислать кузены? — спросила мать.

— Нет, мама.

Она торопила меня, чтобы я поскорей вскрыл письмо, и я в конце концов сказал:

— Мама, по-моему, это личное.

Ужас перед порнографией прошел, и ее лицо просияло.