"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
— У тебя подружка в Балтиморе?
Я молча посмотрел на нее, и она наконец сделала милость и ушла ждать меня в машине. Я отошел на почте в уголок и осторожно открыл конверт.
Милый Маркикетик,
Злюсь на себя: я так тебя и не поблагодарила за письмо, где ты говорил, что хотел бы жить в Балтиморе. Оно меня очень тронуло. Может быть, однажды ты переедешь сюда, кто знает?
Спасибо тебе за письмо и за деньги. Деньги я принять не могу, но ты меня убедил взять мои сбережения,
Ты совсем особенный. Мне повезло, что я тебя узнала. Спасибо, что поддержал мое желание стать певицей, ты один в меня веришь. Я этого никогда не забуду.
Надеюсь скоро повидать тебя в Балтиморе.
Обнимаю,
P. S. Лучше не говори кузенам, что я тебе написала.
Я перечитал письмо раз десять. Я прижимал его к сердцу. Я танцевал на бетонном полу почты. Александра мне написала. Мне. От волнения у меня все сжалось внутри. Я сел к матери в машину и за всю поездку не проронил ни слова. А когда мы въехали в нашу аллею, сказал:
— Хорошо, что у меня нет муковисцидоза, мама.
— Вот и славно, дорогой. Вот и славно.
15
Весь день 26 марта 2012 года, когда вышла газета, я просидел дома.
Телефон звонил не переставая. Я не отвечал. Бесполезно: все хотели знать, правда ли это. Действительно ли я живу с Александрой Невилл?
Я знал, что у моих дверей вот-вот станут дежурить папарацци, и решил запастись провизией, чтобы какое-то время не нужно было никуда выходить. Вернувшись из супермаркета и выгружая из багажника пакеты с едой, я увидел Лео; тот работал в саду перед домом и спросил, не собираюсь ли я сидеть в осаде.
— Так вы ничего не знаете?
— Нет.
Я показал ему газету.
— Кто это все снимал? — спросил он.
— Те типы на вэне. Это были папарацци.
— Вы хотели прославиться, Маркус. А теперь вы не хозяин собственной жизни. Помощь нужна?
— Нет, Лео, спасибо.
Вдруг за нашей спиной раздалось тявканье.
Это был Дюк.
— Что ты тут делаешь, Дюк? — спросил я.
Он уставился на меня своими черными глазами.
— Уходи, — велел я.
Я пошел отнести часть пакетов на крыльцо, и пес двинулся за мной.
— Уходи! — крикнул я.
Он смотрел на меня и не двигался с места.
— Уходи!
Он стоял как вкопанный.
В эту минуту послышался шум мотора, и какая-то машина затормозила у дома. Это был Кевин, вне себя от злости. Выскочив из машины, он направился ко мне, явно готовый пустить в ход кулаки.
— Сукин сын! — заорал он мне в лицо.
Я отшатнулся:
— Ничего не было, Кевин! Эти фотографии — ложь! Александра дорожит тобой.
Он остановился:
— Ты меня обдурил…
— Никого я не дурил, Кевин.
— Почему ты мне не сказал, что произошло между вами с Александрой?
— Не я должен был тебе это сказать.
Он угрожающе ткнул в меня пальцем:
— Убирайся из нашей жизни, Маркус.
Схватил Дюка за ошейник и потащил к машине. Тот пытался вырваться.
— Сюда, живо! — заорал он и встряхнул пса.
Дюк заскулил и попробовал отбиваться. Кевин
рявкнул, чтобы он замолчал, и силой запихнул его в багажник своего кроссовера. Садясь в машину, он произнес с угрозой в голосе:— Больше к ней не приближайся, Гольдман. Никогда. Ни к ней, ни к этому псу, ни к кому. Продай дом и вали отсюда подальше. Для нее тебя больше нет. Слышишь? Тебя больше нет!
И рванул с места.
Дюк через заднее стекло бросил на меня полный нежности взгляд и что-то пролаял, но я не понял, что именно.
Балтимор, осень 1995 года
Осенью начался новый учебный год и новый футбольный сезон. «Дикие кошки» из Баккери быстро заставили о себе говорить. Чемпионат они начали триумфально. Вся школа страстно болела за команду, вскоре снискавшую славу непобедимой. Что могло случиться с «Дикими кошками» за несколько месяцев, что они настолько изменились?
На трибунах стадиона в Баккери во время каждого матча яблоку негде было упасть. А если матч был выездным, когорты шумных преданных болельщиков ездили за командой всюду. Местная пресса скоро переименовала ее в «Непобедимых Диких кошек из Баккери».
Гиллель страшно гордился успехами команды. Сделавшись ассистентом тренера, он наконец нашел свое, особое место в «Диких кошках».
Здоровье Скотта ухудшилось. В конце лета ему несколько раз становилось плохо. Он неважно выглядел, ходил почти все время с кислородным баллончиком. Его родители тревожились. За матчами он мог теперь только наблюдать с трибуны. И каждый раз, когда он, ликуя, вскакивал после очередного тачдауна, его охватывала грусть. Он больше не на поле. Он совсем пал духом.
Однажды холодным сентябрьским утром, в воскресенье, на следующий день после блистательно выигранного «Дикими кошками» матча, он незаметно выскользнул из дому и отправился на стадион Баккери. Ни души. Было очень сыро; над газоном висел густой туман. Он встал на краю поля и побежал, воображая себя игроком с мячом. Закрыв глаза, он представил себе, что он — могучий ресивер, что он тоже Непобедимый. Ничто его не остановит. Ему слышались восторженные вопли толпы, скандирующей его имя. Он — игрок «Диких кошек» и сейчас занесет мяч в зачетную зону. Он бежал и бежал, чувствуя в руках несуществующий мяч, бежал до тех пор, пока не задохнулся и не повалился без чувств на мокрую траву.
Скотта спасло лишь то, что его заметил какой-то мужчина, гулявший с собакой. Его отвезли на скорой в госпиталь Джона Хопкинса, провели целую кучу обследований. Его состояние резко ухудшилось.
Тетя Анита рассказала Гиллелю и Вуди, что со Скоттом случилось несчастье.
— Как он попал на поле? — спросил Гиллель.
— Никто не знает. Ушел из дому, ничего не сказав родителям.
— А сколько ему лежать в больнице?
— По крайней мере, две недели.
Они регулярно ходили навещать Скотта.
— Я хотел быть как вы, — сказал он Вуди. — Хотел быть на поле, хотел, чтобы толпа выкрикивала мое имя. Не хочу больше болеть.
В конце концов Скотта отпустили из больницы, предписав ему полный покой. Каждый день после тренировки Вуди и Гиллель заходили его проведать. Иногда являлась вся команда. «Дикие кошки» толпились в комнате Скотта и рассказывали, какие подвиги сегодня совершили. Все вокруг говорили, что они выиграют кубок. И по сей день ни одна команда Лиги школ не побила рекордов, поставленных в сезоне 1995/96.