"Современный зарубежный детектив". Компиляция. Книги 1-33
Шрифт:
Они вышли в парк рядом со зданием и отошли подальше.
— Дела у компании плохи, — сказал дядя Сол отцу.
— Что ты такое говоришь? Я в курсе финансового положения «Хейендрас», и оно отличное, представь себе. Генеральный директор, Доминик Пернелл, сделал объявление, сказал нам покупать акции. Кстати, их курс вырос.
— Разумеется, курс вырос, если все сотрудники ринулись их скупать.
— Ты на что намекаешь, Сол?
— Продавай акции.
— Что? Ни за что на свете.
— Слушай меня внимательно, я знаю, о чем говорю. Дела у «Хейендрас» очень плохи, цифры катастрофические. Пернелл не должен был говорить, чтобы вы их покупали. Тебе надо немедленно избавиться от акций.
—
— Ты что думаешь, я бы примчался из Балтимора, если бы дело не было так серьезно?
— Ты просто бесишься, что продал акции и не можешь купить их снова. Так ведь? Хочешь, чтобы я тоже продал, а потом купил?
— Нет, я хочу, чтобы ты их продал и избавился от них.
— Может, ты перестанешь мной командовать, Сол? Ты спас папину фирму, обеспечил ему старость, дал работу всем его служащим: он тебя обожает, ты лучший из сыновей! Впрочем, ты всегда ходил у папы в любимчиках. Но тебе и этого было мало, ты еще походя сорвал джекпот.
— Но я же вам тогда говорил: просите акции!
— Мало тебе твоей адвокатской карьеры, громадного дома, машин? Что ты еще хочешь? Гендиректор лично сказал нам покупать, мы все купили! Все служащие купили! В чем проблема? С ума сходишь, что я тоже могу заработать денег?
— Что? Да почему ты не хочешь меня послушать?
— Ты всегда считал своим долгом меня уничтожить. Особенно в папиных глазах. Даже когда мы мальчишками на скамейке сидели, он только с тобой и говорил! Сол то, Сол сё!
— Не говори ерунды.
— Он только тогда и стал со мной немножко считаться, когда ты смылся. Да и то, пока вы не общались, он мне кучу раз давал понять, что если бы во главе фирмы был ты, дела бы шли куда лучше…
— Натан, ты бредишь. Так вот, я приехал тебе сказать, что дела у «Хейендрас» плохи, показатели скверные, и как только это выплывет, курс акций рухнет.
Отец на миг опешил:
— А ты откуда знаешь?
— Знаю. Поверь мне, умоляю. Знаю из надежного источника. Больше я сказать не могу. Продавай все, а главное, никому не говори. Никому, слышишь? То, что я ставлю тебя в известность, — серьезное преступление. Если кто-то узнает, что я тебя предупредил, у меня будут большие неприятности, и у вас с папой тоже. Довольно того, что продать такой объем акций, не вызвав подозрений, весьма сложно. Продавай по частям. И поторопись!
Отец не внял голосу разума. Думаю, он был ослеплен той жизнью, какую брат вел в Балтиморе, и хотел получить свою долю. Я знаю, что дядя Сол сделал все возможное, даже съездил во Флориду к дедушке и просил его убедить сына продать акции.
Дедушка даже позвонил моему отцу:
— Натан, приезжал твой брат. Говорит, что нам надо непременно продать акции. Может, стоит его послушать…
— Нет, папа, пожалуйста, поверь мне хоть раз в жизни!
— Он сказал, что поможет вложить деньги в другие акции, самые лучшие. Сделать так, чтобы они принесли доход. Признаюсь, я немного беспокоюсь…
— Пусть не лезет не в свое дело! Почему ты мне не доверяешь? Я тоже неплохо умею вести дела, знаешь ли!
Думаю, у отца взыграло самолюбие. Он принял решение и хотел, чтобы с ним считались. Он не передумал. По убежденности или чтобы переупрямить брата — никто никогда не узнает. Дедушка не стал его принуждать, наверно, чтобы его не обидеть.
Пока мать рассказывала мне все это в салоне моей машины, мне вспомнилось одно событие из детства. Я, семилетний мальчишка, бегу из гостиной на кухню с криком: «Мама! Мама! Там дядю Сола по телевизору показывают!» Это было его первое громкое дело, начало его славы. На экране рядом с ним был его клиент, Доминик Пернелл. Помню, я потом еще несколько недель с гордостью рассказывал
всем встречным и поперечным, что в газетах написали про дядю Сола и папиного начальника. Но я не знал другого: Доминик Пернелл был задержан Комиссией по ценным бумагам и биржам [343] за подделку отчетности «Хейендрас»: он представил работникам блестящий баланс и, не дав им опомниться, перепродал им собственные акции на миллионы долларов. Суд в Нью-Йорке приговорил его к сорока трем годам тюрьмы. Сразу после его ареста акции «Хейендрас» рухнули окончательно, их стоимость упала в пятнадцать раз. Компанию купила за бесценок влиятельная немецкая фирма, которая здравствует и поныне. 700 000 долларов моего отца и дедушки стоили теперь всего 46 666,66 доллара.343
Комиссия по ценным бумагам и биржам — орган правительства США, осуществляющий функции надзора и регулирования рынка ценных бумаг.
Балтимор сделался карой моего отца. Их дом, их машины, вилла в Хэмптонах, отпуск в Уистлере, роскошь Дня благодарения, квартира в «Буэнависте», частный охранный патруль в Оук-Парке, считавший нас незваными гостями, — все напоминало ему о том, что брат добился успеха, а он проиграл.
В тот июньский день 2011 года я, поговорив с матерью, позвонил дяде Солу. Казалось, он был рад меня слышать.
— Я тут обедал с мамой, — сказал я. — Она мне рассказала, как фирму продали компании «Хейендрас» и как папа потерял и свои сбережения, и дедушкины.
— Как только я узнал, что твой отец купил эти акции, я всеми силами пытался уговорить его их перепродать. Потом твой отец упрекал меня за то, что я не обрисовал ситуацию яснее. Но ты должен понять: в тот момент Комиссия уже возбудила дело против Доминика Пернелла, он связался со мной и просил быть его защитником, я знал, что он солгал работникам и продал им собственные акции. Твоему отцу я этого рассказать не мог. Я знаю, насколько в нем сильно чувство справедливости, он бы предупредил других служащих. Их были тысячи, тех, кто, как и он, вложил много денег в акции собственной компании. Но если бы это выяснилось, если бы в Комиссии узнали, что я сообщил эти сведения твоему отцу, это бы означало верную тюрьму и для твоего деда, и для отца, и для меня. Я мог только умолять его продать акции, но он не захотел меня слушать.
— Дедушка сердился на папу?
— Понятия не имею. Он всегда говорил, что нет. После этого в «Хейендрас» прошла волна сокращений, но твой отец, по счастью, сохранил место. Зато дедушка потерял весь свой капитал, отложенный на старость. С того дня я ему помогал.
— Ты помогал дедушке из-за вашей ссоры? Чтобы он тебя простил?
— Нет, помогал, потому что он мой отец. Потому что у него не осталось ни гроша. Потому что свои деньги я получил благодаря ему. Не знаю, что тебе говорила бабушка про нашу ссору, но на самом деле это было жуткое недоразумение, а я был слишком глуп и слишком самолюбив, чтобы объясниться. Это у нас с твоим отцом общая черта: сначала не хотим внять голосу разума, а потом всю жизнь жалеем.
— Бабушка сказала, что вы поссорились из-за твоей борьбы за гражданские права.
— Я никогда особо не боролся за гражданские права.
— А как же фото на первой полосе газеты?
— Я участвовал в одной-единственной демонстрации, просто чтобы доставить удовольствие отцу Аниты. Он-то был убежденный активист. Мы с твоей тетей оказались вместе с ним в первом ряду и, по несчастью, попали на фото. Вот и все.
— То есть как? Ничего не понимаю. Бабушка сказала, что ты был все время в разъездах.