Союз Аустерлица

Роковую роль сыграло то обстоятельство, что эти редуты укреплялись в большой спешке на месте развалин каких-то старинных оборонительных сооружений, которые когда-то преграждали вход в Здешовскую долину. И потому ров, прокопанный ополченцами в мерзлой земле, не был достаточно глубоким, а земляной вал, опирающийся на камни древних руин, не отличался высотой. К тому же, с тыльной стороны строители оставили земляную перемычку, проходящую через ров, вроде моста. И этот земляной мостик проходил сквозь достаточно широкую прореху в самом валу, через которую на телегах на редут подвозили боеприпасы и эвакуировали раненых. Потому французы, достигнув рва, воспользовались «слепой зоной» нашей артиллерии, оббежав прямо по этому рву укрепление по дуге и ворвавшись внутрь с той самой стороны, откуда защитникам поступало снабжение. Внезапно французы выскочили из рва там, где их нападения не ожидали.

Это была не просто ошибка, а результат непредусмотрительности, проявленной при строительстве редута, отчего линия снабжения не имела достаточной защиты. Возможно, конечно, что причина подобного разгильдяйства крылась в той спешке, в которой укрепление возводилось на месте старинного оборонительного сооружения, разрушенного еще в Тридцатилетнюю войну. И эта недоработка стала роковой для защитников. Правда, в начале сражения с той стороны, откуда к редуту подходила дорога, стояла цепь солдат прикрытия, но, к этому моменту эти стрелки, находившиеся на открытом месте с внешней стороны земляного вала, уже большей частью полегли от ядер вражеской артиллерии.

Французские орудия били навесным огнем, попадая почему-то наиболее часто не в сам редут, а именно в тот участок местности, который находился прямо за ним, отчего боевое охранение земляного моста и понесло невосполнимый урон. Как бы там ни было, а французам удалось добиться успеха, воспользовавшись благоприятными обстоятельствами и завязав бой уже внутри самого редута. А другие французские пехотинцы, увидев успех своих товарищей, тут же ринулись тем же путем на штурм, следом за передовым удачливым взводом. Среди хаоса и неразберихи, когда неожиданная атака французов сломала налаженную оборону правофлангового редута, защитники вынужденно сбивались в плохо организованные группы, отбиваясь от врагов отдельно друг от друга уже возле самых пушек.

Внутри правофлангового укрепления быстро начиналась паника. Офицеры, командовавшие обороной батареи и не ожидавшие такого коварного удара, пытались организовать отпор противнику, но их действия были хаотичными. А французские пехотинцы, словно голодные волки, почувствовавшие запах крови, действовали с безжалостной точностью, напирая всеми силами, чтобы захватить редут вместе с нашей артиллерией. Воспользовавшись замешательством защитников, они усиливали натиск.

Ситуация развивалась слишком быстро, и барон Томаш, который наблюдал все происходящее вместе со мной и с эрцгерцогом, воскликнул:

— Мы должны немедленно остановить этот прорыв! Прикажите вводить в бой резервы немедленно, эрцгерцог! Если ваша кавалерия прямо сейчас не ринется в контратаку, то мы потеряем не только эту позицию, но и всю линию обороны!

Взгляд барона Томаша, обычно наполненный уверенностью, сейчас выражал тревогу. Он, как человек, прошедший через множество сражений и избранный вожаком мятежных баронов не просто так, а за свои заслуги, понимал: если враг прорвется, то это станет началом конца обороны всей Здешовской долины. В этот момент в каменное зубчатое ограждение дозорной площадки башни, где мы стояли, ударило вражеское ядро. Сломав один из каменных зубцов, оно отлетело рикошетом, взорвавшись внизу. К счастью, никого из нас не задело осколками битого кирпича и штукатурки, полетевшими во все стороны, но мы все инстинктивно пригнулись, а эрцгерцог Фердинанд, склонился к нам и сказал:

— Здесь становится опасно! Скорее вниз, господа! Назрела необходимость командовать боем на месте!

Если все это время, наблюдая сверху за тем, как разворачивается сражение на поле боя, мы чувствовали себя зрителями этого кровавого спектакля, то теперь предстояло самим окунуться в эту совсем не театральную атмосферу, в которой сражались и гибли люди обеих армий, противостоящих друг другу. Я почувствовал, как волнение охватывает меня, сознавая, что сам очень скоро окажусь в гуще битвы. Снова ударило. На этот раз ядро попало в стену башни. Но не пробило ее, а лишь обрушило кусок внутренней штукатурки напротив места попадания. Противник, видимо, заметив нас, начал вести целенаправленный огонь по наблюдательному пункту. Но, французским артиллеристам не дано было поразить столь желанную цель, какой всегда является командование противника, поскольку мы втроем уже быстро спускались с башни по крутой винтовой лестнице.

Внизу у входа в башню нас дожидались адъютанты и курьеры, которые тут же вскочили в седла и бросились передавать наши новые распоряжения в войска. И уже через несколько минут со стороны ближайшего крестьянского хутора, уже покинутого своими хозяевами, эвакуировавшимися в город, к нам на подмогу прискакал первый кавалерийский эскадрон из резерва эрцгерцога Фердинанда. И он сам со всей безрассудностью, свойственной молодости, лично возглавил контратаку против французов, прорвавшихся на правофланговую батарею.

Впрочем, я и сам повел себя не менее глупо, поскакав на своем Черныше рядом с эрцгерцогом в самую гущу свалки. И лишь барон Томаш, проявив выдержку, остался позади войск, как и подобает командующему. Уже приблизившись к редуту почти вплотную, я увидел, как среди хаоса боя моравские солдаты, стиснув зубы, сражаются за свою землю, за свои семьи, за свое будущее. Они не бежали, а бились до последнего в штыковом бою против французов, наседающих на них. И мы должны были сделать все возможное, чтобы помочь им отразить натиск неприятеля.

Я чувствовал, что мне необходимо объединить усилия с эрцгерцогом. И чутье не подвело меня, потому что в тот момент, когда в Фердинанда целился из ружья вражеский солдат, забравшийся на земляной вал, я вовремя заметил его и умудрился выстрелить из пистолета точно, сразив супостата. И подобным же образом я спасал Фердинанда в этом бою еще пару раз. Я пристрелил еще одного французского пехотинца, который наставил ствол на молодого эрцгерцога, а потом саблей срубил злодея в синей шинели, который бросился со штыком к его лошади. Но и Фердинанд тоже не оставался в долгу, убивая врагов, которые целились в меня.

Взрывы, выстрелы, звон металла, боевые кличи, выкрики команд и стоны раненых раздавались вокруг меня, словно звуки ада и предвестники смерти. И я, наседая конем на французских солдат, сжимая в руке окровавленную саблю, рубил супостатов, шокированных нашей внезапной кавалерийской контратакой. Кровь брызгала вокруг меня, будто сама земля, покрытая снегом, требовала кровавых жертв. Сквозь пороховой дым я все-таки видел, что солдаты, защищавшие редут, заметив наш эскадрон, прискакавший на помощь, воспряли духом и сражаются с новыми силами. Мы с эрцгерцогом вовремя вмешались в происходящее, чтобы не дать врагу захватить наш редут. Я чувствовал прилив надежды, когда видел, как наши солдаты, несмотря на усталость и страх, вновь поднимали свои штыки навстречу французам, готовые сражаться до последнего и проявляя завидную стойкость в обороне.

В глазах моравских пехотинцев я видел решимость не меньшую, чем у французских солдат, отмечая про себя, что даже в самых мрачных обстоятельствах человеческий дух способен на величие. И величие момента состояло в том, что моравские бойцы были готовы погибнуть на этом самом месте, но защищать свою землю до последнего вздоха. Воодушевившись при нашем появлении, моравская пехота усилила натиск. А французы, штурмующие редут, оказались в замешательстве, попав между нашей пехотой и конницей, словно между молотом и наковальней. И в воздухе повис запах их страха и крови. Защитники редута брали верх в этой схватке, и последние надежды французов на быстрый успех таяли. Еще немного, и противники начали отступать, оставляя за собой трупы своих боевых товарищей. А земля, пропитанная кровью, стала свидетелем еще одной трагедии, где доблесть и ужас переплелись в танце смерти.