Союз Тигра и Дракона

— Первые красавицы столицы?

Сюаньжень растерялся. Он краем уха слышал, что каждый год совет из трёх принцев — Ли Яна, Лю Юя и Ли Цзяня, племянников императора, — в пятнадцатый день пятой луны выбирал «Четырёх первых красавиц столицы». Попасть в этот список считалось большой честью: портреты избранных красавиц после того писали лучшие художники города, их наряды и украшения начинали тут же копировать, каждая из них становилась для остальных женщин столицы предметом зависти и восторга.

Разумеется, не обходилось без сплетен. Злые языки утверждали, что одна из девиц, выбранная красавицей в прошлом году, прельстила принца Ли Яна богатыми подарками, а чанцзы Лу Лишуань получила звание благодаря любезному приёму, оказанному другому судье, принцу Ли Цзяню. Поговаривали также, что принц Ли Юй настойчиво пропихивал в список свою наложницу Бай Линьюй, но два других принца сочли его выбор пристрастным и отказались провозгласить её первой красавицей.

Сюаньженю не было никакого дела до чужих сплетен, хоть угроза девушкам заставила его насторожиться. Но почему Ван Шэн так напуган?

— Ты-то почему так струхнул?

— Воистину, кто смотрит на мир, как на капли росы, того не видит царь смерти! Опомнись, Сюаньжень! Сколько можно витать в облаках! Имена этих красавиц известны всем! Посмотри сам! — Ван Шэн ткнул в стену Храма императорских предков, где на прилавках торговцев висели портреты первых столичных красавиц этого года. Сюаньжень с удивлением взял и принялся рассматривать портрет Ши Юнлянь, дочки столичного префекта.

— Ну и страшилище! Зачем она так вытаращила глаза? А что за безвкусица у неё на голове? Кошмар какой-то…— Сюаньжень брезгливо отбросил портрет.

Портрет Си Мэй, супруги начальника императорской стражи, тоже не привёл его в восторг.

— Ох, и носище! Если она высунет изо рта кончик языка, вполне дотянется до кончика носа! Удод какой-то

Чжан Цзяньхуа, вдова богатого торговца шёлком, увы, тоже не потрафила тонкому вкусу Ченя Сюаньженя.

— Ох, и толщина! Жаба, конечно, символ богатства, но зачем же её уподобляться? — он брезгливо отбросил третий портрет и взялся за четвертый.

— О, вот эта недурна, а кто это? Что? Ли Сюли, супруга старшего следователя Судебного магистрата? — Сюаньжень оторопел. — Как это? Моя Сюли признана первой красавицей города? А ты знала об этом? — подозрительно спросил Сюаньжень супругу.

— Конечно, Юншэнь сказала мне об этом ещё два месяца назад.

— А почему мне никто об этом не сказал?

Ван Шэн завёл глаза к небесам.

— Ты неподражаем, Сюаньжень! Это что — сейчас важно? Сюли угрожает опасность! — Шэн умолк, натолкнувшись, как на риф, на ироничный взгляд дружка. — Ты так не считаешь?

— Ты неподражаем, Шэн! — теперь Сюаньжень завёл глаза к небесам. — Я сто раз говорил тебе, что Суянская лиса может за себя постоять. Вспомни дело дурачка Чжана Жи! Однако, остальные девицы ведь не лисы, да? Тогда эти уродины и впрямь в опасности! Но что делать? Мы же не можем раскрыть преступление раньше, чем оно произойдёт?

— Надо хотя бы предупредить их об опасности!

— И что ты им скажешь? Что подслушал разговор призраков в театре? Тебя сочтут сумасшедшим.

Ван Шэн опомнился и в досаде прикусил губу.

Глава 56

«Цзин». ? Колодец

Когда нет хода ни вперед, ни назад,

нужно двигаться вверх или вглубь

Тем временем стемнело. Праздник завершался. Горожане у реки пускали по водам лодочки в виде цветка лотоса. Внутри каждого цветка горела свеча. Ведь живой человек относился к началу Ян, а ушедший в мир иной — к Инь. Суша тоже относилась к Ян, а вода — к Инь. Под водой таинственно и темно, и это напоминало о непостижимой преисподней, в которую погружались души умерших.

Кто-то приносил лодочки в монастыри, кто-то — сразу на берег реки. Ночь напролёт декламировались священные тексты под аккомпанемент деревянного барабанчика в виде рыбы и под звон бронзовых колокольчиков. Монахи приглашали души ушедших прийти и отведать пищи, приготовленной для них в монастыре, чтобы те освободились от мук голода и жажды, а также неисполненных желаний, ибо это мешало им переродиться в более высоких сферах. Их просили отказаться от злых намерений, охранять живущих и во всём помогать им. Звуки гонгов и барабанов разрывали небо, запускались петарды и хлопушки, и все эти звуки сливались с радостным гомоном детворы и взрослых. Лодочки же, не меньше тысячи, плыли по волнам, то поднимаясь, то опускались вслед за движением речного потока.

Шэн и Сюли любовались горящим потоком, а Сюаньжень вертел головой по сторонам и, наконец, дернул за рукав Шэна.

— Вон одна из этих «красавиц», толстушка в красном платье, а вон там у перил моста стоит вторая — в зеленом. Первая — Чжан Цзяньхуа, вторая — Си Мэй. Третьей нигде не вижу. Как там её звать-то? Ши Юнлянь? Её тут нет.

— Ты прав… Может, я провожу Сюли домой, а ты подойди к ним поближе и запомни хотя бы их запах.

— Нет, не уходите, я сейчас вернусь.

Фонарики постепенно уплывали по течению, скрываясь вдали, напоминая о близких, ушедших из нашего мира в течение года, души усопших удалялись вслед за фонариками, это значило, в этом году на земле, наверняка, не случится ни больших бедствий, ни малых печалей, год пройдёт мирно и спокойно. Погасавшие фонарики никого не огорчали: они выполнили своё предназначение, провели бесприютные души из Инь в Ян…

Сюаньжень же просочился мимо двух щеголей на берегу, и почти в плотную приблизился к толстой красавице, покрутился возле неё, тут же направился к мосту, обогнул вторую девицу, прошёл до конца моста, взял у старого монаха амулет на счастье и вернулся к другу и жене.

— Здесь их точно не прикончат. Я не чувствую ни в ком замысла убийства. Но девиц я запомнил и найду их даже под землей.

Шэн угрюмо кивнул. Он понимал, что они сейчас бессильны.

— Ладно, пошли домой.

Они втроем миновали два квартала, подошли к воротам своего дома и тут с удивлением увидели, как с противоположной стороны квартала к ним с фонарями в руках бегут двое, в ком Сюаньжень, чуть пошевелив носом, со ста шагов безошибочно узнал Лао Женьцы и Сю Баня.

— Это начальство.

Сюли хмыкнула и ушла во двор, а Шэн и Сюаньжень остались. Сю Бань и Лао Женьцы, задыхаясь от быстрого бега, наконец приблизились и воротам и остановились отдышаться.

— Что-то стряслось?

Сорокалетний Лао Женьцы, как более молодой, отдышался первым.

— Нас вызвали в судебный магистрат, там ждал посыльный, он прибежал из префектуры. Нас срочно требуют туда. Хоть вообще-то я никак не могу понять, почему не обеспокоили следователей Ханьлинь, и почему в последнее время из нас сделали филиал городской полиции? Почему именно мы должны бегать по каждому месту преступления?! — эта наглая шпилька была явно выпущена Лао Женьцы, чтобы уколоть Сю Баня.

Однако не вышло.

— Потому и зовут, — отдышавшись, спокойно отозвался Сю Бань, — что все в столице видят и знают: стоит пригласить людей из Ханьлинь — и толку не будет, а пригласи умников из Имперского судебного магистрата — и дело решается за считанные часы, — с гордостью отбрил Сю Бань. — Сам император сказал, что магистрат работает великолепно, и в конце года я могу снова подать рескрипт на повышение лучших сотрудников.

Ранги повышались раз в три года, и подобная милость императора была значительна. Лао Женьцы сразу забыл о своих претензиях и не стал продолжать начатый разговор.