Спартачок. Двадцать дней войны

Замполит подавился матерным комментарием.

— Не надо ловить патруль, — ласково сказал майор. — Колонна с сопровождением пойдет, с головным бэтээром. Я у ребят специально для себя на время следования дежурный автомат выпрошу, а тебя посажу рядом. Лады?

— О, не безнадежен! — удовлетворенно кивнул Грошев и не спеша двинулся к уцелевшей палатке.

Офицеры проводили его озадаченными взглядами.

— Психопат, я же говорил! — возмутился замполит. — Ни хрена не боится! Вот куда его понесло, когда построение?!

— Снова построение, — задумчиво сказал майор, и замполит осекся. — И, кстати, он психопат, но по-своему, по-психопатски прав. Термопленка, белье, горелки, прицелы… все это нам очень не помешало бы. А не дадут!

А Грошев валялся в палатке, и ему было очень плохо. Хреново ему было! Накатила очередная установка генных модификаций, и такая больнючая, что терпеть не было сил. Так что он как упал в судорогах на земляной пол, так и лежал без движения. И мог только молить судьбу, чтоб машины пришли попозже. Он же сам в кузов не заберется, даже на ноги не встанет. Его же упекут в госпиталь. А пока довезут, модификация установится, и обнаружат врачи абсолютно здорового бойца. И? Уклонение от боевых действий, трибунал? Не, он не против, когда есть за что. Но только не вот так по-дурному.

Бойцы мялись в шеренге с рюкзаками у ног, на палатку с наглым бойцом поглядывали очень недобро и тихо матерились. Сопровождение запаздывало, и когда прибудет, никто не знал. А стоять часами — ноги не железные.

БТР заревел уже в сумерках, когда бойцы плюнули на построение и расползлись кто куда. Но при звуке мотора поспешно построились снова. С сопровождением частенько являлось начальство, перед которым лучше не отсвечивать непокорностью.

Майор заглянул в палатку и весело сказал:

— Подъем! Со мной поедешь!

Грошев поднялся с пола, цепляясь за кровать.

— Сейчас, — прохрипел он. — Минутка, и я в норме.

— Заболел, что ли? Ты это прекращай. Кому суждено быть убитым — болеть запрещено!

— Не заболел, генетические правки встают, — пробормотал Грошев. — Жилы укрепляются по максимуму. Илью Муромца знаешь? Нет? А Александра Засса? Тоже нет? А Васю Быка? Вот примерно как у них. Приду в норму, я вам руки одним движением ломать буду.

Майор издал очень странный звук.

— А говорил, что всему поверишь, — упрекнул его Грошев и заковылял на выход.

Майор слово сдержал, автомат притащил. Сам уселся за руль, водителя отправил в кузов под тент, а Грошева усадил рядом. Подмигнул ему, двигатели взревели, и колонна двинулась в Аккыз. В противоположную сторону от «ленточки». Как предположил Грошев — именно там располагались армейские склады. Ну и смысл выдвигаться ночью, если не к «ленточке»? Чтоб по темноте бардака побольше было? Так его уже столько, что больше некуда.

«Камаз» мощно пер по бездорожью, свет фар плясал по жухлой осенней траве, обрисовывал рытвины и канавы непроглядной чернотой.

— Ну и кто ты, Грошев? — небрежно спросил майор. — Вот теперь рассказывай. Готов поверить.

— Даже в то, что я из будущего? — недоверчиво глянул Грошев.

— Кхм-да… а что, будущее есть?

— Какое-то есть. Для миров Восточного сектора Веера Миров в основном в виде радиоактивной пустыни, но я с Земли-Центр. Коммунары сумели проскочить через «бутылочное горлышко», в отличие от многих.

— Кхе, — выразительно сказал майор. Подумал и повторил:

— Кхе.

И надолго замолк.

— Останови! — внезапно приказал Грошев. — И двигатель заглуши, мешает.

— А в бордель завернуть не надо?

Грошев прошипел невнятное ругательство, подхватил автомат, распахнул дверцу и выпрыгнул на ходу. Майор торопливо дал по тормозам, заглушил двигатель и выпрыгнул из кабины. Машины колонны сбрасывали скорость и останавливались, мигали вопросительно фарами. Мишени с подсветкой, идиоты отборные! Майор погрозил им кулаком.

Чертов психопат обнаружился сзади машины, на ногах, даже кости не переломал. Хотя прыгал в темноту и на скорости под шестьдесят. Как будто супермен.

— Связь с «бэхой» есть? — прокричал Грошев сквозь гул моторов. — Пусть зенитный пулемет расчехлят! Там рой… я сейчас попробую подсветить, пусть лупят по направлению, авось попадут!

Коротко простучала очередь, затем еще одна, и в небе полыхнуло.

— Ага! Дерьмо, а не автомат, но что имеем… А что бэха молчит? Связи нет? Ну олигархат, ну дебилы!

Простучала очередь, и новая вспышка озарила небо. Грошев вернулся в кабину, на мгновение высунулся:

— Едем. Удалось транслятор снять, у них теперь сигнал сбоит. Чего стоишь?

Майор выдохнул сквозь зубы, вернулся за руль и завел двигатель. И тут зенитный пулемет на бэтээре разразился оглушительными очередями.

— Дебилы! — оценил Грошев.

«Камаз» взревел и снова закачался на неровностях степной дороги.

— Ты вообще не промахиваешься? — недоверчиво спросил майор.

— Я снайпер, а не волшебник. Что значит «вообще»? У любого оружия есть разброс. Но мне проще, я эфир вижу, а следовательно, и трассу от пули, могу оперативно поправки брать.

— В темноте?!

— Эфир, майор. Он к освещению каким боком?

— А не знаю. У нас эфира нет. Его только ты видишь, а ты, похоже, врешь через слово.

— Научу я тебя видеть эфир, — буркнул Грошев. — Задатки есть, раскачать несложно. Ты другое объясни: почему начальство по колонне не бегает? У нас, понимаешь ли, налет дронов успешно отражен, можно медальки выписывать — и никого. А начальство вообще-то ну очень медальки обожает на халяву. Или в вашем лепестке по-другому?

— Я за начальство, — усмехнулся майор. — А я зря бегать не люблю, вес большой. А командир полка впереди всех в Аккыз усвистал, он не дурак в колонне с мобиками мишень изображать.

— Не дурак. А жаль. Так бы попал под дружественный огонь, и на одного гниду в мире меньше.

— А смысл за него в тюрьму? — спросил майор, не отвлекаясь от дороги. — Одного уберешь — другой на его место сядет.

— Смысл? — задумчиво переспросил Грошев. — Смысл в четырех процентах. В классическом обществе примерно четыре процента людей активно навязывают остальным доминантную идеологию. Если их перебить, поднимаются следующие четыре процента, и идеология меняется. Иногда к лучшему. Изредка. Вот в этом и смысл.