Спартачок. Двадцать дней войны

И изящный «дамский» пистолет уставился майору в лоб. Майор побледнел.

— Но я тебя пожалел, — вздохнул Грошев и спрятал пистолет. — А надо бы грохнуть для соблюдения секретности. Но что, если она не разведчица? А меня приняла за тайного пособника Турана, в России таких хватает. У нас же родня по обе стороны фронта.

У майора появилось жгучее желание застрелить болтуна на месте. Рука дернулась к автомату… и Грошев моментально оказался рядом. Строгие и какие-то религиозно взыскующие глаза уставились на него в ожидании… покаяния?

— Тебе право отправлять бойцов на смерть дано не для личных дел, а для защиты родины, — прошелестел тихий голос.

Майор замер, как под взглядом змеи. И вдруг отпустило. Боец отдалился, забрякал по ящикам и полочкам в поисках интересного. А может, боезапас к трофеям искал.

— Что это было?

— Урок, — сказал Грошев, не оборачиваясь. — Ты неплохой человек, Сергей. Но испорченный олигархатом. А мне нужны помощники. Вот учу.

— Чего?!

— Того. Пойдешь ко мне в помощники? А не пойдешь — твоя родина откроет второй фронт, и сгорим в ядерном огне. Как обычно и случается в Восточном секторе Веера Миров.

Майор потерял дар речи.

День седьмой

Катится, катится ядерный фугас… — задумчиво пропел майор. — Катится, катится ядерный фугас…

Повернулся на бок, почесал ногой ногу и завел снова:

— Катится, катится…

— Заткнись, а? — взмолился замполит. — Хоть бы петь умел! Под твой вой только Спартачок может спать! А у меня скулы сводит!

— Да пусть спит, — сказал майор, перевернулся на спину и уставился в потолок блиндажа. — Ему в ночь носильщиков на точку вести. Катится, катится…

— Серега!

— Он, кстати, сказал, что в ядерной войне сгорим, если моя родина откроет второй фронт.

— Что? Хохлы?! Да Древняя Русь после распада Союза самое дружественное для нас государство!

— Ага. И про Туран так же говорили. Пока за Усть-Железногорск рубилово не началось. И сейчас иногда говорят. В пятой… не, в седьмой колонне. Пятую мы вроде как уже истребили.

— Сравнил тюрков со славянами!

— Сербы тоже славяне. И болгары. И пшеки. А предают нас за милую душу. А мы — их.

— Серега, ну чушь же, — уже спокойно возразил замполит. — Ну ты сам подумай. У нас производства со времен Союза связаны, у нас общая сеть железных дорог, объединенные электросети…

— Подумал. И Туран тоже. Производства взаимосвязаны, железные дороги и электросети общие. И смертельные враги.

— Серега… а ничего, что у нас половина населения имеет родню в Древней Руси? Причем близкую? Половина Киева нам родственники и четверть Одессы! Да ты сам из Гурзуфа!

В Туране тоже. Половина Усть-Железногорской области нам родня, и четверть Улкенкалинской тоже… Витя, ты же на туранские позиции ходил. У дроноводов русские лица, наверняка ведь обратил внимание!

— Наемники, — неуверенно сказал замполит.

— Ага. И я так же подумал. Скатертью, скатертью хлор-циан стелется и забирается под противогаз… Каждому, каждому в лучшее верится, катится, катится ядерный фугас…

— Что у вас там вообще произошло? — осторожно спросил замполит. — У туранцев? Ты вернулся какой-то… сам не свой.

— Ничего, — внятно произнес майор. — Ничего не было. А миномет мы в лесополке нашли. Случайно. Вместе с минами. И туранские рации. И снайперку. И противотанковые ракеты, и тепловые прицелы, и оптику охрененную… вообще все нашли под кустиком. И не ходили никуда. Вон коммуняка спит, аки младенец. Не веришь мне — спроси, он подтвердит.

— Ну да, — поежился замполит. — Этот подтвердит. Саперной лопаткой. Как вспомню, так вздрогну…Чего он себе такой дурацкий позывной взял? Спартачок — как-то совсем несерьезно. «Мясник» всяко точнее.

— У него и спроси.

— Так спит же…

— Ага-ага. Спит. Только все слышит. Странный у него сон, и сам он странный, а уж шутки так вообще — как у той стюардессы из анекдота… Эй, коммуняка! С какого куна тебе такое погоняло прилепили?

— Начальник мой развлекался, — спокойно отозвался Грошев, не открывая глаз. — Я вообще-то, как взрослым стал, решил, что буду называться Спартаком. И пробыл Спартаком до прихода в стражи закона. Самое то имя для парня под два метра ростом, атлета с очень неулыбчивым характером, так ведь?

— Стоп-стоп, какие два метра роста? — перебил замполит.

— … как это — решил называться? — эхом дополнил майор. — У вас там с именами вообще бардак? А как же учет, контроль?

— Были два метра, — спокойно пояснил Грошев. — Это тело не мое. Я испытателем новой аппаратуры под срыв заброски угодил, мы там отрабатывали перенос матрицы сознания.

— А где настоящий Грошев?

— А я знаю? Где-то. Аппаратура экспериментальная, как раз последствия переноса и изучали. Про имена продолжать, или еще куда свернем? Молчите? Продолжаю: с именами у коммунаров полный порядок. По всем учетам прохожу под длиннющим личным номером. А имя для личного общения каждый выбирает сам, когда получает такое право. Обычно оставляют данное родителями, но лично я поменял. Фамилий у нас нет, отчества… как бы есть, но используются только при обращении к старейшинам. А так как имен все же ограниченное количество, вовсю пользуемся прозвищами. Иногда смешно получается — не для тех, кого прозвали, естественно. Вот моего начальника еще в школе стали называть Антон Побабам. Пошутил однажды очень неудачно, что уроки кончились, можно и по бабам, и прилепилось на всю жизнь. А на меня он только посмотрел и сразу сказал, что я Спартачок. Да с такой гадкой интонацией, что тоже приклеилось намертво. Но там на контрасте: серьезная рожа, здоровенный бугай — и Спартачок. Очень смешно всем казалось. Кроме меня. А здесь рост небольшой, так вроде и ничего, соответствует. А что, не так?

— Все так! — поспешно сказал майор. — Для психопата и кровавого маньяка — в самый раз. Начальник твой точно подметил! Вернешься — привет ему от меня и уважуха!

— Если поймаю, передам, — усмехнулся Грошев. — Вообще-то на Антоне смертный приговор висит.

— А у вас и казнят?! Хотя что это я спрашиваю, достаточно на тебя посмотреть…

— Смотря за что, — снова усмехнулся Грошев. — Антон попался на тяжелых наркотиках, тут без вариантов. Было. А вообще история довольно забавная…

— Странные у тебя представления о забавном! — не сдержался замполит.

— Ага. Мы, коммунары, вообще люди веселые. Но поначалу, конечно, было не до веселья. Антон же с оперативников начинал, нашим мастером-наставником считался. Как-то учуял опасность и исчез. Это у нас, в насквозь контролируемом мире! Я его полгода вычислял. И смог вычислить только потому, что мы были друзьями с детства…

— Ты гонялся за другом, чтоб убить? — задумчиво спросил майор. — Интересные у вас понятия о дружбе.

— У нас понятия об ответственности неинтересные, — хмуро заметил Грошев. — Просто справедливые, и всё. Это у вас друг или родственник преступник, а его укрывают. Даже пунктик в законе есть, что можно не свидетельствовать против родни. Вот это как? Родной брат насильник или жена воровка, и можно помалкивать, все нормально, пусть насильничают и воруют дальше?

Майор крякнул и промолчал.

— Можно продолжать, да? А история забавна тем, что Антон синтезировал наркотики не для наркотиков. Это даже звучит забавно, а в реальности вообще был реальный дурдом. Когда я его догнал, мы сначала сели и нормально поговорили. И он признался, что всю жизнь завидовал мне по-черному. У меня же вторая профессия — театральный режиссер. Я тогда обалдел — сразу и бесповоротно. А он орет: «Я же стихи всю жизнь пишу! Хорошие, даже отличные! Но это и всё! А мне славы хочется — такой, как у тебя!»