Спасатель

С п а с а т е л ь

Повесть

Часть первая

С Бегемотом

1 Стихия

Мне семь лет тогда исполнилось. Я пришёл с мамой на Тужилово озеро. Это искусственное водохранилище, его мелиораторы вырыли после войны, инженеры-энтузиасты из нашего посёлка Семенного. Берег засадили, сейчас это огромные сосны и ели: стоят правильными рядами, скрипят на ветру, кидаются шишками -- держат корнями наклонный берег.

На месте водосбросного канала - болото, оно наступает: речка обмелела -- слив-то делали временный, просто прокопали. Дамба с противоположной стороны - временная, если будет снежная зима или сезон дождей как в тропиках, её прорвёт, и озеро - тю-тю. Но такое вряд ли произойдёт. Подводные родники бьют по-прежнему, речка течёт по лесному оврагу, впадает в озеро, но тоже мелеет.

Я научился плавать в пять лет, когда прыгал с вышки. Сейчас вышку убрали: озеро мелело и мелело и кто-то из "ныряльщиков" сломал себе шею.

В семь лет я спокойно плавал с мамой на другой берег и обратно. В любую погоду, с мая по сентябрь. Тогда это было метров триста в ширину, туда-обратно, значит, шестьсот. Но на глубине я чувствовал себя сковано, меня пугала глубина.

Я запомнил погоду в тот день 30 августа ноль второго года, потому что это было за день до первого моего первым сентября - обыкновенный тусклый август с мелким дождём. Стояла милицейская машина. От неё верёвка уходила в воду. Мужчины, спортивные, одетые не как поселковые и не как дачники, а в туфли, брюки и ветровки без капюшонов, нацепили на головы полиэтиленовые мешки и чересчур неторопливо бродили по пляжу, явно ожидая кого-то или чего-то. Я ещё сказал маме:

– - Мама! Смотри: ни одного рыбака!

– Рыболова, - поправила меня мама и, как ни в чём не бывало, растянула махровую тряпку-полотенце: рисунком вниз положила её на землю. Рисунка - глазастых кисок - я боялся, поэтому мама и использовала полотенце как подстилку: ("Нормально. Не пропадать же добру, дарёному коню в зубы не смотрят, даже страшному китайскому", - говорила мама, распаковывая новогодние подарки.)

Мы сели, и прежде чем раздеться и идти плавать, решили понаблюдать, попривыкнуть к необычной обстановке. Мама так и сказала:

– - Обстановочка, мда...

Верёвка натянулась, вода пошла рябью, из воды вышел водолаз, в чёрном блестящем костюме и коротких ластах, на спине -- баллон. Он снял маску, потом капюшон. Оказалось, что у водолаза в крупных морщинах лоб и загорелое до коричневого лицо.

– - Ну?
– спросил кто-то.

Водолаз помотал головой:

– - Ничего.

– - Теперь -- вправо, -- приказал кто-то.

Водолаз снял баллон, ему принесли из машины новый. Водолаз поправил верёвку на поясе, надел капюшон и маску, что-то к чему-то подкрутил, какие-то шланги, и попятился спиной обратно в озеро. Верёвка уходила в воду, тянулась и тянулась как провод на высоковольтной линии. Один милиционер, без фуражки и пакета на башке, но в форменной рубахе, прилипающей от дождя к телу, следил, чтобы верёвка не путалась.

Мама сказала:

– - Пойдём, Василь.

Я не хотел уходить. Оказывается, по дну можно передвигаться. Ходить вот так запросто! И не обязательно для этого быть рыбой. Верёвка снова задвигалась, но не натягиваясь, а вроде ползала, как змея: туда-сюда. Из машины вышел второй водолаз, без баллона на спине, но с трубкой в руках, поправил маску вставил трубку в рот и быстро поплыл вправо, скоро и трубки на поверхности стало почти не разглядеть.

– - Уходите, -- сказали нам.

Мы послушно побрели по тропинке вокруг озера, перешли на противоположный берег.

Но я всё равно видел, как из воды водолазы вытащили что-то или кого-то. В этот день я понял, что глубины бояться не надо. Что можно плавать и под водой, что можно ходить по дну. Человек может быть рыбой, но дано это не каждому.

– Нормально, - сказала мама.
– У одного лучше получается плавать, у другого - летать на дельтаплане. А кто-то твёрдо стоит на земле. Каждому своя стихия.

2 Первое сентября

Первого сентября мы с моим другом Михайло Иванычем, стояли на линейке за табличкой "1 класс". Миха тихо сказал:

– - Приколись, Василь: мы опят собирали, у озерца вышли, а там на чёрном скрюченный лежит: лицо синее, руки синие. Мы с батей - драпанули.

– - Я тоже видел, но с другого берега.

– - Что видел?

– - Ну, что скрюченный.

Михайло Иваныч любил приврать. Может, они и вышли из леса, и я их не заметил - бывает. Может, батя, его побил, вот Михайло Иванычу и пришлось по грибы идти... Но ни до ни после я не слышал от Михи, чтоб он когда за опятами ходил.

В нашем классе несколько человек ездили в городской бассейн. Об этом я узнал в первый свой учебный день. Учительница устроила час знакомства, и каждый рассказывал о себе: что любит, в каких кружках занимается, есть ли домашние животные. У всех были собаки и кошки, у некоторых куры, кролики и козы. В поселковом садике все лепили из пластилина, в школе (некоторые до школы посещали там кружки) - из теста. Но были и те, кого возили в город: в музыкалку, во Дворец спорта и в бассейн. Город Мирошев от нас в двух километрах. Сейчас и наш посёлок стал микрорайоном и включен в городское поселение, а тогда всё было по-старому - просто посёлок. Те, кто ездил в бассейн, стали рассказывать, как там страшно и глубоко, но они не испугались.

Я сказал Михайло Иванычу:

– - Давай тоже пойдём в бассейн.

Михайло Иваныч ответил:

– - Давай.

Я подумал: это неспроста. Сегодня -- бассейн, этим летом -- бассейн.

...Тем летом ноль второго года произошёл такой случай. Я скучал. Машаня и наши заречные катались на тарзанке. И я там был, но ушёл. Пришли девчонки, лет по шесть не больше. И пацанов как подменили, они стали выкабениваться, выёживаться как маленькие или городские, а некоторым уже и по девять лет было. Кто-то стал мне кричать напоказ, чтобы я очередь соблюдал. А я никогда вперёд не лез. И тот, кто кричал, это знал. Я тут же ушёл. Я уже наплавался утром, меня разморило на солнце на пляже, и я полез в воду. Стоял и думал: с кем бы побрызгаться. У берега плескалось много детей. Но всё дети в нарукавниках и кругах. От тоски я стал плавать туда-сюда. Периодически вставал на дно, смотрел: не готов ли кто со мной побрызгаться. Я и сам пробовал брызгаться, но дети только шарахались и продолжали неуклюже барахтаться на своих дутых игрушках.

Наконец у берега появился парень. Большой, лет одиннадцати. Он стал плавать вдоль берега. А я стал его догонять. Мы вставали на дно, переглядывались и... Он опять плыл, а я опять догонял. Он всё никак не мог понять, что слабее. Всё пытался оторваться. Так мы и плавали туда-сюда отрезки метров по пятнадцать. Наконец он подплыл ближе к берегу, встал, тяжело дыша, присел, опустил руку вводу и быстро, очень быстро, метнул в меня камешек. Не попал. Он всё кидался камнями, поднимая их со дна. А я, видя что он опустил руку, подныривал и пересиживал вводе камешковую атаку... Он злился и решил забить меня камнями. И всё это происходило молча. Потом я стал брызгаться в него, а он - в меня. Но и тут он быстро сдох. Я всех забрызгивал из наших поселковых, а он был не наш, мирошевский скорее всего. Когда он перестал брызгаться и стал опять кидаться камнями, уже не по одному, а горстями, вместе с песком, я разозлился и, поднырнув, поплыл не от него, а на него.. Он был не готов и очень испугался, когда я вынырнул прямо у его пуза. А я уже опять нырнул и отплыл далеко-далеко под водой. Я опять стал плавать туда-сюда, но он не хотел больше наперегонки. Он крикнул мне:

– -Я в бассейне плаваю, а ты--нет!

Я не ответил. Я и слова-то не запомнил. Я такого слова и не слышал никогда. А уж первого сентября разобрался.

Мы поплелись домой уговаривать родню. Плелись, потому что выдали учебники, пухлые старые книжки. Михайло Иваныч жаловался:

– - Плечи тянет.

Он был тщедушный в детстве, и бил морду тем, кто называл его не по имени-отчеству. Батя Мишани крепко поддавал. Дядя Ваня работал с моим отцом - они вместе росли, вместе в нашу школу ходили, но в разные классы, тогда в посёлке случалось и по два класса в параллели. Моя мама вела хозяйство, отец же работал по строительству, плотником и бригадиром, днём его не было, возвращался поздно вечером и ел плотно. Если папа набирал бригаду, мама готовила ужин на бригаду. Если не набирал, тогда с отцом ужинал только дядя Ваня. Мать Мишани, жена дяди Вани, моталась во Владимир на работу. Растила моего друга сестрица. Я был уверен, что Михайло Иваныч такой мелкий из-за того, что родители не особо ему внимания уделяют. В детстве мне казалось, что все поселковые хулиганы с наших двух Заречных улиц - мелкие и злые из-за заброшенности: ведь дикая малина мельче садовой, о землянике уж не говорю. В общем, разные у меня теории возникали в мелком возрасте, и приходили всегда в голову около Тужилова озера. Сидишь, смотришь на воду, или плывёшь на спине, руками-ногами воду прорезаешь: облака впереди убегают. А ты думаешь: почему так, а не вот так или почему этак, а не разэтак.