Спасатель

3 Бассейн!

Разбежались мы по своим домам: я к маме, Михайло Иваныч - к сестрице. Сестра Михайло Иваныча не знаю чего сказала, наверное, что "как Василь, так и ты", а моя мама сняла с рук перчатки, она как раз шиповник вдоль ограды обирала, и сказала:

– - Надо съездить, узнать.

И мы поехали. И оказалось, что первого сентября в бассейне как раз - набор в спортивное плавание. И людей много. Мама не знала, где припарковаться. А машины всё приезжали и приезжали, кто-то стал нам бибикать, кто-то матюгнулся - Михайло Иванович тут же отозвался; он жуткий матершинник в детстве был и так крыл матом, что взрослые завидовали. Кто-то уже шёл к нашей машине. Мама испугалась, что нас побьют из-за Михайло Иваныча, сказала своё дежурное "нормально", поскорее вырулила, и поехала обратно. Мама припарковала машину далеко: там, где стопроцентно в машину не залезли бы: при въёзде в Военный городок, около шлагбаума, точнее того, что от него осталось. Там была площадка для вождения, а напротив - остановка, и люди, ждущие автобус, всё время смотрели - вроде как постоянное наблюдение. Шлагбаум был спилен, торчал полосатый облупленный обрубок. Бассейн-то и Дворец спорта были в Военном городке. Но городок давно уже не военный, расформирован был, а название осталось. Военный городок стоял сразу за Мирошевым, вот поэтому и шлагбаум, и будка КПП, в которой теперь автошкола. Дворец спорта и бассейн были ухоженные, а на стадион неподалёку невозможно было смотреть. Он оказался никому не нужен, вот и загнулся без военных: дорожки потрескались и поросли зеленью, поле даже не косили, оно заросло тимофеевкой, трибуны обваливались, напоминая раскопки археологов - у нас копают в мирошевских лесах, культурные пласты, как говорится.

Мы пересели на автобус и поехали в бассейн. В автобусе Михайло Иваныч стал каким-то пришибленным, не похожим на себя. Он дико испугался, увидев столько машин и людей.

Людей в здании бассейна по-прежнему было пропасть. Мама пошла узнавать, а меня оставила у гардеробщика. Гардеробщиком дядя Костя оказался, наш поселковый, местный. Возвращается мама расстроенная и говорит:

– - Там оказывается проплыть нужно.

– - Я не пойду, -- вдруг сказал Михайло Иваныч, он ещё больше перепугался, больше даже, чем в автобусе.

Мама тяжело посмотрела на Миху, а мне говорит:

– - Сможешь в трусах? Шапочку резиновую сказали в гардеробе взять.

Я кивнул: в трусах, так в трусах, неприятно конечно, но уж очень мне хотелось бассейн внутри увидеть.

Дядя Костя выдал мне шапочку из коробки, там много шапочек было. А в другой коробке валялись шлёпки, дядя Костя подобрал мне два правых разного цвета.

– - Большеваты, -- вроде извинялся.

– - Нормально, -- сказала мама.

В третьей коробке были одни девчачьи купальники.

– - Пришли б пораньше. Теперь - тю. Плавки последние забрали, -- переживал дядя Костя.
– Это всё забытые вещи, забывают и не спрашивают. Очки только спрашивают, но очки до нас не доходят, их в раздевалках крадут, а шапочки и шлёпки - брезгуют.

Потом дядя Костя и мама стали уговаривать Михайло Иваныча пойти со мной, а он - опять ни в какую. Упёрся. Чего Михайло видел за свою семилетнюю жизнь? Наш посёлок, нашу улицу и всё. Он в Мирошеве в сознательном возрасте ни разу не был, он всем только врал, что на городских аттракционах катался, а ещё гордился, что никакие прививки не делал.

Я пробрался сквозь толпу людей. Оказывается, все они стояли в очереди к столу администратора. Уборщица провела меня в раздевалку. Я разделся у шкафчика. Ко мне подбежал пацан, старше меня и повыше. Он внимательно наблюдал, пока я складывал вещи в шкафчик: аккуратно, как мама учила. Я тоже посмотрел на него в упор: пусть не думает, что он тут основной. Он был светленький, сероглазый, в лице не было угрозы, но была надменность.

– - Здорово, -- сказал он, картавя.
– Ты к Анне Владимировне?

Я кивнул. Я не хотел с ним общаться, я думал о бассейне: какой он? Пацан мне мешал думать.

– - Давай скорей. Через пять минут -- всё. А плавки где твои?

– - Нету.

И пацан начал смеяться надо мной:

– - Нетути?! Ха-ха! Моя мама тебя в трусняке не пропустит.

Я расстроился, вышел в трусах и шлёпках, обеих правых, в дверь, а там был не бассейн, а души. Один душ, самый дальний, хлестал кипятком, в душевой стоял пар. Двое пацанов стояли в ближних кабинках и плескали друг на друга из резиновых шапочек. На меня попали холодные брызги - я вздрогнул, дёрнулся. Противный пацан заржал, он преследовал меня, шёл за мной по пятам, но я не решался его прогнать. Я шёл мимо стены с висящими на крючках полотенцами. Многие полотенца были со знакомыми глазастыми уродцами: щенками, кошечками, тигрятами. Я открыл дверь из этой "душегубки", меня обдало холодом. Всё сверкало белыми клетками и зелёной голубизной. Вот он цвет морской волны - это цвет бассейна. А на дне - кафель, как будто двигается. Ко мне подошла женщина не намного выше меня, симпатичная, с большими глазами, как у моего преследователя, на шее у неё висел свисток:

– - Ты что это?

– - На просмотр.

– - А здороваться тебя не учили?

Я кивнул. Я ненавижу здороваться, и разговаривать по телефону ненавижу.

– - Почему в трусах?

– - Плавок не досталось, -- вздохнул я.

– - Безобразие, -- подошла тётка в белом халате, я подумал, что врач и испугался, я ненавидел врачей.
– В трусах вонючих прутся. А потом энтеробиоз, глисты и плазмы. Справку-то принёс?

Я помотал головой: какая справка?

– - Что делать, Белла Эдуардовна, что делать, -- сказала женщина со свистком на шее.
– Надо группу набрать.

– - Но даже не помылся, Анна Владимировна!

– - Да это да. Но мальчик, смотрите, хороший.

– - Сними шапку!
– приказала Белла Эдуардовна.

Я снял. Стрижка у меня всегда короткая, спортивная, "двойкой"-насадкой мама стрижёт, у неё страсть нас с папой стричь. Белла Эдуардовна посмотрела на мои ноги.

– - Откуда? С Иголки что ли?

Иголка - самый неблагополучный район в городе. Там раньше был завод оптических приборов, а теперь только иголки штампуют, многие остались без работы, все обнищали: кто спился, а кто ещё хуже.

– - С Семенного я.

– - А-аа, -- удовлетворённо кивнула Белла Эдуардовна.
– Где там живёшь?

– - На Первой Заречной.

– - А дом?

– - Толянов.

– -А-аа. Плотника?
– Белла Эдуардовна заулыбалась.
– Я с мамой твоей в одном классе училась. На свадьбе у вас в доме гуляла, когда тебя ещё и в помине не было. Грибка-то нет? А лишая?
– - она попросила показать руки, внимательно осмотрела шею.
– - Да вижу: вроде нет! Но мыться иди! Почему не помылся?

Между тем Анна Владимировна пронзительно свистнула в свисток и крикнула куда-то наверх, запрокинув голову.

– - Стё-оп!

И ещё раз крикнула, и засвистела, засвистела.

– - Куда запропастился-то?
– и она пошла в другой конец бассейна.

Мы остались стоять со Беллой Эдуардовной. К нам подошёл молодой мужчина тоже со свистком, ярко-красным на белой футболке:

– - Привет! На просмотр?

Я кивнул.

– - Его Анна Владимировна уже просматривает, -- сказала Белла Эдуардовна и поджала губы, от этого щёки у неё стали похожи на хомячьи.

– - Плаваешь?
– обратился ко мне мужчина.

Я кивнул. Раздался свист. Мы обернулись.

– - Максим Владимирович! Этого я просматриваю!
– к нам быстро возвращалась Анна Владимировна. Она дала мне мочалку, мыло и плавки.

– - Спасибо!
– я так обрадовался, что готов был их всех обнять, особенно толстую Беллу Эдуардовну. Я сказал Максиму Владимировичу:

– - Я с другом приехал. Он в гардеробе сидит, боится просматриваться.

– - А плавать умеет?

– - У нас в Семенном все умеют. У нас и тарзанка пятиметровая.