Спасатель

– - Почему это русские самые сильные?

– - Они войну выиграли, -- стал шептать и Стёпа.
– Гитлера победили.

– - Это когда было, -- сказал Ростик.
– Сейчас всё равно американцы сильнее.

– - Русские сильнее, -- шептал Стёпа и вдруг обратился к нам с Михой: -- Скажите, пацаны.

Мы с Михой тоже были за русских.

Тогда Ростик вдруг взбесился, как заорёт:

– - Я с вами, дятлами, жить не буду, поняли?! Я от вас дебилов ухожу.

И побежал к Анне Владимировне. И тогда Анна Владимировна перевела Стёпу к нам в комнату, а Ростика - на Стёпино место, с другими пацанами.

Дёма был счастлив, он говорил про брата:

– - Он достал, его из дзюдо из-за этих американцев выгнали, и из самбо, а он всё не успокоится.

Вообще-то Ростик был добрый, но скандальный и попрошайка, а Стёпу после этого случая просто возненавидел. На линейках, если Анны Владимировны не было, Ростик срывал со Стёпы бейсболку, кричал:

– - Американская? Нет! Китайская.

И начиналась беготня за кепкой и драка. Ростик дрался зверски, с приёмами из дзюдо, с мастерскими подсечками. Ещё Ростик быстро бегал, но и Стёпа бегал хорошо, тем более он был старше. Мы с Михой не защищали Стёпу, мы знали, что Ростик не будет калечить сына тренера. Мне почему-то в лагере стало немного жаль Стёпу. Его все прогоняли, он со всеми дрался. Он говорил картавя, невнятно и очень быстро, когда волновался. Я всё мог разобрать - у нас в посёлке поцаки ещё хуже говорили, -- а другие ребята переспрашивали, смеялись. Стёпа плавал лучше меня. Но я видел через воду: иногда он не доплывал. Плыл на технике, технику ему мама поставило что надо. Нам все твердили, что главное - техника. Но, когда уставал, Стёпа становился каким-то червячным: начинал извиваться как червяк или новорождённый ужик. Однажды, в конце смены, на утренней тренировке, я его обогнал - мы всегда плыли на разных дорожках: группа Анны Владимировны - занимала две дорожки, а группа Максима Владимировича, мы то есть, -- одну. На нас Анна Владимировна и не смотрела никогда: хочешь - плавай, хочешь - нет. Она ругала только своих. У нас со Стёпой было негласное соревнование, и вот я его обошёл, я вообще упёртый и долго уже мог терпеть, пусть даже плечи-предплечья отваливались и ногу сводило. Стёпа остановился, не поплыл дальше по заданию, повис на бортике у тумбочки и долго о чём-то говорил с Анной Владимировной. Дёма нам потом рассказал (Дёма сидел рядом, на скамейке у бортика, у него как всегда болела голова, он не плавал), что Стёпа стал нести какую-то чушь: в бассейне жук, он его кусает. Анна Владимировна стала пытать: что за жук, где укусы. И Стёпа всё нырял на одном месте, показывая что хочет выловить жука. Дёма и Мишаня стали смеяться. А я не смеялся. Я понял: Стёпа не хотел мне проиграть. Он же был сильнее всех, а тут я его обошёл. Я заметил эту его слабину ещё раньше, на беге. Он бегал быстро первую половину смены. А потом, как только Ростик его обогнал, скис, стал срезать на поворотах, стал выбегать не с нами в группе, а пораньше - утром выходили из корпуса и бежали, никто никого не ждал, но многие бежали группами. Стёпа же стал бегать один.

В конце смены проводились общелагерные соревнования по двоеборью: бег и плавание, складывались очки. Я выступал в своей возрастной группе, а Стёпа -- в своей. Стёпа занял среди своей группы третье место, и я в своей - третье. Бегал я слабовато тогда, но в плавании, даже с неважными поворотами, был с первым временем. Стёпа очень радовался. Вечером, на костре, мы с Михайло и Дёмой отошли к морю, и я спросил:

– - Почему Стёпа тогда утром на тренировке закосил, а на соревнованиях не боялся проиграть и вообще был рад бронзе?

Мишаня выразился в том смысле, что фиг его знает. А Дёма сказал:

– - Вы же в разных возрастных группах.

– - И чё?

– - Чужим проиграть не обидно. Обидно когда своим.

6 Честно-нечестно

Когда мы осенью встретились со Стёпой в бассейне, он даже не кивнул мне. Михайло сказал, что падла, падлой и останется, а Ростик сказал, что мы нужны были Стёпе только в лагере, а американцы всё равно самые сильные. И ещё, Ростик сказал, что Стёпа Михайло Иваныча боится: Михайло же за словом в карман не лез, а слово бьёт иногда посильнее кулака - так нам в лагере говорил Никник. Представляете, если Стёпу в бассейне при всех кто-то оскорбит? В бассейне Стёпа звездил, не то, что в лагере.

Если честно, я страшно расстроился, что Стёпа перестал меня замечать. С Мишаней мне не о чем было говорить, мы ж с пелёнок вместе. Ростик ругался со мной, Дёма разговаривал только в настроении, а Стёпа всегда чего-нибудь мог рассказать, он вообще любил поболтать, если его не передразнивали. В лагере он пересказывал книги. Такие он интересные рассказывал после отбоя истории: про собаку, с которой хотели взять плату за просмотр телевизора, про мальчика, которому привели в квартиру козу, про волшебные спички и кортик с ножнами. Мне не хватало Стёпы. Я злился на него и решил обязательно его обогнать на соревнованиях - с осени мы оказались в одной соревновательной группе.

На осенних соревнованиях в бассейне я опередил Стёпу. Я обошёл его и на комплексе, и на кроле, и на спине. На комплексе меня, правда, дисквалифицировали за "неправильное отталкивание после поворота по технике "брасс". Но меня засёк папа, и я сравнил в протоколах своё и Стёпино время. На комплексе Стёпа стал третьим, а на спине и кроле - четвёртым, а меня наградили и за спину и за кроль. В душевой Стёпа тихо сказал, как бы самому себе:

– - Убью!

Я понял, что Стёпа не забудет и не простит.

С сентября к сеансу плавания прибавился час ОФП. Мы играли в футбик, в зале или на улице, с группой Анны Владимировны. Максим Владимирович судил нормально. Но иногда он отлучался, и судила Анна Владимировна. И тогда начинался "футбол без правил". Никаких "вне игры" и тэ дэ. Стёпа вообще мяч руками мог схватить.

Я возмущался дико. Я кричал:

– Анна Владимировна! Так нечестно!

Анна Владимировна тогда прерывала игру и говорила мне:

– А ты думаешь, всегда всё будет честно?

– Нет!
– кричал Ростик.
– По-честному всё не всегда. Но тут, Анна Владимировна, штрафной должен быть!

– Запомните это все!
– тихо и жутко вещала Анна Владимировна в гробовую тишину, наступавшую после её истеричного свистка.
– По-честному не то что не всегда, а -- никогда. Так что привыкайте. Ещё не раз вспомните мои слова.

Бои без правил, бррр, футбол без правил, после этого продолжался.

7 Битва

Осенью объявился и Перелом-Копчика. Если честно, мы перетрусили, так этот парень вырос. Я его вообще не узнал, это Мишаня узнал. Парень делал вид, что не замечает нас, да и сеансы у нас совпадали раз в неделю. Но Михайло Иваныч предупредил:

– - Будь начеку! Он нас пасёт.

А я ответил:

– - Ладно.

Однажды, в начале декабря, после сеанса, мы вошли в душ. И Стёпа с нами вошёл, и ещё трое наших, максимвладимирческих. Была слякоть, весь Мирошев валялся в какой-то дикой инфекции - так сказала Белла Эдуардовна, и людей в бассейне было мало: и у нас в группе, и у Анны Владимировны, и у абонементников. И как всегда, когда мало людей, в душе шла битва "морковками". "Морковки" - это скрученные полотенца. В душевой часто шли битвы, но среди наших, младших групп. Тут же бились большие парни, и среди них - Перелом-Копчика. Я специально на сеансе подсматривал, как он плавал - это было позорище. Но абонементники все окорочка ещё те. И все, и большие и мелкие, любили шапочками друг друга окатить и поколошматить друг друга "морковками".

Когда народу было очень много, или был бесёж, мы с Михой шли в раздевалку неополуснутые, сидели и ждали там, пока душ освободится. Нам бы в этот раз надо было уйти неополуснытыми, но ведь чёртов михин экзем или лишай тогда мог вернуться! Да и потом -- Михайло Иваныч... Его ж надо знать. Он любит понарываться, поважничать, покрасоваться перед своими. Если бы не было зрителей, Стёпы и других наших пацанов, Мишаня может и не стал бы выёживаться. А тут... он прикрикнул на парней:

– - Хорэ злобствовать, мужики. Дайте детям помылиться.

– - Это ты-то, мылишься?
– - переключился Перелом-Копчика. Конечно, он только этого и ждал: в душевой мало людей, много места.

Он так хлестнул Мишаню по лицу и груди "морковкой", что Мих даже не обматерил его в ответ, о контратаке разговора вообще не шло. Мих сел на корточки, закрыл лицо руками, так и сидел. Наши пацаны столпились вокруг. Стёпа пробежал в раздевалку.

Я хорошо знал своего друга. Я знал, что Мих сейчас придёт в себя и кинется на врага. Я стал обходить Перелома-Копчика сзади. У нас всё получилось. Мих взвизгнул, напал, укусил Перелома в плечо как Рикки-Тики-Тави Нага. А я одновременно с Михой повис сзади на плечах у врага. И тот поскользнулся и расползся на полу. Мих молниеносно повключал в душах кипяток, мы и все большие выбежали в раздевалку, стали держать дверь. Но Перелом-Копчика так стал биться, что наши парни испугались и отошли, и большие тоже. А мы с Михой не смогли вдвоём сдержать натиск. Перелом-Копчика ввалился и кинулся на меня, но я отпрыгнул. Тогда он что-то пошептал большим парням и стал одеваться. И я стал одеваться. Конечно нам надо было позвать на помощь уборщицу тётю Раю, или дядю Костю, или администратора... Когда после шло разбирательство, нас всё спрашивали: почему вы так не сделали. Но тогда мы не подумали об этом. А зря! Ведь год назад Перелом-Копчика первый позвал уборщицу, пожаловался, что "мелкие хулиганят"... В общем, все одевались молча. И когда я оделся, Перелом-Копчика ловко сделал мне подсечку, я грохнулся. А на полу была лужа - Перелом когда вышел и не смог меня ударить, выжил воду из полотенца как раз в этом месте. Михайло Иваныч побежал на Перелома, но тот двинул его локтём как-то удачно в лоб (у Миха потом шишка была, синий рог). И вдруг большие стали бить дверцами шкафчиков: открывать-закрывать. Я просто оглох.