Спасение Европы

Ильхам тяжко вздохнул, долго сидел молча. Заговорил он уже спокойно, даже слишком спокойно:

– Я, дорогой Сидимер, уже не эльтебер. Да, это так. Но я и не простой человек. Я улугбек самого крупного иля, ответственен за моих людей, за их благополучие и судьбу. У меня появилась одна задумка. Но мне нужен соратник. Поможешь мне?

– Уважаемый хан, я верю, что ты плохого не замыслишь. Потому готов тебе помочь, – ответил Сидимер, чувствуя в себе какой-то душевный подъем.

– Отлично. Тогда давай обговорим, что мы станем делать, чтобы спасти страну от возможного лиха.

Обсуждали они долго, перейдя за обеденный стол. Проводил своего молодого – впрочем, такого ли уж молодого? – друга хан Ильхам уже ближе к вечеру, на ходу давая указания:

– Стало быть, ты немедленно выезжаешь в Саксин. Там есть влиятельный тархан Бачман. Расскажешь ему все, что происходит в столице. Ну и предложишь то, о чем мы с тобой договорились. До этого не забудь послать своих верных друзей к тем, кого мы с тобой посчитали надежными людьми. А дальше будет то, чего захочет великий Аллах. Да будет так!

– Да будет так! Да поможет нам Тура! – с поклоном ответил Сидимир и спешно пошел на выход.

* * *

На свой полувековой юбилей хан Абдулла ибн Ильхам пригласил влиятельных людей из самых разных провинций: ханов и беков, казанчиев и купцов, сардаров и йори, имамов и богословов, ученых и звездочетов, литераторов и ремесленников. Хотя в общей сложности их набралось не более четырех десятков, это были люди, которые владели не только большими состояниями, а еще, что важно, умами значительной части самых разных племен народа Серебряной Болгарии. Лишь редкие из гостей ведали, что и не пятьдесят пока Ильхаму, и вообще родился он не летом, а промозглой осенью…

Празднество проходило сначала во дворце, затем рядом с ним во фруктовом саду, на площадке с ансамблем из семи фонтанов. Ильхам, как и все болгары, любил магическую цифру 7. Семь дней недели, семь цветов радуги, семь чудес света, семь нот, семь ворот джаханната, который руссы называют адом, семь небес… И гостей он созвал в субботу – на седьмой день недели.

После обильного застолья все вышли в сад прогуляться, подышать свежим воздухом. При этом сам Ильхам старался каждому уделить внимание, улучив момент, поговорить с человеком один на один. Так же вел себя и его помощник Сидимер. Он то и дело подходил к отдельным людям и заводил с ними разговор. Судя по всему, речь шла об очень интересном или важном деле, потому как многие даже останавливались, стремясь внимать более обстоятельно. Впрочем, от них ответа не требовали, потому собеседники расходились спокойно. Однако многие гости стали задумчивыми и озабоченными и вели себя совсем не так, как принято на празднестве.

Но вот хан и его помощник вроде бы поговорили почти со всеми гостями. И тут Ильхам трижды хлопнул в ладоши, прося внимания. Все остановились, кто оказался дальше – подошли ближе к виновнику торжества.

– Дорогие мои гости! – обратился ко всем Ильхам. – А сейчас я приглашаю вас всех в баню. Надеюсь, никто не откажется от этой благости? Там мы и продолжим отдых. Заодно очистимся телом и душой от всего ненужного, наносного. Как вы смотрите на это?

На это все смотрели одобрительно. Какой же болгарин откажется от бани, да еще в такой день, в таком месте и в такой обстановке!

Баня хана Ильхама под названием Ак пулат славилась на весь город. В неделю раз хан разрешал пользоваться ею горожанам, потому жители Булгара знали о ней не понаслышке. Длиной в сорок, высотой в восемь аршин, она считалась в Булгаре не только самой большой, но и самой благоустроенной. Это чувствовалось уже в предбаннике, где раздевались и принимали душ перед входом в парильню. Здесь все получали льняные холсты и набедренные повязки. Не простые, а вышитые болгарскими прямоугольными узорами. Каждый изгиб этих узоров имеет свое символическое значение. В целом же они показывали принятое у болгар в древности понятие трехмерного устройства мира. Хотя в стране государственной религией считался ислам, своей прежней веры болгары тоже придерживались во многом, особенно в художественном творчестве.

Очистившись и облачившись, гости проходили в большой зал. Здесь подогревалось все: мраморный пол, мраморные стены, большой мраморный круглый полок в центре зала и полки вдоль стен. Люди, расстелив холсты, ложились на них и прогревались, кто сколько хотел. Тут же сновали банщики: кому-то делали легкий массаж, кого-то обливали водой из чаш. Рядом с залом на одной стороне находилась моечная комната, на другой – зал с тремя бассейнами с теплой, чуть подогретой и холодной водой, которая поступала прямо из городского водопровода. Прогревшись и получив от банщиков помывку, люди собирались в комнате отдыха. Там их ожидали настоящие мастера своего дела, которые могли заварить самые различные чаи на любой вкус. И все это время люди общались между собой, вели деловые и просто товарищеские разговоры. Хотя по жизни многие из них не были товарищами, иногда даже противостояли друг другу, здесь они сегодня вели себя смиренно, как закадычные друзья, потому как их всех позвал в гости самый уважаемый не только в Булгарской провинции, а во всей стране человек. Тем более все теперь уже знали, по какому поводу эта встреча. А еще потому, что в бане все равны и в ней принято очищать не только тело от грязи, но и душу от ненужных чувств.

Сам хан Ильхам как гостеприимный хозяин продолжал разговоры с отдельными гостями. С некоторыми просто так, с иными – решая дела, о которых знать всем было необязательно. Вот он уже который раз прилег животом вниз на полок посреди зала и оказался рядом с Мамутом.

– Ну, как идут дела, уважаемый Мамут? – как бы ради приличия спросил он. – Я вижу, торговля с персами и арабами у тебя налаживается вновь.

– О да, это так, уважаемый хан Ильхам, – вполне серьезно ответил Мамут. – Монголы, оказывается, в Иране и Ираке дали волю подчинившимся им ремесленникам и торговцам. Оно и понятно. Ведь значительная часть доходов от торговли идет в их казну. Об этом через персидских купцов мне сообщил мой верный друг Алборз. Есть у меня такой человек в тех краях. Потому я успел быстрее других возобновить связи с ними.

– А есть у нас возможности расширять торговлю в других направлениях?

– Конечно, есть. Нам, болгарам, надо восстановить торговый путь из Булгара в Киев. Он ведь действовал два столетия. Только руссы почему-то пошли по пути разбоя, начали нападать на наши города, чтобы обогатиться за счет грабежа. И связи наши потихоньку сами собой зачахли. Может, теперь, когда их побили монголы, они одумаются? Только вот встретиться бы с ними, потолковать по-человечески.

Ильхам приподнял голову, мельком глянул на соседа:

– А ты сам поехал бы к ним на переговоры? Необязательно в Киев, а скажем, во Владимир, в Чернигов.

От неожиданного предложения Мамут даже приподнялся и сел.

– Не знаю, что и сказать. У меня сейчас разворачиваются большие дела. Сам ведаешь, недавно я построил новый причал. Открыл еще один караван-сарай, уже в городе. И вообще… – сказал он, упершись взглядом на свои ноги в деревянных башмаках. Тут их выдавали всем, ибо пол для кого-то мог быть не просто теплым, а горячим. – И да, кто же мне предложит такое дело? О нашем новом хакане я кое-что слышал. Знаю, он наверняка начнет переговоры с руссами. Только к этому делу чужаков не подпустит, потому как…

Дальше он мысль продолжать не стал.

– Все это так, я понимаю, – согласился хан Ильхам. – Только через некоторое, не столь отдаленное время может статься, что все это твое нажитое богатство превратится в прах.

– Намечаются большие изменения? – настороженно спросил Мамут. – Считаешь, что новый хакан станет опираться только на беков и мулл? И всюду введет шариат?

Ильхам пытливо посмотрел торговцу в глаза.

– Не о том мыслишь, великий купец, – сказал он. – Конечно, введение шариата означало бы развал нашей страны. У нас ведь разные народы с разными верами. Но, я думаю, этого не случится, потому как сам Гази вроде бы стал православным христианином. Однако может случиться более страшное.