Спасение Европы

– А как Ирак? – спросил тут Мамут о самом главном для себя. – Как Тебриз?

– Ну, как… Наш хорезмшах, султан Мухаммад Второй, пустился в бега и, в конце концов, не нашел ничего лучшего, как удрать в Ирак. Монголы – за ним. Так они оказались в Ираке, где тоже занялись привычным делом – разрушили многие цветущие города. Тебриз, говорят, не тронули, обошлись легким грабежом. Будто бы атабек Тебриза преподнес монголам богатый выкуп и сумел смягчить норов завоевателей. Так что тебризский базар продолжает действовать. Однако туда ведь попасть надо. Да еще после вернуться целехоньким. Мамут, неужто рискнешь?

Мамут задумался. Да уж, вот положеньице. Выходит, он проделал такой долгий путь за тридевять земель лишь ради того, чтобы киселя похлебать? Сколько же убытков он понесет в таком случае от этой поездки? Да что там понесет убытки – просто обанкротится. И как тогда жить дальше? Все оборачивалось худом: и так жизнь не жизнь и этак.

– Алборз, ты вот что… Как там мои лошади? – вместо ответа спросил Мамут.

– Ну, как… Оба жеребца живы. Из шести кобыл осталось пять. Одна заболела и сдохла, прости. Старая она была, сам знаешь… Зато за эти годы появился еще десяток жеребят. Пять – из них два самца и три самки – годятся для верховой езды. Я их уже объездил. Прошлогодний молодняк тоже подрастает вполне здоровым.

– Стало быть, ты сможешь подобрать мне семь лошадей?

– Почему только семь? Могу и десять. У тебя в команде на галерах полно людей, – ответил Алборз.

– Семь – это у нас, болгар, тем более у нашего суварского племени, – сакральное число. Оно будет нам помогать, – объяснил Мамут. – А команду трогать не станем. Моряки еще пригодятся. Пока пусть отдохнут, заодно послужат охраной.

Оставив сыновей Сидимера и Эхмета присматривать за кораблями (да и за командой, что тоже важно), Мамут взял с собой Аюну и пятерых самых верных и надежных людей и отправился по давно проторенному личному маршруту в Тебриз. Не прихватил даже проводника, настолько хорошо он знал всю округу. Правда, с помощью Аюны Мамут по дороге нет-нет да и расспрашивал местных жителей о том, что творится сейчас в их краях. А там по всему пути Ардибель – Нейер – Сераб – Бостанабад – Тебриз в то время уже ничего особенного не происходило. Монголы, разгромив Иран и часть Ирака в одна тысяча двести двадцатом году, ушли куда-то – «кто же их знает?» – и пока больше не показывались. В завоеванных городах они войск не оставили. Правда, атабеков, то есть глав, обязали собирать дань для своей армии, что те исполняли беспрекословно. Да и откуда монголам набрать столько сил, чтобы контролировать столь обширную завоеванную территорию. Поняв это, Мамут уже смелее продолжил путь в Тебриз. Здесь ему пришлось изрядно поработать, чтобы заполучить от торговых посредников нужные товары. Нет, на рынках и складах всего было полно, только не прежнего, до нашествия монголов, качества. А Мамут дорожил своим именем и хотел увезти все лучшее. За два месяца ему наконец удалось-таки набрать хорошего товара столько, чтобы загрузить до предела свои пять вместительных галер. Но тут возникла неожиданная загвоздка. Обычно для перевоза товаров до Хазарского побережья Мамут нанимал караван. На этот раз хозяева мулов и лошадей наотрез отказывались от такого, в общем-то, весьма выгодного дела. Не прельщала их даже двойная оплата. Как ни объяснял им Мамут, что он на всем пути не видел ни одного монгола, все были настолько напуганы прошедшими недавно событиями, что даже слушать ничего не хотели. Помог, как это часто бывает, господин случай. Отчаявшись, Мамут решил сам купить лошадей для каравана, хотя такой подвоз товара до моря ему обошелся бы втридорога. А что делать-то? Он поехал на конский рынок, чтобы прицениться, хватит ли ему оставшихся денег на это. И тут увидел знакомого погонщика верблюдов. Тот каждый год перегонял несколько десятков этих замечательных животных, покупаемых его хозяином у арабов, в Индию. Вот и сейчас у него накопилось стадо почти из ста бактрианов.

Оба, давно знавшие друг друга, сильно обрадовались встрече, зашли в чайхану поговорить за чаем о житье-бытье. Все-таки встретить на далекой чужбине хорошо знакомого человека, особенно в создавшейся ситуации, удается не часто.

– Ума не приложу, как мне довести их до хозяина, – пожаловался погонщик по ходу разговора, вытирая пот платком, который достал из-за пазухи халата. – Вот набрали мне стадо из сотни верблюдов. А людей у меня всего-то пятеро со мной. Когда кругом все нормально, этого, конечно, хватает. А ныне? На базаре говорят, что наш прежний путь в Индию перекрыт монголами. Уважаемый Мамут, вот, подскажи, что мне теперь делать? Случись что, я защитить добро хозяина не смогу. А не защищу – он мне сделает секир башка. О, Аллах, за что ты меня так наказываешь?

Мамут хотел было успокоить погонщика, сказать, что монголы на месте не стоят и, возможно, давно покинули те места. Но тут в голову ударило: а зачем? Ведь можно же его стадо использовать!

– Послушай, я знаю безопасный маршрут. Надо просто держаться севернее караванного пути. Я тебе подскажу. Только одно условие. Ты на пару дней завернешь к Хазарскому морю.

– Зачем? – не понял погонщик.

– Завезешь мой товар. Крюк у тебя получится небольшой, зато и стадо сохранишь, и заработаешь немало. Подумай.

Чего тут думать-то? Раз купец не боится возить свой товар по тому маршруту, значит, он, по крайней мере, безопаснее караванного пути. Да и заработать – разве плохо?

Через два дня караван из сотни верблюдов вышел из Тебриза. Двигались очень осторожно. После каждой остановки Мамут посылал своих людей вперед, чтобы разузнать, что там и как. Уйти-то монголы из этих мест, конечно, ушли, но кто знает, что у них на уме. В конце концов – слава Всевышнему! – до моря добрались вполне спокойно. Но не прошло и половины дня после прибытия каравана в хозяйство Алборза, примчался сам ездивший куда-то рыбак и еще издали крикнул:

– Мамут, в одном дне пути отсюда появился монгольский отряд из нескольких джагунов. Говорят, сборщики дани. Они будто бы заметили след твоего каравана и сильно заинтересовались. Вдруг надумают повернуть сюда? Так что торопись с погрузкой и отчаливай. И вы, погонщики, уходите!

Несколько джагунов, то есть сотен военных, – это серьезно. В случае чего о сопротивлении не может быть и речи, хотя у Мамута тоже немало салчи, то есть моряков… Общими усилиями быстро перетащили остатки груза на галеры, и Мамут, даже толком не попрощавшись с другом Алборзом, приказал кораблям отчаливать. Еще раньше смылся и погонщик со своим стадом верблюдов. Когда от берега удалились на несколько миль, впередсмотрящий, иногда оглядывающийся и назад, крикнул:

– Хозяин! Там, на берегу, появились вооруженные всадники. Много!

Несомненно, это были монголы. Но они не ударились в погоню. Может, побоялись моря. Может, не поняли, что галеры – корабли купца…

– Заходим в Дербент! – бодро объявил Мамут. – Всем сутки отдыха! Экипажи судов могут сойти на берег поочередно. Далеко от причала не отходить, постоянно быть начеку, в случае чего шустро возвращаться! Остающиеся на судах охраняют груз и сами галеры. С наступлением сумерек всем быть на борту.

По мере причаливания кораблей к пирсу команду хозяина передали всем экипажам. Сказать, что новость пришлась по душе, – ничего не сказать. Все понимали, от какой возможной беды они унесли ноги, потому радовались, будто после долгих мучительных переживаний родились заново. Ведь объявление отдыха означало, что беда действительно миновала.

Прежде чем пойти в город, Мамут привел себя в порядок: попросил Эхмета постричь его, укоротив волосы; сам подровнял окладистую бороду; достав в каюте лучшую одежду, приоделся. Правда, она теперь сидела на нем мешковато. Но ничего, накинутый поверху шелковый халат скрывал это. Вскоре Мамут, оставив суда под присмотром сыновей, в сопровождении Аюны и двух здоровых гребцов в качестве телохранителей поднялся в город. Заметно похудевший за эти беспокойные месяцы, шел он легко, даже молодцевато, так, что со спины казался вообще человеком молодым. Если, конечно, не приглядеться к отдающим уже серебром волосам. В городе он, прежде всего, хотел встретиться с ширваншахом, как называли царя Дербенд-ширвана. Серебряная Болгария с давних пор имела дружественные связи с этим небольшим государством, простирающимся от Дербента до дельты реки Куры. Через его ширваншаха болгарский эмир Челбир сын Отека узнавал новости, происходящие в далеких южных странах. Поскольку Мамут был известным человеком из окружения эмира, иногда даже выступал в качестве его туджуна, то есть посла, он не мог по случаю появления здесь не выразить свое почтение правителю Дербента.

У крепостных ворот их остановила стража.

– Стой! Кто такие? Куда идете? – спросил старший наряда.

– Я Мамут – человек эмира Серебряной Болгарии Челбира. Здесь проездом. Хотел бы встретиться с уважаемым ширваншахом Абдал-Малик ибн Бек-Барсом. Она – моя дочь, заодно и толмач, – объяснил Мамут старшему стражу, мотнув головой в сторону Аюны. – А мужчины – моя охрана.

– У нас ширваншах не Бек-Барс, – сказал стражник, насторожившись.

– Ка-ак? И кто же теперь ваш властелин? – несколько растерялся Мамут, впрочем, тут же взял себя в руки. – Понимаешь, я возвращаюсь из Ирака и Ирана, в отрыве от своих уже полгода, потому, возможно, пропустил кое-какие события.

– В конце прошлого года ибн Бек-Барса не стало, вечная ему память. Теперь у нас ширваншах Рашид, – вполне дружелюбно объяснил старший страж поста.

Мамут пару раз встречал Рашида в окружении бывшего ширваншаха. Тогда казалось, что он был сторонником ибн Бек-Барса, так что наверняка продолжит дружбу с болгарами. Тем более есть смысл выказать ему почтение не только личное, но и от имени эмира Челбира.

– Так пропустите меня к нему, – потребовал Мамут. – Вот я и поздравлю его.

Попросив немного подождать, старший страж забежал в слегка открытые ворота крепости и вскоре вышел оттуда с другим военным в богатых доспехах, который оказался начальником охраны. Поняв, кто стоит перед ним, он пропустил Мамута с Аюной, дав сопровождающего, а двух гребцов-телохранителей попросил остаться у ворот дожидаться их возвращения.