Спасение грешницы

Наши шаги звучат в унисон, когда мы идем в сторону основной сцены. Я чувствую себя странно напряженно, потому краем глаза смотрю на Логана. Он ощущает мой взгляд, глядя только вперед.

— Будешь молить Аззма об очищении? Меланта, давно ты научилась так лгать? Ты знаешь хоть одну молитву? — хмыкнув, он ведет меня дальше по коридору. — Или мне не стоит задавать эти вопросы, если я не хочу услышать еще одну ложь?

— Не понимаю вас, герцог, — я придаю лицу более невинное выражение, хотя знаю, что это бесполезно. — Я сказала это, желая проявить милосердие. И мне совсем несложно помолиться за одну несчастную душу.

— Разумеется, я верю тебе, — его тон доходчиво сообщает мне об обратном. — Потому, если захочешь поучаствовать в моих поездках, скажи мне. Я буду вести переговоры, а тебя отправлю говорить и слушать — «проявлять милосердие», как ты это называешь.

Он только что прямо заявил, что мой навык вранья пригодился бы ему на торговом поприще? Герцог Мограж, ты точно не зря ешь свой хлеб.

— Приму к сведению, герцог.

В тишине мы проходим остаток пути. Мне не нужно смотреть на окаменевшее лицо Эсмонда, чтобы понять всю ситуацию. Громкий голос Нины за дверью не требует объяснений.

— …это так, Микель! Прекрати говорить об этом, пока нас обоих не наказали!

— Почему так?! — слезный тонкий голосок мальчика звучит так надрывно, что слышно его во всем коридоре. — Ты всегда говоришь, что у меня не хватает денег! Но я много раз просил тебя откладывать! Нина, почему ты всегда поступаешь так?..

— Я поступаю?! Вини не меня! Вини герцога, что всегда ставит тебя на последнее место!..

Ситуация вышла из-под контроля. Я не планировала, что Нина так разойдется, а Микель будет на грани истерики. Ну, не моя вина — я лишь попросила его слегка поприставать к Нине с расспросами. Впрочем, все вышло даже лучше. Ярость Логана тому подтверждение.

— Меланта, войди и закончи это представление. Эсмонд, ты знаешь, что делать потом, — кивнув на дверь, Логан отворачивается, и на мгновение я замечаю его сжатые кулаки. — Я возвращаюсь к работе.

Отдав свои приказы, герцог уходит, не оглядываясь. Его поведение мне непонятно — почему же он не стал запугивать и Нину? Не хотел тратить время? Или не хотел делать это на глазах и так разбитого Микеля? Или дело в другом? Я не умею читать мысли, так что мне остается только догадываться.

Я вхожу с той же уверенностью, что и всегда. Эсмонд проскальзывает следом, тихо прикрывая дверь. Нина встречается со мной взглядом и понимает, что в этот раз ей некуда отступать.

Глава 36

Медленным шагом продвигаясь по комнате, я отмечаю голубые глаза, полные слез, которые Микель сразу же стирает. Его зареванный вид не оставляет сомнений в том, что здесь случилось. Без единого слова я встаю напротив Нины и нежно улыбаюсь ей. Эсмонд мельтешит где-то сзади, но я не обращаю на это внимания.

— Нина, твой звенящий голос было слышно из конца коридора, — в отличие от своей сообщницы, она не спешит падать на колени и лить слезы, потому я нараспев продолжаю. — И, поскольку герцог слышал каждое слово, мне ничего не остается, кроме как донести до тебя его волю.

После услышанного она лишь сжимает губы и опускает голову. Микель же, не прекращая шмыгать носом, с удивлением смотрит на меня.

— Герцог был здесь? Зачем он приходил? Он… — вмиг расстроившись еще больше, ребенок отводит глаза в сторону, — …уже ушел?

— У герцога Мограж всегда очень много работы. Но он прислал меня, — без всякой тактичности я толкаю Нину плечом и встаю рядом с Микелем, прижимая его к себе. — Разве твоя умная, красивая и самая лучшая сестра в мире тебя не устраивает? М?

Слабая улыбка появляется на раскрасневшемся от слез лице, но глаза так же пусты. Видимо, его разговор с Ниной, теперь уже последний, сильно задел струны чувствительной души. Что ж, потому я и здесь — лечить раны и занимать место в сердце. И обращать это себе на пользу.

Потому, я перевожу взгляд на Эсмонда, что с тревогой ждет моих указаний.

— Нина все прекрасно поняла, Эсмонд. Исполняй приказ герцога, — дождавшись, когда дворецкий подойдет ближе и возьмет Нину за локоть, я тихо шепчу, когда они проходят мимо меня. — Слышала, в подземелье в это время года завелись крысы. Все будет в порядке, если привести туда еще одну.

Если упомянутая и хотела мне ответить, то не успела — стоит им выйти за дверь, как я слышу лязг доспехов. Рыцари добрались и сюда. Вздыхая, я радуюсь своему успеху. Я избавилась от раздражающей меня девчонки, выслужилась перед герцогом и привела Микеля, пусть и не намеренно, в крайне податливое состояние. И сейчас я в полной мере смогу проявить все свое очарование.

Усевшись на кровать, я хлопаю рядом с собой, и Микель, будто в трансе, садится рядом. Он истинный главный герой, но все еще ребенок. Поймет ли он, что только что произошло?

— Это была она, правда? Это Нина забирала деньги герцога, — с подкатывающими к горлу слезами трудно говорить, но Микель как-то справляется. — Я сделал, как вы сказали. Я стал снова и снова спрашивать ее о этих деньгах. И она сильно разозлилась, — всхлипнув, мальчишка пытается взять себя в руки, но начинает всхлипывать еще громче. — Почему она так поступила? Если бы она сказала мне… Я бы сам отдал ей эти деньги! Почему?!

Мне остается только вздохнуть, когда у него снова начинается истерика. Выбирая между жестким и мягким подходом, я решаю выбрать нечто среднее — поддержать, но не поощрять слабоволие. Если мне суждено умереть, я не хочу умирать от рук сопливого мямли.

Потому я вплотную придвигаюсь ближе и прижимаю дрожащее тело одной рукой, гладя другой по светлой голове.

— Постарайся успокоиться и послушай меня, Микель, — видя, что мои слова пока не очень помогают, я начинаю говорить более размеренно и спокойно. — В случившемся нет твоей вины. Ты — сын герцога Мограж, а это неизбежно приведет к тому, что многие люди, близкие и незнакомые, захотят воспользоваться тобой. Твоим благодушием, — продолжая гладить потяжелевшую голову, я непроизвольно сравниваю Микеля и Лию. Эти двое настоящая головная боль. Их доверчивость никуда не годится. — Я знаю, как важна была для тебя Нина, и знаю, как сильно ты доверял ей. Но ваши статусы всегда будут различны. И в ее лице ты бы никогда не нашел настоящего друга.

Когда Микель немного успокаивается, то поднимает голову и смотрит на меня. Теперь его глаза более осознанные.

— Разве мы так сильно отличаемся? Она всегда любила говорить со мной. И всегда первой видела все мои рисунки, — вытерев остатки слез, он без сил укладывает голову мне на плечо. — Я всегда доверял ей…

— Вы отличаетесь, Микель. Воспитывать тебя — ее обязанность, ее работа. И, конечно, за такое долгое время ты не мог не привязаться к ней. Но, подумай, чувствовала ли она то же самое? Любила ли тебя так, как любил ты? Ведь она так долго обманывала тебя. Крала твои деньги, — огладив острое плечо, я перевожу взгляд на те же неровные цветные линии, что складываются в детские рисунки. — Даже сейчас, зная, что она виновата, зная, что видит тебя в последний раз, что она сказала тебе?