Спаси меня

— А я смогу порулить?

— Мы поговорим об этом, когда у тебя ноги будут до земли доставать. — Винс приподнялся с сиденья байка и перекинул через него ногу. — Только не говори маме.

— Или папе.

— Что? Твой отец не любит мотоциклы?

Ясно.

Коннер пожал плечами и отдал Винсу шлем.

— Не знаю. У него нет ни одного.

А все потому, что тот парень — неженка.

— Иди скажи своей маме, что я уезжаю.

— Не хочу, чтобы ты уезжал.

Винс положил шлем на сиденье.

— И я не хочу уезжать. — И опустился на одно колено. — Буду скучать по тебе.

Клепки на его куртке звякнули, когда он обнял Коннера. Боже, племянник пах все так же. Стиральным порошком, который использовала его мать, и маленьким ребенком.

— Когда ты вернешься домой?

Хороший вопрос. Винс и сам не знал точно.

— Когда продам заправку и заработаю кучу денег.

Только теперь он не чувствовал себя здесь как дома. И больше не знал, что значит чувствовать себя как дома.

— А можно мне кучу денег?

— Конечно.

А кому еще Винс может их оставить?

— А «харлей»?

Встав, он закинул Коннера на плечо.

— Если только я однажды не найду другого маленького мальчика, которому смогу его подарить. — Племянник взвизгнул, когда Винс пару раз хлопнул его по попе и снова поставил на ноги. — А теперь беги и приведи свою маму.

— Хорошо. — Коннер повернулся на пятках кед с Человеком-пауком, бросился к входной двери и закричал, взбегая по ступенькам: — Ма-а-ам!

Его дядя открыл заднюю дверь фургона и вытащил сходни. Закатил «харлей» внутрь и привязал его между внешней стенкой и кожаным диваном. Винс провел в Вашингтоне три дня. Пил пиво со старыми друзьями, общался с сестрой и Коннером и грузил в фургон такие предметы первой необходимости, как кровать, кожаный диван и шестидесятичетырехдюймовый телевизор.

— Коннер говорит, ты хочешь маленького мальчика? Знаю, что я не та, кто может давать советы, но прежде чем заводить ребенка, тебе следует обзавестись женой.

Винс оглянулся на открытую дверь грузовика. Неяркие лучи утреннего солнца запутались в рыжих волосах сестры.

— Женой?

— Тебе нужен кто-то в жизни.

— Ты забываешь о Лоралин, — пошутил он.

Отэм скорчила гримасу:

— Кто-то без кашля курильщика и пропитой печени. Я думать не могу о том, что ты одинок и живешь с Лоралин.

— Я съехал из ее дома. — Винс вспомнил о Сэйди. Он не был одинок с того дня, как его пикап сломался на обочине шоссе. — Я никогда там не был одинок.

— Никогда? — Боже, он забыл, что нужно следить за тем, что говорит при сестре. Она знала его слишком хорошо и привязывалась к каждому слову. — Ты кого-то встретил?

— Конечно. — Встав, Винс подошел к открытой двери. — Я все время кого-нибудь встречаю.

Отэм скрестила руки на груди, пропустив шутку мимо ушей, и посмотрела на брата сверху вниз — хоть он и был выше ее — так, как смотрела всегда. Даже когда они были детьми.

— Ты встречался с кем-то больше чем на одну или две ночи?

Винс спрыгнул на землю, взялся за дверь над головой и закрыл ее. Запер замок и пожал плечами. Отэм знала его лучше, чем любой другой человек, но было кое-что, чего не знала даже она. То, чего не знал никто.

Кроме Сэйди. Сэйди видела, каков Винс на самом дне. Беспомощный и запертый в своих кошмарах. Боже, он ненавидел, что она видела его таким.

— Винни! — Отэм схватила его за руку.

Сестра приняла его молчание за согласие.

— Все закончилось, — сказал он, надеясь, что она оставит эту тему, хоть и знал, что такого не будет.

— Сколько ты с ней встречался?

Винс не стал объяснять, что они с Сэйди никогда на самом деле не встречались.

— Я встретил ее в тот вечер, когда приехал в Ловетт. — Он посмотрел в зеленые глаза Отэм. — Все закончилось несколько ночей назад.

Когда Сэйди увидела его голым и жалким. И сказала, что любит. Винс не понимал, как такое возможно.

Отэм задохнулась.

— Два месяца. Для тебя это долго. Очень долго. Как четырнадцать месяцев по собачьему исчислению.

Винс не мог даже разозлиться, потому что она была серьезна. И в той или иной степени права. Хотя у него не осталось ощущения, что прошло два месяца. Казалось, что он знал Сэйди вечно. И все же недостаточно долго. Он повернулся и присел на подножку грузовика.

— Почему ты порвал с ней? — Отэм села рядом. Винс должен был знать, что она не позволит ему избежать ответа.

Сестра знала его слишком хорошо. Знала, что обычно именно он тот, кто все портит.

— Она сказала, что любит меня.

Это была ненастоящая причина, но Отэм не знала о кошмарах, а он не был расположен говорить об этом сейчас.

На ее губах появилась улыбка:

— Что ты сказал?

— Спасибо.

У Отэм перехватило дыхание.

— Что?

Спасибо — не так уж и плохо. Не хорошо, но лучше, чем не сказать ничего.

— И что потом?

— Потом я отвез ее домой.

— Ты сказал спасибо и отвез ее домой? Ты ее ненавидишь или что-то еще?

Ненавидит Сэйди? Он не ненавидел Сэйди. Просто не был уверен, что чувствует, кроме какого-то странного смятения. Страх, застрявший в глубине его существа, и облегчение, пробиравшее до мозга костей, смешивались и горели у Винса в голове и груди. Как он мог чувствовать одновременно и панику, и облегчение, что все закончилось? В этом не было никакого смысла.

— Я не ненавижу ее.

— Она выкрикнула это во время, — Отэм огляделась, проверяя, нет ли рядом любопытных ушей, — секса? Потому что, возможно, признание не считается, если выкрикнуто во время секса.

Винс чуть не засмеялся.

— Она не говорила этого во время секса.

— Она страшная?

— Нет. — Винс подумал о светлых волосах Сэйди и ее широкой улыбке. О ясных голубых глазах и розовых губах. — Она красивая.

— Глупая?