Спасите, мафия!
Шрифт:
— А было бы весело, — рассмеялся Такеши.
— И не думай, — нахмурилась я. — Может, корова и выглядит апатичной жвачной пофигисткой, но если ей шлея под хвост попадет или радиограмма с Марса в башку стукнет, она и боднуть может. Так что коров за рога хватать даже не пытайся.
— Ладно, — пожал плечами Такеши, который, видимо, и так не собирался этого делать и всего лишь пошутил, а я — Доктор Паника. Ну и ладно, предупрежден — вооружен, а значит, мечник точно не полезет корове на рога. Я свое дело сделала, дальше выбор за ним: нужны ему лишние дырки в боку или нет.
Тут в коровник вломился Дино и застыл на пороге. Кажись, он тоже коров живьем еще ни разу не видел… Печалька! Буду просвещать.
— Значит так, — объявила
— Ладно, не будем ее раздражать, — усмехнулся мистер-оптимизм. — Что нам делать?
Я призадумалась и решила отправить Дино за комбикормом в тот же сарай, из которого он только что притопал, вот такая я «редиска», а Ямамото — за водой, как ни странно, но далеко не для питья наших Буренок… Раздав парням указульки и выдав «обмундирование» в виде ведра Ямамото, я начала готовиться к вечерней дойке. Ну так правильно: в полшестого утра подоила — в пять вечера изволь повторить, но сегодня я явно припозднилась из-за укура маньячного Принца, возжелавшего из себя Зорро изобразить… Когда парни вернулись, они обнаружили меня, сидящую на скамеечке справа от Зорьки, и впали в транс. Глобальный такой, полный отчаяния и священного ужаса. Кажись, до них дошло, что им сейчас лицезреть придется. А именно, картину Репина «Откуда берется молоко в пакетах». Бугага!
— Ямамото-сан, спокуха, тащи ведро, — сказала я мечнику, ехидно на него глядючи. — Каваллоне-сан, киньте мешок у стены: пока не подою, их нельзя кормить.
— Хорошо, — пробормотал итальянец и сгрузил поклажу у стены, а японец одарил меня и Зорьку ведром воды. Я быстро вымыла вымя, помассировала его и приступила к «таинству».
«Не вынесла душа поэта», мухаха! Дино-сан отвернулся к стеночке. А ты что думал, молоко присылают прямо в пакетах с соевой станции? Ну, может, соевое и присылают, а вот парное — никогда. Печалька с этими городскими, право слово. Зато мне давно уже не было так весело, вот такая я противоречивая. Ямамото же стойко терпел и даже приглядывался к моим манипуляциям, вот только улыбка у него была вымученная и скорее походила на спазм человека, которому на любимую мозоль наступили, повелев: «Улыбаемся и машем. А то получишь в глаз!» Бедный мечник, ай-яй-яй… И чего они такие паникеры? А парное молочко — это ж благодать Божья! Хотя не всем дано сие понять, к сожалению, ибо на лоджии Буренку не заведешь. Подоив Зорьку, я перелила молоко в бидон, процедив, затем обработала ее вымя и повторила процедуру с мирно стоявшей и вяло взиравшей на мир безразличным взглядом Ромашкой. Налив кружку парного молока, я с блаженным видом присуседилась к ней, но Дино-сан сего безобразия не выдержал и покинул коровник. Жуть какая! Я думала, у мафии желудки посильнее… Да и чего он так всполошился? Это ведь то же самое молоко, что он обычно пьет! Неужто он не знал, что оно из вымени берется, а не из стратегических запасов марсианских бракозябриков, которые его наколдовывают? Что за блинский блин?
— Ямамото-сан, будешь? Парное, тепленькое, ты такого наверняка не пробовал, — осторожно предложила я парню с целью его ознакомления с тем, какое это чудо — парное молоко. Но Ямамото просвещаться не хотел: его желудок был не намного крепче желудка Дино. Печаль. А потому он помотал головой и, скривившись в подобии улыбки, заявил:
— Нет, раз оно еще и теплое, спасибо, нет.
«Еще и теплое»? Прости, дорогой мой, а оно в вымени должно было при минусовой температуре храниться, что ли? Ты меня пугаешь… Но я ему этого не сказала: понимала, что парень просто в шоке. А потому пожала плечами, допила молоко и начала потрошить пакет с комбикормом. Убоись меня, о, мешок! Я тебя выпотрошу, аки Бэл-сама врага. Бугага! Или, вернее, ши-ши-ши в этом случае… Блин, не
к ночи этот маньячный принц помянут будет!.. Но тут мои руки осторожно отстранили, и я, возмущенно обернувшись, поймала теплую и немного грустную улыбку Такеши.— Я помогу, — сказал он снисходительно, и я, закатив глаза, сдалась. Бяка он! Ну вот чего ему так охота помочь мне? Раньше никто никогда не хотел, а тут — целый японец во всё свой нос сует. Нет, я не злая — я просто к такому не привыкла, и мне очень неуютно от того, что мне кто-то пытается подсобить. Короче говоря, я самостоятельной не только из-за собственной жизненной позиции стала, но и в силу суровой необходимости, и вот сейчас мои устои пытаются сломать, а это дико бесит! Потому как я консерватор и новшеств не люблю.
— Сколько сыпать? — озадачился Ямамото, и я брякнула:
— Нехай сыплется, я «стоп» скажу.
Мечник кивнул и начал засыпать корм в кормушки, а когда он завершил сие благое начинание, прибежал Рёхей, тащивший два ведра воды.
— Я экстремально… — заорал было он, но я зашипела на него не хуже кобры, а Зорька тут же замычала. Не фиг орать в коровнике, псих! Или о дырках, незапланированных природой, в собственном боку мечтаешь?
— Извини, — прошептал Сасагава, а я начала чесать нос нервной корове. — Я принес!
— Быстро Вы, — спокойно ответила я. — Ну, наливайте им.
Рёхей кивнул и вылил воду в поилки наших кормилиц-поилиц, причем «поилиц» куда больше чем «кормилиц», но это я так, к слову. Кстати, сегодня Зорька за день дала аж восемнадцать литров, а Ромашка — шестнадцать, что недвусмысленно говорит о том, что всё же упертая, как баран, и ругучая, как гусь, корова дает больше молока. Вот такие пироги. Хотя, может, это просто данный конкретный экземпляр такой молодец, кто ж знает?
— Сасагава-сан, парное молоко будете? — вопросила я парня, надеясь, что хоть он, раз не видел «процесса», позволит порадовать себя подобной вкусностью.
— В смысле? — озадачился он. — Что за слово «парное»? Пар? При чем тут пар?
— Ну, оно теплое… — пробормотала я, уходя с линии атаки, а Сасагава выдал:
— Не-а. Мне Киоко, сестра моя, когда молоко подогревала, я его не любил! Так что вряд ли мне теплое понравится!
— Ну ты сравнил! — фыркнула я. — То — подогретое, а это — только что выдоенное! Разница очевидна!
Парень удивленно на меня воззрился, затем глянул на коров, а затем со скоростью электровеника замотал головой и чуть не завопил, вовремя сдержавшись:
— Нет, не стоит, я воздержусь!
Ожидаемо. Зря я ляпнула про удой. Вот готова поспорить: попробуй он — начхал бы на «происхождение» молока и пристрастился бы к нему, как кот к валерьянке. Но на нет и суда нет, так что пусть лапу сосут, бяки такие. Я тяжко вздохнула, почистила пол коровника и хапнула закрытые крышками бидоны, но Ямамото с вечной улыбочкой их перехватил и бросил Рёхею, кивнув на оставшиеся два:
— Потащили!
— Ага! — кивнул боксер и, хапнув оставшиеся бидоны, ломанулся домой. Ямамото поспешил за ним, а я прихватила ведро с мусором и чашку и потопала к колонке — мыть их, вяло подумав, что у парней этот энтузиазм скоро иссякнет, потому как вскакивать в пять утра ежедневно, не имея ни выходных, ни проходных, и весь день пахать, как папа Карло, для городских тяжко. По дороге я наткнулась на Дино, дышавшего свежим воздухом и явно только что оправившегося от ужаса реалий деревенской жизни.
— Прости, — пробормотал он.
— Да ничего, — усмехнулась я. — Вы же из мегаполиса. Не видели коров никогда в живую, наверное?
— Лошадей видел и даже умею ездить верхом, но вот коровы — это не мое, — пояснил он.
— Да не переживайте, — отмахнулась я. — Может, еще привыкнете. Вам полгода на ферме жить: будете каждый день в коровник заходить — не сможете не привыкнуть.
— Может быть, — улыбнулся Дино, явно не веря в собственные слова. А зря! Привычка — дело наживное, батенька! Ну да ладно, время покажет, кто был прав.