Спасите, мафия!

— Да ладно, они нарики, они даже не поймут, что это был не глюк, — отмахнулась я. — Спасибо, Савада-сан. Ты… Спасибо, просто спасибо.

Тсуна кивнул и уставился на асфальт, а я поняла, что он опять впал в трагизм по поводу своей никчемности без Пламени Предсмертной Воли, и подумала о том, что с этим надо заканчивать, а то его самобичевание до добра не доведет, ведь он хороший парень, и эта его вечная стеснительность — его же вечный бич.

Я осторожно взяла его за правую руку, и Тсуна, вздрогнув, удивленно на меня воззрился, а я улыбнулась и прошептала:

— Да плюнь ты уже на это. Не важно, в гипер-режиме ты их завалил или нет, потому что это сделал ты. И пулей Предсмертной Воли Реборн в тебя не стрелял. Это Пламя — твоя решимость, твоя сила духа. Посмотри, как оно сильно! Это значит, что и дух твой очень силен. Ты прячешь его за стеснением и робостью, но пойми наконец: ты силен тем, что стоишь горой за своих друзей, и дело не в том, что именно в такие моменты ты зажигаешь Пламя Предсмертной Воли и можешь одним ударом пробить кирпичную стену, а в том, что ты очень добрый и ударить человека можешь только ради того, чтобы помочь другу, а не самому себе. В этом и заключается твоя сила — в доброте. Злой человек легко направит силу на захват мира и причинение окружающим боли. Ты — никогда, и силу свою ты прячешь, чтобы не сделать никому больно. Но это не значит, что ты слабак и бесполезен. Когда твои друзья в опасности, ты готов стоять за них до последнего, и это-то как раз и говорит о том, что ты не бесполезен.

Тсуна удивленно воззрился на меня, а я сжала его ладонь и улыбнулась. Секунду мы смотрели друг другу в глаза, и Савада словно боролся с самим собой, но затем явно что-то решил для себя и робко улыбнулся, сжав мою ладонь в ответ. Я просияла, и тут переулок озарила белая вспышка, а напротив нас в воздухе зависли знакомые мне глючные гуси в белых хламидах.

— Уйди, глюк! — возмутилась я. — Не порть момент!

— Как грубо! — возмутился правый гусь.

— Мы по делу, — заявил левый. А, ясно: правый — холерик, левый — более-менее нормальный. Пронумерую их навечно как Первый — истерик, и Второй — адекват, для легкости в опознании, а то они ж абсолютно одинаковые!

— А, ну, раз по делу, вещай, первоптиц, — фыркнула я и с силой сжала руку Савады. Кажись, сейчас ему волю Графской морды сообщат… Что-то я волнуюсь не меньше, чем десять минут назад! Тремор, кыш из ног, рук и мозгов! Хотя тремор мозга невозможен, но меня реально всю трясет…

— Итак! — левый птиц прокашлялся и извлек из внутреннего кармана камзола свернутый в трубочку пергамент. Тоже мне, глашатай средневековый! Развернув бумаженцию, гусь застыл в воздухе, вытянув перед собой лапки в черных остроносых тапочках, и зачитал повеление начальства: — «Савада Тсунаёши выполнит контракт в миг, когда подтвердит без помощи Пламени Предсмертной Воли абсолютную уверенность в себе»!

Птиц замолк и ехидно на нас воззрился, а переулок заполнила звенящая тишина. Чего-чего он сказал? Абсолютная уверенность в себе? Без Пламени? А не офигел ли он, этот их Граф?! Да и как Тсуна это докажет?! Я почувствовала, что мою ладонь сжимают так, словно я последний на весь Тихий океан спасательный круг, а сжимающий — один из тысячи потерпевших кораблекрушение посреди этого самого океана.

— Ну, вы вообще, — прошептала я, придя в себя. — И как это можно доказать?!

— Примечания к указанию! — прокрякал гусь. — Доказательством считается некое физическое действие, при котором явственно будет видно выполнение контракта. При этом также разъясняется, что обстоятельства, при которых данное событие может произойти, будут напрямую связаны с Екатериной Светловой — с другой стороной, причастной к договору.

О как высказался — «причастной». Будто это прям преступление какое-то… Стоп. Это получается, что, фактически, Тсуна должен ради меня свою решимость показать, что ли? Или мне? Офигеть не встать… Кажись, промывание мозгов мафиозному боссу теперь станет моей ежевечерней задачей. Вот так, мы думали, это они мне в чем-то помочь должны, а на деле всё наоборот, и это я должна помочь боссу мафии стать уверенным в себе. А Гоку мне курить отучить придется, что ли? Чтоб легкие себе не портил… Блинский блин, что творится в голове этого их Графа?!

— Еще что-нибудь добавите? — нахмурилась я.

— Нет, разве что без тебя Савада не сможет выполнить задание, — заявил гусик, сворачивая пергамент и протягивая его Тсунаёши. Босс мафии сглотнул и сцапал бумаженцию левой рукой, правой всё еще пытаясь превратить мою ладонь в лепешку. Жуть, теперь мне точно придется постоянно вещать о том, о чем я только что вещала. Нет, я, конечно, сказала Саваде правду, но постоянно долдонить одно и то же — это не по мне. А выбора-то нет…

— И еще кое-что, — усмехнулся Первый клювоносец. Нет, ну как у них получается усмехаться с клювами?! — Ты не сможешь повлиять на его мнение словами. Не такой он человек. Здесь всё решат поступки и отношение друг к другу — не больше и не меньше.

— Вы офигели? — опешила я. — Да как же так?!

— А ты в нем сомневаешься? — прокрякала пакость справа. Я опешила и почувствовала, что лапка Савады сжалась еще сильнее, хотя выражение его лица ни на йоту не изменилось — всё тот же вселенский афиг и безмерная печаль.

— Он сможет, — уверенно ответила я и усмехнулась. — А я ему помогу. И если вам больше нечего сказать, хорош язвить.

— Нечего, — ухмыльнулся гусь справа и исчез. Зря я не пустила эту глючную птицу на жаркое, ой, зря…

— Удачи, — прокрякал птичкин слева и последовал за братом.

— Офигеть… — протянула я, и Тсуна разжал наконец ладонь. Свободу попугаям! В смысле, фермершам…

— Я не смогу, — пробормотал Савада, и я, закатив глаза, ткнула его пальцем в бок. Парень вздрогнул и удивленно на меня воззрился.

— Вот смотри, — хитро усмехнулась я, — если тебе дали такое глючное задание, другим наверняка не лучше выпадет! Ямамото должен будет впасть в депрессию, — Тсуна ошалело на меня воззрился, — Бельфегор — стать мальчиком-одуванчиком с пацифистскими наклонностями, — губы Савады дрогнули от сдерживаемой улыбки, — а Гокудера — влюбиться и начать превозносить женский род! — тут Тсуна всё же тихонько засмеялся и спросил:

— Думаешь, всё настолько плохо будет?

— Не-а, — покачала головой я вполне искренне. — Потому как я считаю, что это задание тебе по плечу, к тому же, оно тебе очень поможет. Может, я и полный псих, но если Савада Тсунаёши поверит в себя, это будет здорово.

— Потому что я десятый босс Вонголы? — уныло вопросил этот самый босс.

— Нет, — фыркнула я, — потому что ты этого заслуживаешь!

Савада просиял, а я, шандарахнув его по плечу, хотела было пойти на выход, но моя пацифистская натура взяла верх, и я проверила пульс нападавших. Они были без сознания, но ничего серьезного вроде бы гнев «Тунца» им не принес, кроме, разве что, грядущей головной боли, синяков и, возможно, сотрясения мозга от эпичного знакомства черепушкой со стеной дома.

— Как они? — осторожно вопросил Тсуна, и я, махнув рукой на безобидных ныне наркомаш, почапала на выход, заявив:

— В норме. Оклемаются, слямзят аспирин и пойдут дальше ширяться.

Тсуна горестно вздохнул над последней частью моей фразы и пошлепал следом за мной. Асфальт продолжал плавиться в лучах дневного пофигистичного к нуждам изжарившихся страждущих светила, а ветер ушел на покой и не собирался спасать этих самых страждущих хотя бы крошечным дуновением. Мы с Савадой потопали обратно к парку, но, узрев на горизонте палатку с мороженым, обнаружили рядом с ней нервно курившего Гокудеру, ругавшегося с продавщицей и явно выяснявшего, куда мы с Тсуной запропали.