Спасти СССР. Часть 5

То, что в Тбилиси что-то намечается, Ян Мазур понял ещё в самолёте. Билетов в кассе не было, они улетели за счёт военной брони и по звонку. Ту-154 был набит под завязку. Среди пассажиров он увидел двух депутатов и знакомого КГБшника, которого знал ещё по делу о злоупотреблениях на ипподроме. Тот тоже узнал настырного журналиста и подмигнул.

Тбилиси встречал мокрым туманом. Аэропортовские огни тускло светили во мгле. К самолёту подогнали Икарус с зашторенными окнами, и в него стали садиться люди с рейса. Все мужчины, призывного так сказать возраста. Сел и КГБшник.

Официально прилетевшую съёмочную группу никто не встречал. Неофициально — из Москвы прозвонили корпункты, согласился помочь Никифор Мамия, корреспондент Литературки. Его они увидели уже в полупустом зале для встречающих. В зоне прилёта и на выезде из аэропорта — стояли войска, солдаты спали вместе с припозднившимися пассажирами, обнимая свои автоматы.

— Что тут делается? — спросил Мазур, едва их Нива вырулила на дорогу.

— Что делается? А п…ц тут делается — обыденно заключил Мамия.

Тут надо отметить, что Мамия был этническим абхазом и никаких иллюзий по отношению к маленьким, но гордым сынам солнечной Грузии не испытывал.

— А подробнее?

— Подробнее… Сейчас мы место проезжать будем. Там командующего округом днём застрелили.

— Ты серьёзно?

— Вполне.

Появилось и это место. Стоял БТР, перекрывая движение, в темноте молчаливо перемигивались синим машины милиции и ГАИ…

— Дела…

— Ещё бы.

— А с чего началось то?

— А с чего? А оно и не кончалось, как Шеви застрелили… Кеннеди наш недоделанный. Ты мне подкури.

Мазур подкурил мальборину — настоящая, не молдавская. Мамия взял, губами передвинул в самый уголок рта, продолжил говорить

— Здесь уже лет десять полгорода на игле сидит, чуть ли не в школьных туалетах уже чеки делают. Но сейчас мы попали на вид Москвы, прислали опергруппу. С чумой двадцатого века [58] бороться. Да ещё прислали Пирога этого…

— Кого?

— Пирожков. Он говорят из КГБ. Он три слова сказать не может без того чтобы хоть одно было матерным. А тут так нельзя. Здесь если ты сказал, я твою маму — нож в брюхо получишь.

58

Статья в Правде так называлась — чума двадцатого века. Статья вызвала шок у всей страны, до этого проблема наркомании замалчивалась

Мазур подумал про себя — сами грузины это только так говорят…

— … начался погром, каждый вечер в местных новостях показывали наркоманов. Ты пойми, так здесь нельзя. Каждый наркоман — чей-то сын, внук если его в телевизор поставили каяться, это страшный позор на всю семью. Ну и как последняя капля — Гамсахурдиа в тюрьме зарезали.

— Что про это говорят?

— Да много чего. Только что — правда?

— А это правда, что он … ну… по мужикам был.

— Правда. Я кстати тебя не в Иверию везу.

— Это куда? Почему?

— Номеров всё равно нет — раз. Два — поселишься там и тоже … по мужикам будешь, понимаешь?

— Ты … чего это?

— Там таких полно. Предлагают в бани сходить, согласился — можно сказать, попал.

— Что прямо так? — послышался голос оператора с заднего сидения

— Прямо так. Ты это где не сказани.

— А что?

— Почти просто так. А просто так — если ты в карты сел играть на просто так и проиграл — снимай штаны.

— Да…

— Я тебя у тёти Манана поселю, возьмёт недорого и от центра далеко. Если громить будут вас не найдут. А найдут — в дом зайти не посмеют.

— Так ты про Гамсахурдию хотел.

— Его посадили за мужеложство. Все знают, что это по приказу центра. Это тяжкое оскорбление каждого грузина без исключения.

— Погоди, но ты сказал он в самом деле…

Мамия цокнул языком

— Тут все про это знают. Но если это сказать, тебя затопчут насмерть сами жопники. Все знают, каким должен быть настоящий мужчина и все корчат именно таких. Здесь репутация, даже лживая значит намного больше самого человека и люди готовы убивать, защищая её. А тут ещё сын самого Константинэ [59] . Его первая жена стукачка и сошлась с генералом КГБ. Манана тоже стучит. Здесь это не простили бы никому, кроме него. Ему простили — сыну автора Давида Строителя. Тут эта книга у всех как у украинцев Шевченко…

59

Для справки — семья Гамсахурдиа жила в особняке Колхидская башня площадью несколько сотен квадратных метров со своим парком. Там, в парке его и похоронили

О! Вот оно! Вот оно, родное…

В это время — крайне популярны стали писатели на историческую тему (в России например бешеной популярностью пользовался Пикуль, не купить было Дюма, хотя он писал не о России), в Белоруссии и Украине непонятной для многих популярностью стали пользоваться поиски всяких исторических черепков и реконструкции, почему то крайне важным стало доказать, что столица ВКЛ была именно на территории современной Белоруссии, была воссоздана фольклорная Запорожская сечь. Бешеной популярностью пользовались «Три мушкетёра», снятые в жанре музыкального фильма, актёр Михаил Боярский стал едва ли не самым популярным актёром СССР, секс-символом той эпохи.

Советская власть ситуацию не поняла. Она больше беспокоилась о том, что всплывёт неприглядная правда о коллективизации, о гражданской войне, начнут задавать вопросы о том кто такой Троцкий, как Сталин пришёл к власти, что произошло с Бухариным. Предания старины глубокой вообще казались этакой причудой интеллигентных людей.

Ну, взять ту же тетралогию «Давид Строитель» — почему в Грузии именно эта книга, книга о том что происходило несколько сотен лет тому назад стала культовой, а не книги скажем о временах коллективизации, которые Гамсахурдиа тоже писал, и которые отклика в обществе не вызывали и сам писатель особо ими не гордился.

Между тем, эта внешне ничем не объяснимая тяга к средневековью — означала ментальный разрыв интеллигенции с народнической мечтой о равенстве и поиском способов и оправданий как раз неравенства в обществе, для чего и шло обращение к Средневековью. В Средневековье были король, королева, кардинал, многочисленные дворяне, гвардейцы кардинала — жёстко сословное общество с крестьянской безответной массой внизу. В «мушкетёрах» заметьте — представителей «низов» среди героев фильма почти нет, и даже галантерейщик Бонасье имеет небольшую лавку и сдаёт комнату. В фильме про «бедность и страдания» французских крестьян ничего не сказано, их как бы вообще нет. И про русское крестьянство в это время, время «народной власти» не сказано абсолютно ничего. Весь багаж русской литературы, повествующей о том, как мы пришли к 1917 году — это багаж 19 и начала 20 века, когда писать об этом было «нельзя» — хотя писали. При советской власти — власти победивших крестьян — ни власть не была заинтересована в литературном разговоре на такие темы, ни интеллигенции не было интересно это писать, ни переехавшему в города и окончившему ВУЗы населению страны — это читать. Не появилось ни одного действительно крупного произведения, описывающего крепостничество с точки зрения крепостных крестьян. Зато появились писатели — деревенщики, к которым можно отнести и Солженицына, которые описывали неурядицы дня сегодняшнего. Хотя для крестьян в ту пору наступило как раз-таки лучшее время за наверное целое тысячелетие. Получили паспорта, с учётом наличия собственного хозяйства зарплаты сравнялись с городскими, государство проводило политику поддержки села, потому в райцентрах на базах были такие дефициты, какие в крупных городах днём с огнём не найти было. При этом село прокормить город не могло, зерно закупали, мяса не хватало, и это было уже хронически. Универсальной денежной единицей становилась бутылка водки.

А в республиках всё это усугублялось национальной идентичностью и поиском оправданий для уже национального неравенства. Грузин, прочитавший Давида Строителя о жизни Грузии в период феодального расцвета, неизбежно задавал себе вопрос: а что случилось с той могучей Грузией, которая была описана в этом произведении? Напрашивался ответ — пришли русские и оккупировали.

Так росло национальное самосознание.

31 января — 01 февраля 1986 года