Спасти СССР. Манифестация II
Шрифт:
Не получалось…
Тот же день, раньше
Москва, Курский вокзал
Фирменный поезд «Нева» прибыл на Курский вокзал в восьмом часу утра, однако свежесть ощущалась не слишком – июльское солнце палило вовсю, изгоняя малейший след ночной прохлады.
В купе они ехали втроем – Жозефина Ивановна и Софи заняли нижние полки, а Тома залезала на верхнюю. Ей это было в радость.
В истинное
«Взрослые» скучно бубнили о долгом пути к Севастополю, а девушка лишь улыбалась, бережно храня в себе счастливые приметы дороги. А сколько всего впереди!
Тула, Орел, Харьков! Крым! Море!
С трудом согнав блаженную улыбку с лица, Тома села, и обулась. Широковатые «походные» джинсы, сшитые Дюшей, были очень удобны – не мялись, и не сковывали движений. А в полукедах только и носиться – толстые подошвы будто сами подбрасывали длинные ноги, пуская в бег.
– Не доверяю я вагонам-ресторанам, - брюзжала нечаянная «бабушка», - травануться легче лёгкого…
– Ох, и не говорите… - вздохнула Софи, изображая «Софию Ивановну». – Надо будет по дороге выходить – на станциях вареную картошечку продают!
– С укропчиком! – понятливо заулыбалась Жозефина Ивановна. – Тома, а ты куда собралась?
– Да выйду, - нарочито беспечным голосом ответила Тома, - хоть по перрону погуляю!
– Не отстань только! – озаботилась Ёлгина.
– Да ты что! Стоянка – двадцать минут!
– Может, тоже пройтись? – неуверенно произнесла Гессау.
– Пройдись, бабушка! – с легким усилием вытолкнула Тома.
Коварный прием сработал – глаза Жозефина Ивановны повлажнели, все еще густые черные ресницы запорхали…
– Курточку накинь! – смягчилась Софи.
– Ага!
Отвернувшись к зеркалу, Тома мимолетно улыбнулась. А куда ж ей без куртки… Там, в большом кармане, лежало второе письмо, переданное Андреем. Сколько раз она проверяла и перепроверяла, какое бросить в ящик в июне, а какое в июле – запоминала по картинкам на конвертах. На первом краснел и цвел Первомай, а со второго печально глядел «великий русский поэт А.С. Пушкин»…
Откатив тяжелую дверь, девушка вышла в коридор, еле удерживая порыв, осторожно спустилась по крутым дырчатым ступенькам. На перроне топталась проводница, толстая и добродушная, запуская пассажира – седоусого дядечку в наглухо застегнутом костюме, и в шляпе.
«Смешной… Жарко же!»
Тома независимо прошлась, высматривая почтовый ящик, и углядела-таки. Не торопясь, с третьего раза скинув письмо в синюю жестяную утробу, девушка погуляла еще чуток, устранив последнюю тревогу на пути, безусловно счастливом и светлом.
Тамара безмятежно щурилась на ласковое солнце, слушала гулкие, с металлическим призвуком, объявления диктора, поглядывала на темно-вишневые вагоны «семерки»…
А ее так и подмывало закружиться в озорном дикарском танце, раскинув руки, да запищать в голос – пусть все знают, как ей хорошо!
Среда, 5 июля. Утро
Лондон, Гауэр-стрит
По-викториански помпезное, с обязательной колоннадой и куполом, серое здание Университетского колледжа Лондона расплывалось тяжело
и приземисто.Вся столица Соединенного Королевства такая, исполненная державной величавости. Ее застраивали в купеческом стиле «дорого-богато», чтобы у туземцев из колоний ноги от почтения подгибались, а ныне даже спесивые морды «двухспального английского лёвы», вытесанные из камня, хранят выражение брезгливой жалости. Империя стала тенью сна…
Пригибая голову в низкой дверце минивэна, я вышел и встряхнулся. Сегодня последний день…
– Сегодня последний день, парни, - повторил мою мысль Василий Иванович, нервно озираясь. – Не подведите! Советовать ничего не буду, вас учить – только портить, хе-хе… Ну, пошли!
– Миша, - хихикнул Разборов, - а чего это ты без Лемана?
– Да иди ты… - проворчал Рудковский.
Я скупо улыбнулся – мы все шагали в ногу…
** *
Удивительное ощущение испытываешь, когда выплываешь из математических бездн… Или спускаешься с небесных сфер? Ты возвращаешься в реал не сразу, а постепенно, замещая строгие пространства высших абстракций бестолковой суетой физического мира.
…«Великолепная восьмерка» сбилась в могучую кучку, тискаясь в углу громадного холла. Лысёнок досадливо морщился – завалил первую задачу! А ведь вполне мог бы рассчитывать на золото. Ну, ничего, серебро тоже блестит…
Зато Миша Рудковский спокойно улыбается – он всё решил «на уровне». Видать, Леман помог…
Быстрым ломким шагом приблизился Савин. Он сиял.
– Всё в порядке, парни! – выдохнул «Палыч». – Официальное награждение завтра, а кто на какой ступеньке пьедестала, скажу прямо сейчас, а то не выдержу! – переждав наш, слегка натужный смех, он заговорил выспренним тоном, но никто даже не улыбнулся. – С нами сравнялись лишь Ле Ба Хань и Ян Нековарж, у обоих по сорок баллов. Саша Разборов – сорок баллов! Илья Захаревич – сорок баллов! Андрей Соколов – сорок два балла!
– Ур-ра-а… - шепотом затянул Илья.
– Качать Дюху! – воскликнул Рудковский, смелея.
– Не-е! – обеспокоился Хлебутин. – Уроним!
И вся наша восьмерка грохнула беззаботным, раскатистым победным хохотом, сметая застоявшуюся тишь.
Понедельник, 10 июля. Утро
Крымская область, Нижняя Ореанда, госдача «Глициния»
Яхта «Стрела» не плюхала по волнам, подчиняясь морю и ветру - она мчалась, подгоняемая парой мощных дизелей. Пенила валы бурунов, рассекала синий блеск моря!
Андропов вышел было на прогулочную палубу, но сразу вернулся – сильный поток влажного воздуха обдувал, как свежий ветер, заворачивая пиджак – галстук трепетал вымпелом.
– Что, Юра, - рассмеялся Брежнев, - сдувает?
– Любите вы, Леонид Ильич, носиться, - издал председатель КГБ смущенное ворчание. – По шоссе, по волнам…
– Эт-точно, - согласился Генеральный, щурясь и уворачиваясь от настырного солнечного «зайчика». – Юр, я тебя не только из-за письма вызвал… Из Москвы выдернул. Есть кое-какие дела… Делишки… М-да… Ладно, о них мы на даче поговорим. Выпьешь?