Спонсор
Шрифт:
– Что именно?
– Не про любовь, а про опыт быть одной, например.
– Однажды я отказалась от всего, что имею. – помедлив начала Рада. А потом снова выждав или испытав моего терпения, продолжила:
– У меня был только один путь.
– Монастырь. – шутканул я и попал в точку.
– Да. Я пошла в монастырь и попросилась принять меня.
– Как это? Как героиня какой-либо книги?
– Да. Но, не совсем. Я закончила духовную семинарию.
– Что? Серьезно?
– Да. До того я получила высшее духовное образование.
– И там так хорошо готовят, что на выпуск студенты
– Дело было в другом. Не важно. Сейчас я могу рассказать тебе только одну историю. А то тебе палец в рот не клади…
– А мне вообще ничего в рот не клади – откушу. Давай историю! Любую! Я согласен на все! И знай, что разбуди ты меня даже среди ночи, я все равно буду счастлив услышать любую информацию о тебе, от тебя!
– Спасибо.
– Это тебе спасибо, что идешь навстречу.
– Ты устал со мною?
– Нет. Я впервые в жизни терпелив, способен ждать и молить о снисхождении. Расскажи, пожалуйста, то, что можешь. – к тому моменту я ясно осознавал, что с Радой не все в порядке и я, судя по ее изможденному виду строил предположения. Что это она до встречи со мною была в глубокой депрессии, которая мне даже не снилась.
– Я пришла в один монастырь и попросила на исповеди взять меня к ним. Мне отказали. Я просила еще. И мне снова отказывали. Я просила всех, говорила, что умру, если они мне не помогут, умоляла спасти меня…
– И тебе отказывали все равно?
– Меня направляли к специалистам, но отказывали в жизни при монастыре. А я только в этом видела спасение.
– И что же дальше? – я был в шоке, получив некоторое подтверждение своим догадкам на счет ее состояния. Но и это не огорчило меня, не отшатнуло, даже не расстроило – так я был оптимистично настроен спасти ее от прошлого.
– Я выпросила у одной моей подруги палатку и все необходимое для проживания дикарем.
– Котелок, спальник и пенку?
– Именно так и больше ничего.
– Ты опять серьезна в том, что доносишь словами? – на всякий случай уточнил я, хотя Рада никогда не давала повода усомниться, кроме того случая с первым свиданием.
– Уверяю, у меня не было ничего. Один комплект одежды, дождевик и все, что я уже написала выше.
– На что ты питалась?
– На что придется.
– Долго?
– Достаточно, чтоб превратиться в ту, какую ты сейчас видишь.
– Где ты теперь живешь?
– Давай по порядку.
– Хорошо. Молчу. – сказал я и прямо рукой закрыл себе рот, словно она могла бы увидеть. Мне было смешно на нервах, но я еще держался чтоб не заржать истерически.
– Через несколько недель Батюшка сжалился надо мной и меня приняли в монастырь. Это было дивное время. Было тепло, сыто. Я так много работала, так много молчала. Это было очень! Очень! Очень хорошо…
– Обет?
– Нет, но молчание было уместным.
– Тебе нравятся монастыри до сих пор?
– А ты не любишь церковь?
– Мы иногда ходим в церковь, но не до безумия. Я вырос в глубоко-верующей семье, мамин род из старообрядцев. В детстве мы каждый день
молились после сна и перед, каждые выходные ходили на службу. Теперь я хожу с Эллой по очень большим праздникам и с мамой чуть чаще. Словом, святошами нас не назовешь, но я серьезно люблю церковь. Просто без всей этой политики.– Значит, ты понимаешь отчасти, как там все устроено на самом деле.
– О, да. Здесь нет иллюзий. У меня коллега был на работе – батюшка. Или правильнее будет сказать – Батюшка? А то может я ерничаю, написав с маленькой буквы? Хех. Короче, он работал и при церкви и с нами в офисе, ему даже в рясе разрешали ходить, нарушая дресс код.
– Да кем же он у вас работал?
– АХО. Смешно, да? Но серьезно, он отлично справлялся с работой. А кроме того еще и в офисе подрабатывал: освещал всем желающим машину за денюжку, освещал и дома и даже кабинеты. Короче, это все неприятная тема, если честно. Я совсем иначе отношусь к церкви. И к понятию веры.
– Твой коллега по работе рассказывал истории?
– Конечно. Он немножко был дурачок что ли. Вот как корабль назовешь, так ведь он и поплывет. Ну, как можно называть ребенка Иваном или Алексеем в наш век? Ведь всю жизнь на них будут как на дурачков смотреть, понимаешь? И этот был прямо натуральный такой Алешка.
– Отец Алексей, небось все звали.
– Именно. Отец. А он был кругл как колобок. Молод, что аж румянец на щеках каждые пятнадцать минут. Сплетник и балагур нереальный, но ребенок! Двадцатилетний ребенок, знающий все гадости церковных интриг, и все еще даже ругающийся матом при необходимости на подчиненных девочек с ресепшн или курьеров из служб доставки. Понимаешь, это так мутно.
– Тогда ты понимаешь, что спасение я нашла в монастыре, но там остаться не смогла.
– Долго?
– Год.
– Долго.
– Мне стало легче и я ушла в обычную жизнь. Хотя там предлагали остаться. Расти в карьерной сфере, перспективы были отличные. Вот только не по мне…
– Я рад, что ты там не осталась.
– Это престижно.
– Так ты что же, жалеешь?
– Нет. Просто не пойму, почему мне все не так и не эдак. У меня в жизни было много таких удивительных случаев и предложений. Но я сижу ни с чем. У меня даже жилья нет.
– И где ты? До сих пор в палатке? – я не спрашивал Раду, почему она не приглашает меня к себе, когда мы договаривались о дате моего прилета. Условились на том, что я сниму квартиру на пару дней. Переслал ей деньги, она что-то там сама подобрала, съездила и договорилась обо всем. Сказала, что скромно, но очень чисто, мол, мне обязательно понравится.
– Нет. Палатку вернула давно. Из монастыря переехала в хостел.
– И?
– Так тут и живу уже почти два года.
– В хостеле?
– Да.
– Это как сериал какой-то был, где один умный чувак жил в гостинице.
– То были отличные апартаменты. А со мной в комнате пять человек.
– Ты снимаешь койка-место?
– Да.
– Работаешь? – я решил, что понаглею с вопросами, раз уж она впервые так глубоко и откровенно подняла разговор о себе. Наверное, боялась перед прилетом молчать. Нам оставалась неделя до реального свидания. И я чувствовал, что она максимально старается идти мне на встречу.