Спор на жизнь

«Благо горные речки в этом районе неглубоки», – подумал он, пытаясь не потерять равновесия, подгоняемый сильным течением. Еще несколько рывков — и они без чувств рухнули на каменистом берегу у подножия реки.

— Гэбриэл, очнись, — парень начал трясти своего товарища, пытаясь привести в чувства. Тот, вцепившись в юношу начал откашливаться, выплевывая проточную воду…

— Ты спас меня, — промолвил он, ухватившись за плечо своего друга.

— Пустое, брат, ты сделал бы для меня тоже самое, к тому же я всё равно хотел освежиться.

Слабый, но в тоже время радостный смех, стал ему ответом. Друзья обнялись и, поддерживая друг друга, направились к лагерю, где уже начинали искать пропавших товарищей.

Когда Ван Хелсинг проснулся, рядом мирно посапывал Карл, очевидно забывший про то, что должен был охранять спящих. В костре тлели последние угольки, свидетельствовавшие о том, что страж уснул едва ли не в тот момент, как заступил в караул. У входа все в том же положении, свернувшись в огромном плаще, сидел Франкенштейновский монстр, судя по всему спящий, хотя сложно было судить о физиологических потребностях данного создания. За все время путешествия Ван Хелсинг про себя отметил, что тварь, обладающая недюжинной силой, может вполне обходиться без еды и весьма неприхотлива в остальном. А вот лошади, столкнувшиеся с этим существом, буквально шарахались в разные стороны. Очевидно, запах мертвечины, а может, и чего похуже, отпугивал несчастных созданий. Но все же перед отъездом, ценой невероятных усилий Анне удалось отыскать несколько обученных жеребцов, способных преодолеть свой страх перед этой сущностью. Но вот, потеряв карету, дела их стали совсем плохи, потому что ни одна лошадь не подпускала его к себе. Пришлось сделать что-то наподобие саней и, пристегнув их к своим лошадям, волоком тащить огромную тушу.

Еще раз взглянув на спящего товарища, мужчина проговорил:

— Да, с такой охраной удивительно, что нас не прикончили во сне, — при этом растирая затекшие после длительного лежания на холодной земле конечности. — Пора вставать, путь предстоит долгий.

Карл лениво заворочался, но вставать не спешил, пока Гэбриэл не пнул его сапогом.

— Будить доброго человека, когда он спит – не к добру, — проговорил монах.

— Засыпать, повернувшись спиной к опасности, еще большая ошибка, — парировал Ван Хелсинг, — выдвигаемся!

Лошади, отдохнувшие после длинной дороги, явно обрадовались продолжению пути и теперь радостно несли путников по лесной тропе, с каждым шагом приближая к намеченной цели. Темные силуэты елей плыли в море белесого тумана, а вдали уже ясно проступали городские стены Будапешта.

— Ну вот, мы почти уже на месте, — мрачно проговорил Ван Хелсинг.

— Да, но как мы найдём их в таком большом городе? — недоверчиво произнес Карл.

— Они нас сами найдут, не сомневайся.

— Ван Хелсинг, я должен тебе кое-что сказать: сегодня я слышал, как ты говоришь во сне. До этого ты никогда…

— Сегодня я видел картины далекого прошлого – своего прошлого. Я думал, что память навечно сокрыла от меня эти знания, но я видел, и так явственно… Впервые за долгие годы поисков Господь приоткрыл для меня завесу тайны.

— И что же ты видел?

— Видел себя, когда мне было лет четырнадцать-пятнадцать. Во время очередного турецкого набега меня взяли в плен и отвезли в Стамбул, где продали на невольничьем рынке с молотка.

— Ты был рабом? — спросил Карл не веря своим ушам.

— Я никогда не был рабом. Меня купил какой-то юноша и сразу даровал свободу. Идти мне было некуда, и я остался при нем на правах друга. Дружба эта продлилась много лет, потому что следующий отрывок моих воспоминаний перенес меня на несколько лет вперед, где он спас меня, когда я упал в реку.

— И кто этот таинственный друг?

— Не знаю, я слышу его голос, ощущаю его присутствие, даже запах… но не могу вспомнить его лицо. Какие-то отрывочные воспоминания, расплывчатые образы, не желающие складываться в единое полотно, но, похоже, в то время я был действительно счастлив.

За этим разговором они даже не заметили, как пересекли крепостную стену, выйдя на центральную площадь города, оказавшуюся на удивление пустынной. Многие торговые лавки были закрыты, а одинокие прохожие старались поскорее укрыться за стенами своих домов. Лишь одинокий колокол разносил по безлюдным улочкам свою печальную песню. Влажный туман стелился вокруг, скрывая высокие башни и прекрасные дворцы за белесой пеленой. В этот осенний день атмосфера в городе казалась на редкость унылой, будто уходящая осень забирала с собой не только жизненную силу природы, но и радость из людских сердец.

— Ты много лет шел к разгадке тайны своего прошлого, глупо рассчитывать на то, что оно откроется тебе за один день, — проговорил Карл, ободряюще похлопав друга по спине, стараясь не замечать уныния, пронизывающего каждый уголок Будапешта.

— Но кое-что в моей голове не укладывается: он выкупил меня в обмен на медальон. Отдал самое дорогое, что у него было, чтобы спасти незнакомого человека.

— Это бескорыстный поступок, но тебя ведь волнует не это?

— У него был еще и перстень с изображением дракона, — Ван Хелсинг стянул с руки перчатку, указывая на свой безымянный палец, — этот перстень. Но как он мог оказаться у меня? Он не мог отдать мне свою семейную реликвию.

Карл, явно заинтересовавшись, потянул его руку к себе, чтобы внимательней рассмотреть золотую филигрань на кольце.

— Я, конечно, не эксперт в геральдике, но это символ средневекового рыцарского ордена, Ордена Дракона, основанного королём Венгрии Сигизмундом I для защиты своей династии от внутренних и внешних посягательств, а католической церкви — от неверных. Но куда более интересно то, что пращур Анны был одним из членов этого тайного общества. Логично предположить, что подобные регалии должны передаваться из поколения в поколение, но род Валериусов утратил это достояние вместе со смертью последнего хранителя.

— Кого?

— Неужели не догадываешься?

С одной стороны Гэбриэл понимал, о ком идет речь, но почему-то эта мысль тупой болью отдавалась в его сердце. Ему проще и желанней было поверить в любой бред, сказанный Карлом, чем признать жестокую реальность происходящего.

— Дракула был рыцарем? — с деланным удивлением спросил Ван Хелсинг.

— Я этого не говорил… доподлинно известно, что он был последним хранителем этих реликвий, но никаких грамот, свидетельствовавших о том, что он был посвящен в рыцари или был членом ложи, в семейных архивах я не нашел.

— Зачем ему спасать меня? Ты что-то путаешь…

— Я сказал тебе только то, что мне известно из документов. В этом ордене с момента основания были сотни членов именитых семейств… вполне вероятно, что этот перстень не имеет к Дракуле никакого отношения. К тому же, он умер много веков назад, не думаю, что Вы могли быть знакомы.

— А вот он, при встрече, утверждал обратное. Ты бы поверил в такие совпадения?

— За последнее время я видел столько всего, что готов уже поверить в богов на Олимпе.

— Непривычно слышать такие речи из уст монаха, — с ухмылкой проговорил Ван Хелсинг.

— Я только послушник, прошу не забывать.

— М-да… завеса тайны приоткрыта, но она рождает больше вопросов, чем ответов.

— Осторожно, — раздался крик Франкенштейновского монстра за их спиной. Ван Хелсинг машинально дернулся за пистолетом, но, увидев предостерегающий жест Алиры, замер, ожидая дальнейших действий.

Вампирша приземлилась на крышу одного из зданий и грациозно прошлась по черепице, не издав ни единого звука. Густые рыжие локоны спадали ей на грудь, обрамляя лицо. Ее мраморная кожа была настолько гладкой, что невозможно было найти ни единого изъяна, способного исказить ее черты. И если уж говорить откровенно, опустив ее нынешнюю сущность, вампиршу можно было назвать очень привлекательной женщиной: идеальная фигура, высокие скулы, прямой нос и большие глаза просто не могли не привлекать внимание противоположного пола. Горделивый стан и грация движений выдавали в ней аристократические манеры, но вот характер, судя по всему после ее перерождения, претерпел изменения. Возможно, при жизни забитая и скромная девушка, ощутив всю полноту власти и своих возможностей, стала изощренной убийцей, не просто умерщвляющей своих жертв, а доводящей их до безумия жестокими играми, которые диктовало ей воображение.