Спор о варягах
Шрифт:
Это высказывание тем более примечательно, что принадлежит исследователю, занимающему еще более крайнюю позицию, чем Авдусин. Кузьмин видит в варягах не норманнов, а западных славян, имевших тесные контакты со Скандинавией.
Чтобы показать, что такое холодное отношение к спору ныне характеризует не только лично д-ра Кузьмина, можно было бы сослаться на рецензию в журнале «История СССР», где Кан и Хорошкевич (1971: 190) положительно оценивают нашу статью как «первую в советской литературе обобщающую сводку данных о скандинавских древностях на русской территории», хотя рецензенты отмечают, что с некоторыми положениями не могут согласиться.
Можно также добавить, что ни я, ни мои соавтооры вообще не считаем нашу позицию норманистской, но чтобы обосновать это замечание, мне бы нужно было разъяснить понятие «норманизм»,
Многие из критических и конструктивных предложений, исходящих от советских ученых, были предложены задолго до обсуждения в НАР. Жаль, что оппоненты профессора Авдусина, живущие в соседних странах (В1лпс1Не1т 1970; КзVIкозкз 1970), не обратили внимания на эти предложения. Это могло бы избавить от необходимости повторять там, где достаточно было бы ссылки. Чтобы не заслужить тот же упрек, я отмечу здесь лишь два расхождения с профессором Авдусиным в методике исследования.
Первое приходится отметить повторно по той простой причине, что оно встретило возражение в упомянутой рецензии на нашу работу. Речь идет вот о чем: как мы можем опознать этнически неопределимые погребения, т. е. не содержащие очевидных этнических показателей. Авдусин и другие наши критики полагают, что в славянской стране такие погребения должны быть признаны славянскими памятниками, если не доказано противоположное. По нашему же мнению этот принцип (а) был бы вполне основателен, если было бы гарантировано, что по этой земле никогда не ступали чужеземцы, (б) мог бы по крайней мере быть приложим с некоторой вероятностью, если бы было неясно, бывали тут чужеземцы или нет, но на деле (в) приложение его сугубо сомнительно, коль скоро известно с точностью (как из летописей, так и по археологическим данным), что иностранцы на этой земле наверняка бывали. В таких условиях презумпция славянской принадлежности неверна, и у нас нет права считать каждого «беспаспортного» незнакомца славянином только потому, что он задержан на славянской земле. К тому же насколько полно эта лесная страна была освоена славянами к IX веку? Даже для самого Авдусина это остается неясным.
Второе расхождение касается подхода к этническому определению. Авдусин, как и многие исследователи, опирается только на индивидуальную атрибуцию комплексов, одного за другим. Этот же путь считает нормальным Э. Кивикоски (К1‘у1'ко$к1, 1970). Разногласия между Авдусиным, с одной стороны, и Арбманом и Шаскольским — с другой, сводятся к различной оценке этнического значения элементов инвентаря и ритуала. При таком подходе слишком много комплексов должно попасть в класс «неопределимых».
По нашему мнению, можно добиться большей определенности, лучшего разграничения, если по сочетанию и корреляции различных признаков разбить весь могильник на четко очерченные группы, а затем рассмотреть распределение этнических показателей по этим группам. При таком подходе возможна этническая атрибуция целых групп, включая и те погребения, которые в отдельности не имеют четких этнических показателей. Этот подход избран для работ нашего проблемного семинара.
Отрадно, что профессор Авдусин прислушивается к критике, и ныне его позиция кое в чем отличается от его позиции 1940-х и 1950-х. Он теперь несколько ближе к позициям его советских оппонентов. Професор Авдусин ныне раскапывает Гнездовское поселение, открытое покойным д-ром Ляпушкиным, и будет интересно узнать позицию проф. Авдусина в 1980-х.
Асимметричный ответ
В западных журналах серии откликов в обсуждении статьи принято за-вершать ответом автора статьи. Но в журнале проф. Авдусин не ответил на наши статьи. Он был в это время занят пробиванием в Министерстве очередного издания своего учебника основ археологии. Для обсуждения текст прибыл и на нашу кафедру, и после публичного обсуждения кафедра отправила в Министерство
весьма критичный отзыв, где были собраны все замечания сотрудников кафедры по многим сторонам этого учебника. Кафедра находила его неудовлетворительным как по общей структуре (это был перечень изучаемых эпох и культур вместо характеристики науки), так и по многим конкретным трактовкам.Как выяснилось позже, проф. Авдусин не оставил ни наши статьи, ни рецензию кафедры без ответа. Но это был, как сейчас выражаются, асимметричный ответ.
В 1974 г. на кафедру пришло письмо, полученное Министерством и спущенное в Университет, а оттуда на факультет. Это был официальный документ. Вот он:
В Управление внешних сношений МВиССО СССР
Отдел капиталистических стран тов. А. С. Семенову
Глубокоуважаемый Алексей Семенович!
Мне сообщили, будто сотрудник кафедры археологии исторического факультета Ленинградского университета Г. С. Лебедев просит о командировке для стажировки в Швецию. В связи с этим считаю своим долгом сообщить следующее.
Глеб Сергеевич Лебедев известен как сторонник пресловутой норманнской теории, самое существо которой противоречит марксизму-ленинизму, в частности, в вопросе о происхождении государства. Эта буржуазная теория давно разбита советской исторической наукой...
На кафедре археологии истфака Ленинградского университета норманнскую теорию возродили Лев Самуилович Клейн и его ученики Глеб Сергеевич Лебедев и Василий Александрович Булкин. Воспользовавшись тем, что там недавно сменилось руководство, группа Клейн—Лебедев—Булкин целиком подчинила кафедру своему влиянию. Студенты ЛГУ открыто заявляют, что они — норманисты. Эта группа умудряется проталкивать свои статьи в кое-какие сборники, рассчитывая на дурно пахнущую сенсацию, особенно за границей. В буржуазной печати они развили особую активность. В этом отношении особенно отличается Л. С. Клейн. В № 1 за 1973 г. (в норвежском журнале) Клейн, Лебедев, Булкин и некоторые другие выпускники кафедры археологии выступили с норманистскими статьями, причем сомнительно, что эти статьи прошли соответствующее утверждение для печати Министерством.
Позиция группы Клейн-Лебедев—Булкин представляется мне противоречащей марксизму-ленинизму, антипатриотической. Поездка любого из членов этой группы за границу, тем более в гнездо зарубежного норманиз-ма — Швецию, послужит не на пользу, а во вред советской исторической науке. Она может лишь упрочить позиции зарубежных норманистов, всегда тесно связанных с антисоветчиками.
18 декабря 1974 г.
Профессор Московского университета (Подпись:) Д. Авдусин
Содержание письма нас не поразило. В те годы поступало немало подобных анонимок. Но под письмом четко выступала подпись весьма солидного коллеги, автора учебников! Вот что было поразительно.
Письмо разбирали в партбюро. Созданная по «сигналу» комиссия из трех профессоров проверила обвинения и пришла к выводу, что они не подтверждаются. К ответу комиссии декан добавил следующие слова: «Мы с сожалением отмечаем, что некорректный выпад профессора Авдусина последовал тотчас за отрицательной рецензией ученых нашего Университета на его книгу». С этим «сигналом» управились.
Из Ленинградского университета в Московский тотчас ушла эпиграмма, которая оканчивалась словами:
Не та, не та теперь эпоха!
Как про норманнов ни толкуй,
Врагам твоим не будет плохо —
На твой донос положат крест.
Говорят, в московских аудиториях в те дни бедного профессора Авдусина встречали на классных досках большие кресты, мелом (скорее всего, это питерский фольклор).
Вряд ли «сигналы» (в старину их называли доносами) шли только в Министерство. А из других учреждений их на открытую проверку не присылали.
На следующий год проф. Авдусин опубликовал и обычный, академичный ответ, но в отечественном (тогда) издании — в 20-м «Скандинавском сборнике». Там он писал о «группе археологов ЛГУ» (по образцу проработочных кампаний против «антипартийных групп»), с перечислением виновных, создавших «сомнительные теории с норманистским оттенком» и допускающих «ошибки норманистского толка» (Авдусин 1975).
Эпоха действительно была уже не та, но еще и не эта: мы продолжали работать и печататься, но Глеба в Швецию все-таки не послали.