Спор о варягах

Наконец, чрезвычайный интерес представляют находки скандинавских вещей, приобретающих местные черты. Это

а) рукоять меча из кургана Ц-2 в Гнездове, раскопки Д. А. Авдусина 1950 г. (Авдусин 1954: 94, рис. 1);

б) ладожский топорик (Корзухина 19666: 94-95).

Есть еще вещи, местные по форме, но украшенные типично скандинавским орнаментом:

а) булавка из Люцинского могильника (Спицын 1983, рис. 36);

б) фибула, найденная в районе г. Гробини Латв. ССР (Уртан и др. 1967: 282), гребень из Камно).

Все эти находки позволяют предположить (АгЬтап 1960: 132-134), что экономические связи со Скандинавией не ограничивались ввозом готовых изделий, вызывавших местные подражания, но, возможно, некоторые скандинавские ремесленники работали и в Восточной Европе, испытывая несомненное воздействие местных художественных традиций.

Г. Хронология

Говоря о датировке появления норманнских древностей на землях Киевской Руси, мы имеем в виду, собственно, три аспекта этого вопроса:

а) появление скандинавских вещей,

б) появление скандинавских погребений и

в) появление признаков обитания скандинавов на поселениях.

Систематическое изучение материала, позволяющее судить о времени

первого появления скандинавов, проведено пока лишь в отношении Старой Ладоги. В последнее время было высказано мнение о возможности датировать горизонт Е Староладожского городища концом VIII—IX в.; с этим горизонтом

связываются бесспорно скандинавские погребения из курганов в урочище Плакун (в том числе и женское), что позволяет предположить появление скандинавов в составе постоянного населения Старой Ладоги уже в IX в. (Корзу-хина 1966а: 61-63).

Материалы, позволяющие судить о появлении варягов в составе постоянного населения на других поселениях, нам пока неизвестны. Так, несмотря на большие масштабы многолетних раскопок А. В. Арциховского, В. А. Кол-чина, В. Л. Янина, А. Ф. Медведева, в Новгороде до сих пор не удалось найти слои, характеризующие события, синхронные событиям, описанным в летописи под 859-862 гг. Наиболее ранние массовые материалы датируются пока лишь серединой X в. (Труды Новгородской экспедиции, т. II. МИА, № 65, 1959, стр. 5).

Среди вещей, найденных в Новгороде в слоях X—XI вв., можно назвать некоторые, типологически близкие скандинавским и относящиеся к кругу норманнских древностей Восточной Европы. Среди них

а) костяная пластинка с рунической надписью XI в. (Макаев 1962) — вторая после известной ладожской находка рунической надписи в наших поселениях;

б) черепаховидная фибула;

в) подковообразные пряжки с фацетированными головками;

г) литые выпуклые браслеты;

д) металлические витые браслеты;

е) ланцетовидные стрелы — по определению А. Н. Кирпичникова (1966: 12), ведущий скандинавский тип;

ж) орнаментированный боевой топор;

з) некоторые типы бытовых вещей: ледоходные шипы, замки, ключи, кресала, также широко распространенные в Скандинавии, но встречающиеся и на территории Восточной Европы (Труды Новгородской экспедиции, т. II, стр. 79-115,133 (рис. 5), 152-1531 (рис. 13), 242 (рис. 6, 3,16, 21), 246 (рис. 8,3, 7,10), 251 (рис. 9,4, 9, 24, 26).

В конце XI — начале XII в. типологически близкие скандинавским вещи в Новгороде исчезают: вырабатываются многие новые формы оружия, украшений, бытовых вещей. Однако для X—XI вв. в свете вышеизложенного можно говорить о довольно развитых связях Новгорода со Скандинавией. IX—X вв. — время появления в Северной Европе крупных торговых городов, таких как Бирка в Швеции, Хедебю в Дании, Волин в Поморье, Даугмале в Прибалтике. Появление в материальной культуре этих городов общих, в том числе скандинавских, черт закономерно.

4. Количественная оценка норманнского компонента

Основным археологическим источником по интересующей нас проблеме остаются пока могильники. Среди этой категории памятников можно выделить некоторые скандинавские комплексы, датировка которых IX столетием (на основании вещевых аналогий) принята большинством исследователей.

В Приладожье к таким погребениям относится, помимо упоминавшихся курганов в урочище Плакун, женское погребение в кургане № 95 у д. Костино на р. Паше с набором скандинавских фибул и браслетами IX в. (Корзухина 1964: 302).

На Смоленщине у д. Новоселки, недалеко от Гнездова, раскопан курганный могильник, в котором особо выделяется курган № 5 — богатое погребение с мечом (тип Н) и другими хорошо датированными скандинавскими вещами IX в., с трупосожжением по скандинавскому обряду (Шмидт 1963: 114-128). К этому же времени относится курган № 15/10 из раскопок М. Ф. Кусцинского в Гнездо-ве — комплекс (с оружием и шейной гривной с «молоточком Тора»), который А. Н. Кирпичников датирует концом IX в. (Кирпичников 1966: 29-30).

В Тимеревском могильнике (Ярославское Поволжье) известно по крайней мере одно погребение с набором ранних скорлупообразных фибул, которое М. В. Фехнер определяет как скандинавское и датирует концом IX в. (Ярославское Поволжье X—XI вв. М., 1963. Сводная таблица. Тимеревский могильник, № 53). Надо отметить также, что по крайней мере в четырех курганах Петровского и Тимеревского могильников найдены такие же ранние типы скандинавских фибул, хотя норманнская принадлежность этих комплексов вызывает у автора публикации сомнения (Фехнер 1963а: 80-81).

Аналогичные находки скандинавских вещей IX в. в местных или трудноопределимых погребениях известны и на Смоленщине (Шмидт 1963: 120-127), а также в верхнем течении Зап. Двины, в районе г. Торопца. Последняя находка особенно интересна, так как указывает на то, что водные торговые пути Восточной Европы уже в IX в. были достаточно развитыми, и вещи с севера попадают в районы, удаленные от узловых центров волжского и днепровского путей (Корзухина 1964: 312).

Имеющиеся в нашем распоряжении археологические материалы нельзя признать исчерпывающими, а решение связанных с ними проблем — окончательным. Пока мы можем констатировать, что в IX в. отдельные скандинавские погребения появляются в некоторых районах основных восточноевропейских водных путей, в тех же местах, где в X в. нам известны уже группы, серии скандинавских погребений (Приладожье, район Смоленска, Ярославское Поволжье).