Спор о варягах
Шрифт:
Археологические памятники Восточной Европы, в которых найдены скандинавские комплексы IX в.
1
— Старая Ладога и могильник в урочище Плакун;
2
— курган № 95 у д. Костино из раскопок Н. Е. Бранденбурга;
3 —
курганный могильник близ г. Торопец; 4 —-Гнездовский могильник и курганы у д. Новоселки; 5 — Тимеревский, Михайловский и Петровский могильники близ Ярославля.
1, 4, 5 —
комплексы;
2,3 —
единичные находки.
Можно полагать, что уже в IX в. Старая Ладога была известна норманнам в качестве важного пункта на речном пути, и некоторое
Выяснение характера этих связей, участия норманнов в историческом процессе, проходившем на просторах Восточной Европы, требует более глубокого изучения археологических материалов. При этом необходимы строгие методологические критерии, учет всех компонентов погребальных комплексов — нашего основного источника — вещей (при этом в первую очередь этнографически выразительных) и погребального обряда, также с учетом его источниковедческой ценности.
Если исходить из объективного и всестороннего анализа указанных выше компонентов погребального комплекса, то в итоге индивидуальное определение этнической принадлежности комплексов даст в составе древностей нашей страны абсолютное число достоверно варяжских погребений. Это число будет, безусловно, меньше общего количества скандинавских вещей (т. е. меньше, чем число, теоретически вытекающее из положения Т. Арне), но в то же время больше, чем число комплексов, в которых с варяжскими вещами не сочетается ни одна славянская вещь (а только такие комплексы соглашается считать варяжскими Д. А. Авдусин — 1949а: 7- 8).
На практике, однако, новые числа не всегда оказываются средними. Так, в Гнездовском могильнике Т. Арне насчитывал не менее 25 варяжских погребений (Ате 1914: 18-62), Д. А. Авдусин (1949а: 7-8) — только 2. И. П. Ша-скольский (1965: 111-123), ныне несомненный лидер в отстаивании антинор-манистской концепции, признал необходимым зачислить в норманнские погребения в ладье и погребения с гривнами с «молоточками Тора» (в Гнездове, по указанию Т. Арне, известно 18 таких погребений) и не менее 12 погребений с фибулами (24 скорлупообразных фибулы, их носили попарно, но, возможно, не все наборы сохранились полностью). Итого около 30 погребений, т. е. больше, чем находил Т. Арне!
Главный акцент в критике шведского ученого И. П. Шаскольский перенес с определения абсолютного количества варяжских комплексов на определение относительного их количества среди славянских древностей, соотнося при этом количество скандинавских погребений с общим числом раскопанных курганов. Скандинавские погребения Гнездовского могильника при такой системе подсчета составляют 4% от общего количества исследованных комплексов (30 из 700 раскопанных); в Тимеревском могильнике этнически определимые комплексы распределяются следующим образом: 38% от общего количества погребений — погребения местного, финского населения, 15% — славян и снова лишь 4% —скандинавов. Исходя из незначительного относительного количества норманнских погребений в обоих указанных памятниках, И. П. Шаскольский (1965: 125, 158) приходит к выводу, что «... нет оснований говорить о сколько-нибудь серьезной роли норманнов в жизни Смоленской земли X в.», так же как и Ярославского Поволжья.
Сама по себе приведенная система подсчетов, однако, вряд ли может служить достаточным основанием для столь категорических утверждений. При объективных подсчетах число достоверно варяжских комплексов следует соотносить не с числом всех раскопанных курганов могильника (не говоря уже о всех зафиксированных в нем курганах), а лишь с числом этнически определимых и сравнивать его надо с числом достоверно славянских комплексов. Правда, это усложняет сами подсчеты: выделение достоверно славянских комплексов Гнездовского могильника до сих пор не осуществлено; И. И. Ля-пушкин, обращаясь к материалам этого памятника, считает возможным 10-15% погребений Гнездова (безынвентгрные комплексы и комплексы с немногочисленным инвентарем) связать по характеру обряда со славянскими полусферическими курганами с захоронением остатков трупосожжения в верхней части насыпи. К этому количеству И. И. Ляпушкин (1966: 134) прибавляет и пустые курганы, составляющие 25% всех раскопанных погребений, однако из их числа следует вычесть 13% так называемых кенотафов, т. е. мемора-тивных насыпей (работа по выделению меморативных погребений проделана участником нашего семинара В. А. Булкиным). Таким образом, общее количество курганов Гнездовского могильника, которые можно считать славянскими, пока не превышает 27%, т. е. этнически
определимыми в этом могильнике оказались не свыше 31% раскопанных погребений, при этом 30 скандинавских составляют не менее 13% этнически определимых комплексов Гнездовского могильника. ВТимеревском могильнике, если вести подсчеты относительного количества погребений разных этнических групп, отбросив 43% неопределимых комплексов, а также погребения XII в., в X в. 75% комплексов принадлежит местному финскому населению, 12% славянам и 13% — скандинавам. Уже в начале XI в. картина меняется: 72,5% финских погребений, 24% славянских и всего 3,5% скандинавских. Среди более поздних погребений скандинавских вообще нет (Ярославское Поволжье X—XI вв. Сводная таблица, Тимеревский могильник).Труднее установить относительное количество скандинавских погребений в Киевском некрополе. Из 125 комплексов IX—X вв., опубликованных М.
К. Каргером, 70 не могут пока быть определены вследствие бедности и разрозненности инвентаря и невыразительности погребального обряда. В таких условиях даже небольшое количество скандинавских погребений (в Киевском некрополе мы можем насчитать их не более 10 — Каргер 1958, т. 1, №№ 24, 25, 105, 108, НО, 111, 112, 114, 124, 125.) составит весьма значительный процент (18-20%). Было бы методически неверным на основании этих данных судить об относительном количестве варягов в Киеве и делать какие-либо исторические выводы. Надо отметить, однако, что большинство погребений, которые можно признать скандинавскими, относится к категории погребений в камерных могилах (они составляют 36% погребений этой группы), т. е. норманны, несомненно, входили в состав социальной верхушки Киевской Руси. Однако глубокая разработка этого вопроса, так же как окончательное выяснение роли скандинавов и других этнических групп в формировании раннефеодальной киевской знати, несомненно, требует более значительных и хорошо документированных материалов.
В какой-то мере основанием для ошибочной системы подсчетов относительных величин служит один из принципов индивидуального определения этнической принадлежности каждого отдельного комплекса, выдвинутый авторами, применявшими указанную систему подсчетов. Как быть, если в кургане нет достоверных норманнских или славянских опознавательных признаков? в этом случае, полагает Д. А. Авдусин (1949а: 3-14), курган надо признать славянским, поскольку он помещается на славянской территории. Правильнее думать, что если четких опознавательных признаков этноса нет, то такой комплекс нельзя включать ни в славянские, ни в норманнские, а надо оставить вне рассмотрения, пока исследование ограничивается индивидуальным определением этнической принадлежности каждого комплекса в отдельности.
Если же мы вместо выборочного рассмотрения нескольких десятков ярких комплексов возьмемся за полную публикацию и статистическую обработку всех материалов, за выделение больших серий (типологических групп) комплексов на основе корреляции признаков, то затем мы сможем приступить и к этническому определению уже не отдельных могил, а целых серий. Только при соблюдении этих условий применение статистических методов, в том числе и установления относительного количества погребений разных этнических групп, позволит понять те или иные стороны исторического процесса.
При этом, однако, необходим дифференцированный подход к анализу этнического состава отдельных памятников или больших территорий, на которых этот процесс разворачивался. Если допустить, как предполагают некоторые авторы, возможность существования особых скандинавских поселков под Киевом, Новгородом, Смоленском (История 1966: 489), не говоря уже о Старой Ладоге, то можно ожидать, что прилегающие к ним курганные могильники окажутся не на 13, и даже не на 18, а на все 100% скандинавскими. Примером этому может служить скандинавский могильник в урочище Плакун близ Старой Ладоги.
Поэтому для того, чтобы от огульного отрицания норманнского компонента не перейти к другой крайности — преувеличению количества
Археологические памятники Восточной Европы, в которых найдены скандинавские комплексы X—XI вв. и скандинавские вещи в культурном слое поселений X—XI вв.
1 — Старая Ладога и Юго-Восточное Приладожье; 2 — Новгород и его окрестности; 2а — Псков и его окрестности; 3 — верховья р. Зап. Двины; 4 — Гнездовский могильник; 5 — Полоцк; 6 — район Белого озера; 7 — могильники Ярославского Поволжья; 8,9 — Владимирское и Суздальское ополье; 10 — Чернигов и его окрестности; 11 — Киевский некрополь.