Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны
Шрифт:
Разногласия в нем между разведкой и оперативным отделом и в меньшей степени между разведкой и начальником штаба частично объясняются личными столкновениями. На ежедневных совещаниях некоторым офицерам Диксона казалось, что его разведывательные оценки, иногда оживляемые характерным сленгом (Диксон называл заключенных «клиентами»), не всегда воспринимались слишком серьезно.
В отношениях между начальниками отделов разведки 1–й армии и 12–й группой армий полковником Диксоном и бригадным генералом Зибертом установился холодок. При этом роль опять – таки играло звание. Диксон, ветеран, участвовавший в операциях 1–й армии, служивший в Северной Африке и на Сицилии, высадившийся в Нормандии, был еще полковником и всего лишь ведал разведкой 1–й армии, хотя его
Разница в званиях и положении, а также совершенно разные характеры оказали влияние на отношения этих двух людей, которые всегда были корректными и не враждебными, но определенно никогда сердечными. Один из них, Зиберт, который не принимал участия в боевых операциях Второй мировой войны до его назначения в 12–ю армейскую группу, чувствовал неуверенность, которую всегда испытывает новичок перед ветераном; другой, Диксон, чувствовал неуверенность перед званием и положением. Диксон был высоким, худым и артистичным, Зиберт – потяжелее, меньше ростом и флегматичный. Диксон – яркий, подвижный, с живым умом. С ним было не всегда просто, и он требовал к себе особого отношения. Зиберт был пунктуальным штабистом, приверженным правилам. Два противоположных характера не могли состыковаться друг с другом.
Чувства никогда не высказывались открыто ни одним из этих людей. В переписке с автором и в интервью оба они не придавали этому значения, но их штабы это чувствовали и выражали. Например, офицеры Управления стратегической разведки, которые, работая вне штаба 12–й группы, на своем командном пункте повесили портрет Гитлера с несправедливой надписью под ним: «Он иногда дурачит некоторых людей, но Диксона дурачит всегда».
Эта почти школярская проделка, однако, не стала результатом трений между 1–й армией и 12–й армейской группой. В случае с Управлением стратегической разведки она была результатом того, что Диксон при поддержке генерала Брэдли сильно ограничил деятельность управления в районе ответственности 1–й армии.
Трения, кажется, еще и усиливались из – за отсутствия чувства юмора офицера стратегической разведки 12–й армейской группы. Кто – то в 1–й армии написал юмористическую пародию на показания военнопленного, в которой в качестве допрашиваемого фигурировал уборщик туалета Гитлера. Один офицер стратегической разведки, возглавлявший подразделение (контрразведки и борьбы с подрывной деятельностью) в 1–й армии, отнес пародию «смеха ради» своему начальнику в 12–й группе. К сожалению, это сочинение восприняли серьезно, и, когда были сделаны разъяснения о том, что все это только шутка, между персоналом стратегической разведки 12–й армейской группы возникли трения [44].
Были и менее сильные разногласия – частично из – за характеров, частично из – за различной интерпретации национальных интересов, – царившие и в самом верховном штабе союзных экспедиционных сил. А генерал Стронг, британский офицер разведки верховного штаба, и один из его заместителей не ладили с британским оксфордским преподавателем бригадиром Вильямсом, способным офицером – разведчиком фельдмаршала Монтгомери.
Такие личностные трения усложнялись различными разведывательными концепциями американцев и англичан. Генерал Стронг, например, считал, в соответствии с английской практикой, что он занимал нечто вроде командной должности по отношению к отделам разведки армейской группы и сухопутной армии. Он фактически возложил на бригадного генерала Уильямса, британца, который понимал эту концепцию, и на полковника Диксона, американца, который не привык к ней, задачу осуществлять прогнозы сражения, которые, по мнению Стронга, стали ошибочными.
Между американскими офицерами разведки было сравнительно мало взаимодействия. Никакой истинной «встречи умов», а всего лишь редкие
попытки согласовать различающиеся подсчеты. У них не было «концепции командования», которой придерживался генерал Стронг.Было сильное ощущение, что прогнозы отделов разведки должны быть читаемы и «живыми», а многие из них изобиловали цитатами и историческими аналогиями, но в них обращалось слишком много внимания на литературную форму и недостаточно на фактическую суть дела [45].
Недостаток направленности и согласованности еще более усложнялся старой проблемой «возможностей» и «намерений». Англичане часто пытались в своих прогнозах определить намерения противника со всеми вытекающими из них опасностями; американцы перечисляли все, какие только можно было, возможности противника, часто очень сильно отличающиеся друг от друга – от всеобщего массированного наступления до «поражения и капитуляции», – что было, по большому счету, бесполезно для определения действий противника.
Другой, и более существенный недостаток – неполный сбор информации. Союзники просто не получали все собранные факты. Это объясняется различными причинами.
Говорит генерал Зиберт: «Мы, возможно, слишком много поставили на различные виды технической разведки, такие, например, как разведка через средства связи … и … слишком мало верили в преимущества разведки боем и разведывательных групп боевых частей. У нас также не было замены воздушной рекогносцировке на случай плохой погоды, а когда мы подошли к Линии Зигфрида, наши агенты испытали большие сложности и не смогли через нее пробраться, особенно зимой» [46].
Зависимость от «Магии», или перехвата зашифрованных сигналов, была сильной особенно в высших эшелонах. Когда немцы погрузились в радиомолчание, число наших источников информации сократилось почти вдвое.
Меры безопасности американцев оказались слабыми, а их система связи и привычки осуществлять ее на фронте методически, по установленному распорядку, помогли офицерам немецкой разведки определить (с необычайной точностью) силы американцев. Самым сильным провалом оказалась плохая фронтовая разведка. Этот занесенный в учебники недостаток, как постоянно отмечается, был характерен для всех последних военных операций и всех войн, в которых участвовали американцы. Неспособность проникнуть в глубину фронта противника, чтобы взять пленных и раскрыть его намерения, особенно ярко проявилась на фронте 8–го корпуса, где изнуренные солдаты оказались фактически выведены из кровавой бойни в «спокойный сектор». А в верховном штабе мало внимания уделялось немногочисленным сообщениям фронтовой наземной разведки.
Недостаточность донесений от агентов за линией фронта противника, вызванная жесткими мерами безопасности немцев, также свидетельствует о плохой координации действий между Управлением стратегической разведки, которое оказало мало пользы боевым частям, и армией. Кроме того, плохо использовались разведывательные источники, которыми располагали сухопутные войска.
Ограниченный успех воздушной рекогносцировки частично объясняется плохой погодой, однако воздушная разведка в ночных условиях была почти невозможна из – за сильной нехватки подходящих самолетов. Кроме того, ценность визуального наблюдения с воздуха не определялась, в отличие от аэрофотосъемки, количеством вылетов или сделанных отчетов (многие из них были ошибочны), поскольку летчиков и наблюдателей плохо учили определению наземных целей.
Мартин М. Филипсборн, майор и начальник разведывательного отделения штаба боевой роты Б 5–й бронетанковой дивизии в «Обзоре разведывательных операций с июля 1944 г. по май 1945 г. (27 мая 1945 г.)» говорит об «абсолютном и полном провале воздушной рекогносцировки. Военно – воздушным силам для проведения разведки были указаны завышенные маршруты движения танков и автомашин».
Организация связи между сухопутными и воздушными силами оставляла желать лучшего. Возможно, что главная вина ложится на плохую организацию, поскольку кажется, что штабам военно – воздушных и наземных сил недоставало координации, а их ответственность никто не определил [47].