Средневековая андалусская проза

«Книга самоцветов» слишком тяжела, Потому-то книга и ко дну пошла.

На это Саид ответил такими строками:

Эта книга снова в море уплыла; Жемчугам отборным суша не мила.

Рассказывают, что однажды к аль-Мансуру принесли раннюю розу, лепестки которой еще не распустились. Увидев ее, Саид сказал:

Абу Амир! Твои покои сегодня роза посетила; Ее дыханье — чистый мускус, она затмила бы светила; Но, как стыдливая девица, лицо закрыла рукавами, Страшась непрошеного взгляда, чья пылкость красоту смутила.

Аль-Мансур обрадовался, услышав эти стихи, и похвалил их. Здесь же был Ибн аль-Ариф, который позавидовал Саиду и решил опорочить его стихи. Он сказал аль-Мансуру: «Это не его стихи, я слышал их от одного из багдадских поэтов, и они записаны у меня в тетради». Мансур приказал: «Покажи мне эту запись». Ибн аль-Ариф тотчас же встал и, сев на коня, гнал его во всю мочь, пока не прибыл к Ибн Бадру, который славился в то время искусством слагать стихи без подготовки. Ибн аль-Ариф описал Ибн Бадру, что случилось у него с Саидом, и Ибн Бадр тотчас же сложил такие стихи:

Как только бдительную стражу ночная дрема укротила, Проник я во дворец Аббасы; меня красавица впустила. В гостеприимнейших покоях другие девушки заснули; Оказывается, хозяйка вином подружек угостила. Она спросила: «Ты приходишь, когда другие спят беспечно?» В ответ сказал я: «Да», — подумав, что дерзость мне она простила. Отставила Аббаса кубок и протянула руку к розе, Дыхание которой — мускус; она затмила бы светила, Но, как стыдливая девица, лицо закрыла рукавами, Страшась непрошеного взгляда, чья пылкость красоту смутила. «Послушай, — молвила Аббаса, — побойся бога, разве можно Дочь дяди своего позорить?» Грешить она мне запретила, И, кротко вняв увещеванью, я отвернулся благонравно. Девичью честь и честь семейства так добродетель защитила.

Ибн аль-Ариф, запомнив эти строки, помчался к себе домой. Там он взял тетрадь и постарался развести чернила, чтобы они стали рыжими. Потом он записал стихи этими чернилами в тетрадь и повез ее к аль-Мансуру.

Увидев запись, аль-Мансур преисполнился гневом против Саида и сказал ему: «Завтра я тебя испытаю, и если ты не выдержишь испытания, то я отрекусь от тебя и изгоню из своих владений». Когда наступило утро, аль-Мансур приказал собраться всем своим приближенным и сановникам. Он велел садовнику принести большое блюдо и сделать на нем маленькие беседки из разных цветов, посреди блюда налить воду и по краям положить крупные жемчужины, чтобы это походило на пруд и камешки. А в воду пустили змею, которая плавала в ней, извиваясь. Потом правитель послал за Саидом и, когда тот вошел, приказал поставить блюдо перед ним и сказал ему: «Этот день принесет тебе счастье и нашу милость или горе и изгнание, ибо люди говорят, что все твои слова — ложь и обман, и я хочу узнать, правы ли они. Вот блюдо, подобного которому не было, как мне кажется, ни у одного царя. Опиши это блюдо и все, что на нем находится».

И Саид, ни минуты не задумываясь, сказал:

Абу Амир, ты жизнь даруешь, исправив грешный мир сначала; Лишь недруг твой тебя страшится и тот, кому грозит опала. Все чудеса земной природы в причудливом разнообразье Перед тобою, повелитель, судьба роскошно сочетала. Вот нити трепетного света, вот полог, сотканный росою, Вот в царстве зыбких очертаний чертог прозрачнее кристалла, Как ненаглядные газели, девицы нежные резвятся, А эти пышные беседки подобны гротам из коралла. Раздолье милым баловницам под сенью белого жасмина, Когда у них над головами благоухают опахала. А перед ними в изобилье очаровательных диковин Пруд расстилается прекрасный, чья гладь на солнце заблистала. Сквозь воду виден крупный жемчуг, а средь неуловимых струек Змея пестреет, извиваясь, но не показывает жала. Ты в этом зеркале прелестном увидишь все, что пожелаешь: И феникса, и черепаху, и леопарда, и шакала.

Все стали дивиться этим удивительным стихам, и аль-Мансур записал их своей рукой. Но на краю блюда стояла маленькая лодка, где сидела девушка-невольница аль-Мансура и делала вид, что гребет золотыми веслами. Саид ее не заметил и потому ничего не сказал о ней. Записав стихи, аль-Мансур обратился к Саиду: «Ты превосходно справился, но забыл об этой девушке». И Саид тотчас произнес:

Но, может быть, всего прекрасней на корабле своем девица; О ней, увенчанной цветами, душа с любовью возмечтала. Предупреждает резкий ветер о том, что в море будет буря, И корабельщица страшится при виде яростного вала. Но где, когда, кто в мире видел, чтобы такой прекрасный кормчий С такой сноровкой редкой правил кормилом в чаянье причала?

Услышав эти стихи, аль-Мансур приказал выдать Саиду тысячу динаров и сотню богатых одежд, и к каждой из них полагался еще драгоценный пояс и шелковая чалма. И повелитель повелел еще выдавать ему каждый месяц по тридцать динаров и включить в число своих надимов вместе с Ибн аль-Арифом, Зиядат Алла ибн Мударом ат-Тибни, Ибн ат-Тайяни и другими. Этот удивительный рассказ еще говорит нам о зависти, которую человек впитывает с молоком матери, и чувство это — самое древнее, так что его нельзя назвать новым. Поистине, нет среди животных более зловредного создания, чем человек!

И к числу удивительных случайностей, подобных которым я не слыхал, относится то, что произошло однажды с Саидом. Он подарил аль-Мансуру ручного оленя и послал с ним такие стихи:

Ты, оплот несокрушимый вопреки земному тлену, Награждающий заслугу и карающий измену, Ты, меня, раба дурного, соизволивший приблизить И своим расположеньем повышающий мне цену, Ты прими оленя в путах, нареченного «Гарсия», В знак того, что рад плененный неожиданному плену.

И было суждено по предвечному велению Аллаха, что как раз в тот день, когда Саид отправил аль-Мансуру оленя и написал эти стихи, был захвачен в плен Гарсия, сын Санчо, один из царей румов, который до этого был недоступнее, чем небесные звезды. И будто Саиду было послано откровение свыше, что он назвал этого оленя Гарсия и написал, что отправляет его в путах, чтобы это послужило добрым предзнаменованием!»

Ибн Аль-Аббар Из книги «Моления о прощении»

Перевод сделан по изданию: И б н а л ь - А б б а р. Итаб аль-куттаб (Моления о прощении). Дамаск, 1961.

Рассказывают, что халиф Омар ибн аль-Хаттаб приблизил к себе Абу Мусу [164] , а тот назначил на свое место Зияда ибн Абу Суфьяна. Омар стал упрекать его, говоря: «Ты сделал своим преемником юношу, не достигшего еще зрелого возраста!» Абу Муса возразил: «Повелитель правоверных, он справится как нельзя лучше с тем, что ему поручено, и обладает всеми похвальными качествами».

164

…приблизил к себе Абу Мусу… — Имеется в виду Абу Муса аль-Ашари, который позже сыграл важную роль в воцарении Омайядов, выступив на стороне Муавии ибн Абу Суфьяна во время битвы при Сыффине, селении на берегу Евфрата в Сирии. Битва при Сыффине (657 г.) кончилась победой сторонников Омайядов.

Тогда халиф Омар написал Зияду, приказывая ему явиться и оставить вместо себя заместителя, выбрав его но своему желанию. Зияд, поразмыслив, назначил на свое место почтенного старца — Имрана ибн Хусайна и отправился к халифу. Узнав о его выборе, Омар подумал: «Если Абу Муса избрал на свое место юношу-отрока, то этот юноша выбрал себе в заместители зрелого человека». И велел привести к нему Зияда и сказал ему: «Ты должен сейчас составить записку о том, что надлежит делать тебе как наместнику, и представить ее своему заместителю».