Сшивающая

— Слушай. Значит так. Эти палочки сделаны из елки, которая ставится в каждом доме бывшего нашего мира.

— Зачем?

— Ты не понял и не знаешь, что это дерево главный атрибут праздника и ставит его каждая семья или делают из их веток сплетенные гирлянды и вешают на дверь. Чтобы новогодний волшебник пришел к ним и сделал подарки.

— Зачем привлекать неизвестных магов. Все может плохо кончиться.

— А, ладно, потом объясню, — махнул рукой Тоби, и продолжил.

— Здесь это не принято. Значит можно быстро найти того, кто сделал эти палочки и для кого. Понял. Так мы узнаем Кто здесь бывал и Зачем. Ох, как мне хочется переговорить с этим следопытом! — засмеялся Тоби и потер ладони, — Уважаю! Даже я не знал эти ходы. Вероятно, нашла карту. А где карты? В архиве? А кто туда имеет допуск?

— Тинесия? — ахнул король.

— Может быть, может быть, — радостно потер шею Тоби.

— Она какая-то странная в последнее время была, — будто вспоминал Тоби, а король кивал.

— Вот почему она сбежала, — задумался Рикард.

— Она что-то такое узнала, что-то такое страшное, что сбежала и еще под крыло опекуна. И вышла даже за него, лишь бы спрятаться. А тебе все же оставила послание, потому что любит. Эх, ты, дурак! Такая девушка! — мечтательно проговорил Телохранитель и полез в буфет за бокалом. Налил себе и плеснул в бокал королю.

Тот сидел за рабочим столом, сложив руки перед лицом.

— Возможно, это была тогда она, и я принял ее за Есению, — проговорил медленно задумчиво король.

— И это она меня раздевала и целовала. И я ее спугнул. Дурак, ах, какой же я дурак!

Опрокинул жидкость в рот и закрыл лицо ладонями.

— Ладно, не горюй. Дело прошлое, его не вернуть. Теперь она вообще недосягаема. А вот поговорить надо бы. Сколько она узнала тайн! — он закачал головой в предвкушении.

— Значит так. Посылаешь герцогу приглашение на обручение. С женой обязательно. Будет бал. Пригласишь сам на танец и уведешь тайно к себе в кабинет. Надо ее допросить.

— А ты сам не можешь ее пригласить? — запротестовал Рикард.

— Мне герцог может отказать, а вот тебе, своему королю, нет. Так что делай, как говорю. Тебе же надо узнать, кто такая вдова и почему ее надо бояться. К тому же сам же хочешь с ней пообщаться, или я не прав? — заглянул Тоби ему в глаза.

— Прав. Очень хочу видеть. Особенно сейчас, когда все в какой-то странной тайне.

Сегодня ночью ему снилась Тинесия.

И глаза у нее были …черные.

Она смеялась…

Глава 17. Обручение (они)

Две недели герцог обучал Есению магическим приемам и поражался ее удивительному таланту все схватывать на лету и мгновенно превращать в магическую паутину. Кроме того, она сама, будто проделывала странные ходы и писала формулы, ему неизвестные. У нее была своя разработанная лично символика знаков, и это помогало ей в запоминании. И тот материал, что наметил на месяц, она освоила за пять дней и еще раскрутила что-то свое. За эти две недели она прошла половину курса не только Сшивающей, но и щиты боевого мага. Оружие он пока ей не показывал.

— Ах, как бы тебя в Академию, — срывался он в восхищении ее талантам, и сам себя останавливал, — Тогда они точно ее заберут. И могут убить. Нет. Нет. Он не сможет остаться один опять. Тем более все больше и больше привязываясь к своей Есении.

Теперь уже любил ее как отец. Просто души не чаял. И когда пришло приглашение на обручение от короля, он испугался. Оно было личное и обязательно с супругой. Вот этому нельзя отказать. Правила жесткие для любого. Это было равносильно приказу.

— Дорогая, — начал он, присаживаясь, после пощечного поцелуя, за чайный столик, — Я принес тебе неожиданную весть из столицы и нам нужно ее обсудить.

Есения приостановила руку над чашкой, в которую наливала сливки, как любил дядя.

— Что-то случилось, дядюшка? — удивилась она, заканчивая процедуру смешивания.

Подала на блюдце порцию маленьких печений, что он любил. Она уже многое знала о его вкусах и пристрастиях в еде и баловала его, и этим доставляя и себе удовольствие, видя, как тот щурится, смакуя ее заказы.

Они сблизились за несколько недель, с того самого дня, когда она, открыв глаза в его лаборатории, сказала,

— Дядя? Это ты? — и заплакала.

Его узнала сразу и узнала этот кабинет и вспомнила лица слуг, комнаты, коридоры этого старинного замка, где провела несколько счастливых месяцев из своих тяжелых лет, после смерти матери. И вспомнила отца, его сильные руки, что подбрасывали к потолку, и тихую песню и ласковый голос мамы. Она плакала, а дядя утирал ей слезы и прижимал к своей груди.

— Поплачь-поплачь, девочка моя, — утешал он, — Тебе сейчас слезы очень нужны. Значит, память восстановилась, и ты все вспомнила. Это просто замечательно, Есения.

Да, она знала, что ее звали именно этим именем, но также и другим. Она вспомнила рассказ Тоби в тот вечер там, в углу читалки перед ее побегом и всхлипнула. Это был ее маленький Тоби, ее приемный братишка, которого она любила, которого оберегала. И того сероглазого подростка, что стал ей так дорог в то время, со своим трудным, но упорным характером, с постоянным желанием помочь ей во всем, что касалось их тяжелой жизни, и его ворчанием, когда она устроилась за еду в тот матросский кабак.

Он всегда ждал ее после окончания работ, охраняя от приставания не только местной портовой шпаны, но и подвыпивших матросов, что норовили залезть под юбку, хорошенькой поломойке. Часто был бит, защищая ее, и она всегда тихо плакала, замазывая его ссадины на руках и лице, а он зло шипел и сердился, видя ее слезы. А однажды, когда она прилегла к нему, обняв после жестокой драки в полутемном переулке с двумя матросами, которые затащили ее в угол и почти сорвали платье. Он ринулся ее защищать, и они сильно избили его, но и сами получили от отчаянного в своей злости подростка, а потом плюнули и убрались обратно в трактир. Он резко повернулся к ней, прижал к себе и принялся целовать и как-то хрипло дышать ей в шею. Она очень испугалась и оттолкнула его, а он подскочил и бросился на улицу. После, вернулся и подсев к ней, проговорил глухо, чтобы та его простила и что он больше никогда не будет так себя вести. Она его простила, потому что понимала, что с ним происходит, так как частенько слышала от взрослых женщин, их скабрезные рассказы про мужчин.

Но Рикард! Она уже тогда любила его, той самой наивной чистой первой своей любовью. И он тоже ее любил, и она знала об этом. И даже сейчас тянулась к нему всей душой и сердцем. Как и он.

— Видишь ли Есения, — начал дядя, прихлебнув из чашки, — Я получил приглашение от Его величества на обручение, которое состоится через неделю. Мы обязаны прибыть, так как оно подписано самим королем. Отказаться невозможно. Могут быть крупные неприятности, и оценены, как бунт против короны и впоследствии заключением в тюрьму.