Сталин: как это было? Феномен XX века
Шрифт:
Запущенный в этой связи запрос в Сеть принес название только одной работы, посвященной теоретическому анализу внешней политики Сталина. Это монография бывшего советника советского посольства в Австралии М. Александрова под названием «Внешнеполитическая доктрина Сталина», опубликованная в 1995 году на сайте Австралийского национального университета (г. Канберра) {239} . [15]
Автор этого исследования справедливо отмечает: «Внешняя политика Сталина кардинально преобразила всю международную систему XX столетия. Ее последствия продолжают влиять на современные международные отношения, предопределяя действия политических руководителей многих стран мира». Однако к собственно внешней политике Сталина эта публикация отношение имеет отдаленное. Дело в том, что работа Александрова представляет собой описание действий Сталина на довольно узком театре сугубо революционных действий в Китае на очень коротком временном отрезке, с 1924 по 1927 год.
15
Есть,
Между тем уже на исходе 1930-х годов генсеку пришлось решать гораздо более судьбоносную задачу совсем в другой части земного шара — на европейском театре, где в 1940-е годы XX столетия на долгие годы решалась судьба не только Советского Союза, но Европы и всего остального мира.
При оценке внешнеполитической деятельности Сталина любой исследователь встает перед проблемой вычленения чего-то общего, чем генеральный секретарь ЦК ВКП(б) на протяжении всех лет его нахождения у руля СССР руководствовался в своих конкретных действиях на внешнеполитической арене.
Как представляется, это общее имеется. Конкретные шаги Сталина на внешней арене показывают, что все они подчинялись легко обнаруживаемой логике и в основе своей базировались на более или менее постоянных постулатах. Причем если во внутренней политике Сталин иногда менял свои взгляды, вносил в них коррективы, иногда временные, а иногда и постоянные, то во внешней политике подобных колебаний у него почти не наблюдалось. А если иногда и казалось, что генсек в чем-то отступает от своих ранее высказанных позиций, то при анализе выяснялось, что речь идет не более чем о тактических шагах или даже уловках. Стратегические же цели практически никогда не менялись.
Сталин не оставил после себя изложенной на бумаге концепции внешней политики СССР, но в голове у него такая концепция, похоже, была, и действовал он исходя из ее наличия. В самых общих чертах ее можно сформулировать приблизительно так: безопасность внешних границ СССР при условии сохранения внутри страны советского политического режима, трактуемого исключительно как господство политического аппарата Коммунистической партии.
Эта позиция ярко проявилась в ссорах Сталина с его наркомом по иностранным делам Максимом Литвиновым и спорах с Рузвельтом, Трумэном и Черчиллем в отношении политического режима Польши после Второй мировой войны. Вот характерный образчик его рассуждений по этому поводу.
Эта точка зрения была высказана Сталиным в беседе с личным представителем президента США Г. Гопкинсом и с послом США в СССР А. Гарриманом 27 мая 1945 года.
В ответ на слова Гопкинса, что «у американцев возникает сильное ощущение, что Советский Союз желает господствовать в Польше» и что сторонники Москвы в США «озадачены, как можно сотрудничать с Советским Союзом, если не удается прийти к согласию по польскому вопросу», Сталин предпринял попытку объяснить, почему Москве на западных границах своего государства необходимо иметь дружественное по отношению к СССР польское правительство (беседа дается в записи помощника госсекретаря США Ч. Болена).
«Это может показаться странным, — начал свой ответ Сталин, — хотя это, кажется, признается в американских кругах, и Черчилль в своих речах также признал это, — что Советскому правительству необходима дружественная Польша. В течение последних двадцати пяти лет Германия дважды вторгалась в Россию через Польшу. Ни британский, ни американский народы не испытали на себе таких немецких вторжений, которые принесли столько ужасов и результаты которых не так легко забыть. Эти вторжения даже нельзя назвать войной. Это были какие-то нашествия гуннов. Германия была способна сделать это, потому что Польша рассматривалась как часть санитарного кордона вокруг Советского Союза. И вся предыдущая европейская политика была направлена на то, что польские правительства должны быть враждебны России. В этих обстоятельствах либо Польша оказывалась слишком слабой для того, чтобы противостоять Германии, либо она позволяла немецким войскам пройти через свою территорию. Таким образом, Польша фактически играла роль коридора для нападения Германии ни Россию. Слабость и враждебность Польши были величайшим источником слабости для Советского Союза и позволяли немцам делать все, что им захочется на востоке — и то же самое на западе, потому что эти две вещи взаимосвязаны. Следователь-* но, жизненно важным интересом для России является наличие сильной и дружественной Польши. У Советского Союза нет намерений вмешиваться во внутренние дела Польши. Польша будет жить при парламентской системе, так же, как Чехословакия, Бельгия или Голландия, и любые разговоры о намерениях советизировать
Польшу — являются глупыми. Даже польские лидеры, не исключая коммунистов, выступают против советской системы, потому что поляки не хотят колхозов и других элементов советской системы. В этом польские лидеры правы, потому что советская система не является экспортируемой. Она должна развиваться изнутри на основе целого ряда условий, которых нет в наличии в Польше. Все, чего хочет Советский Союз, — это чтобы Польша не открывала больше ворот для Германии» {240} . Эти слова были произнесены Сталиным в тот короткий послевоенный период, когда он еще не терял надежды на то, что новое правительство США (президент Г. Трумэн) выполнит обещание Ф.Д. Рузвельта и предоставит Советскому Союзу кредит в 6 млрд. долларов сроком на 30 лет под низкий (не более 6) процент, поддержит желание Москвы получить контроль над Черноморскими проливами и на размещение своих военных баз в Триполитании и на японском острове Окинава. В обмен на это Сталин готов был не оставлять советские войска в странах Восточной Европы и не вмешиваться в формирование политической системы власти в них. После Берлинской конференции (в Потсдаме), когда Трумэн поломал все названные выше договоренности, Сталин от высказанных им намерений отказался, но приверженность принципу географической безопасности границ не изменил. Ниже этот вопрос будет рассмотрен подробно на примере его взаимоотношений с М. Литвиновым.ГЕОПОЛИТИЧЕСКИЕ ИНТЕРЕСЫ ИЛИ КЛАССОВЫЙ ПРИНЦИП?
Многие авторы сталинианы, как западные, так и отечественные, утверждают, что при формировании своей внешней политики Сталин исходил из интересов продвижения социалистической революции на новые территории [16] .
На мой взгляд, такой подход ошибочен. Сталин еще в 1920-е годы отказался от революционной химеры Ленина и Троцкого о мировой революции и стремился направлять свои усилия на внутреннее укрепление советского общества и своей личной власти. Но при этом отдавал себе отчет в том, что успехи на внутреннем фронте невозможны без создания соответствующих внешнеполитических условий. И здесь без всякой натяжки можно утверждать, что его внешнеполитическая линия совпадала с таковой русских царей, и, в частности, со взглядами Николая И. В этом плане можно сказать, что уж скорее Сталин был наследником Николая II, нежели Ленина.
16
Например, о «масштабных сталинских планах по расширению советской экспансии, установлению мировой гегемонии» пишут даже такие известные и глубокие исследователи, как А. Пыжиков и А. Данилов. См.: Пыжиков А. В., Данилов А.А.Рождение сверхдержавы. 1945—1953 годы. М.: ОЛМА-ПРЕСС, 2002. С. 165.
В последние годы российские историки стали все больше обращать внимание на то обстоятельство, что Сталин не останавливался перед тем, чтобы подчеркнуть преемственность Советской России по отношению к царской Российской империи. Так, в построенном на большом массиве архивных документов исследовании А.В. Пыжикова и А.А. Данилова отмечается: «Сталин действовал без оглядки на марксистско-ленинские каноны не только в решении вопросов теоретического характера, но и в практических действиях. Яркое свидетельство тому — формирование… более терпимого отношения к царской России… Такой поворот, немыслимый при старой большевистской гвардии, испытывавшей стойкую ненависть к царизму, обусловлен общим сталинским курсом на усиление державности в политике» {241} .
Сходных позиций придерживаются другие российские историки, опирающиеся на обнаруженные ими архивные документы.
Особый интерес в этом плане представляет работа Петра Мультатули, посвященная внешней политике Николая II.
В марте 1915 года, пишет он, послам России в Лондоне и Париже была направлена следующая телеграмма министра иностранных дел России Сазонова: «Ход последних событий привел Его Величество Императора Николая II к убеждению, что вопрос о Константинополе и проливах должен быть окончательно разрешен в смысле вековых стремлений России. Всякое его разрешение, которое не включало бы в состав Русской империи города Константинополя, западного берега Босфора, Мраморного моря и Дарданелл, а равно и Южной Фракии по черту Энос-Мидия, было бы неудовлетворительно».
Положение союзников на фронтах с Германией к этому времени оказалось настолько сложным, что Лондон предпочел незамедлительно ответить на меморандум Сазонова.
«14/27 марта 1915 года английский посол в Петрограде Джордж Бьюкенен вручил Сазонову меморандум, составленный им на основании инструкций из Лондона. В меморандуме подтверждалось согласие английского правительства на присоединение к России проливов, Константинополя и указанных территорий при условии, что война будет доведена до победного конца и что Великобритания и Франция осуществят свои пожелания за счет Оттоманской империи и “некоторых областей, лежащих вне ее “».
Весной 1916 года, продолжает П. Мультатули, председатель Совета министров Б.В. Штюрмер составил отчет о своей встрече с императором Николаем II. В докладе царю премьер писал: «Мне казалось возможным ныне же объявить России и Европе о состоявшемся договоре с нашими союзниками, Францией и Англией, об уступке России Константинополя, проливов и береговых полос. Впечатление, которое произведет в России осуществление исторических заветов, будет огромное. Известие это может быть изложено в виде правительственного сообщения. Его Величество осведомился относительно способов возможного выполнения оглашения уступки нам Константинополя и проливов. Я имел случай обменяться мнением с послами великобританским и французским, которые не встречают к сему препятствий».