Сталкер

Я ни разу не видела его в таком состоянии. Он сломлен. Его потрясывает. В глазах – бездна боли.

Почти запрыгиваю на его спину, чтобы поймать и остановить. Вжимаюсь лицом между лопатками.

– Максим... Всё будет хорошо... Не хорони её раньше времени, пожалуйста. Так нельзя. Она жива. И обязана справиться. Она справится.

Он тяжело и надсадно дышит. Сжав мои пальцы, отрывает от себя, разворачивается ко мне лицом и притягивает к себе. Утонув в его объятьях, не сдерживаю тихих рыданий. Мне больно за Максима.

– Ты права, – мягко целует в лоб. – Она будет в порядке. Она выкарабкается. Бабушка у нас сильная.

У нас... Наверное, он прав, она и моя бабушка тоже, хоть и неродная. Я её полюбила.

Мы стоим так, пока оба окончательно не замерзаем. Возвращаемся в больницу. Нам навстречу идёт совсем бледная мама. Правда, в её взгляде нет прежнего отчаяния.

– Всё в порядке... – выдыхает она. – Марине Захаровне стало лучше, её переводят в палату. Ей поставили капельницу, сделали кардиограмму и теперь хотят понаблюдать за состоянием несколько дней.

– Что это такое было вообще?! – взрывается Макс. – Она чем-то больна, а мы не в курсе?

– Нет, Максим, это просто кризис. У пожилых людей так бывает. Перемена погоды, стресс, – последнее слово мама произносит почти беззвучно и тяжело сглатывает.

Встречаемся глазами. Ну конечно, виноваты мы. Устроили скандал, и Марина Захаровна этого просто не выдержала. Точнее, её сердце.

– Я хочу увидеть бабушку.

Максим обходит маму и идёт дальше по коридору. Она поворачивается вслед ему:

– К ней сейчас нельзя! Пустят только рано утром. Марина Захаровна уснула, она на успокоительных.

Максим тормозит. К нему подходит отец, они о чём-то говорят, но я не слышу.

– Полина, ты меня очень разочаровала, – произносит мама уставшим голосом. – Надо узнать насчёт татуировки, можно ли её свести без последствий.

– Мам, ты серьёзно? – всплёскиваю руками, вперив в неё неверящий взгляд.

Мы чуть бабушку не потеряли, а она думает про тату?

– Я не буду её сводить!

– Поезжай лучше домой. Не могу сейчас с тобой разговаривать.

Поджав губы, она подходит к Владимиру Андреевичу, и они опускаются на скамейку. Отчим обнимает маму, а она его. Макс подходит ко мне, держа в руках нашу верхнюю одежду.

– Поехали домой. Они до утра останутся, а мы потом их сменим.

Взяв меня за руку, уводит.

– Где твоя машина? – затарможенно осматриваюсь по сторонам и вдруг вспоминаю, что и сюда мы ехали не на его мустанге.

– Сегодня я без нее. Идем, вон наше такси.

В такси мы молчим. Я дремлю, положив голову на его плечо.

С трудом преодолев скользкую дорожку, добираемся наконец до входа в дом. В гробовом молчании раздеваемся и поднимаемся на второй этаж. Иду за Максом в его комнату.

Мы вообще ничего не обсуждаем. Просто нуждаемся сейчас друг в друге, как никогда.

Снимаю пиджак, потом брюки. Оставшись лишь в топе и трусиках, забираюсь под одеяло на матрасе Максима.

Макс не раздевается, замерев, стоит надо мной.

– Я лишь должен был тебя проводить, – подавленно сообщает он. — Твоя мать не одобрит, что мы провели эту ночь вместе и без их контроля. Но… Я не могу уйти... Не получается.

Его голос звучит хрипло и болезненно.

А мой срывается на шёпот:

– Моей мамы здесь нет, Максим. И я не хочу, чтобы ты уходил.

Откидываю край одеяла в пригламительном жесте.

Раздевается, ложится рядом и бережно обнимает.

Не знаю, сколько проходит времени, когда ком в горле становится меньше, и я наконец-то чувствую, что могу говорить без надрыва.

– Через несколько дней Марина Захаровна будет уже дома, а мы забудем о случившемся, как о страшном сне.

– Так и будет, – активно кивает Макс. – Но я лично буду контролировать, чтобы она тщательно следила за своим здоровьем. Ну я ей устрою! – беззлобно угрожает он. Потом смотрит мне в глаза: – Твой день рождения испорчен. Я чувствую свою вину.

– Не вздумай! – прижимаю пальцы к его губам. – Ты не виноват, что у меня такая скандальная мать. И тем более не виноват, что у твоей бабушки шалит сердце.

– Думаешь? – грустно ухмыляется. – Думаю, я первый, кто виноват. Столько дичи творил... А она нервничала из-за меня.

– Мы не можем знать наверняка, в чём причина проблем с сердцем. Мы не медики, Максим. И я не хочу слушать, как ты себя обвиняешь! – строго говорю ему.

Он тяжело вздыхает.

– Ладно, не буду...

Переворачивается на спину, устремляет взгляд в потолок. Его пальцы неторопливо перебирают мои волосы, касаются плеча. Я становлюсь оголённым нервом, подрагивая от его прикосновений. Перемещаюсь чуть выше и прижимаюсь губами к его щеке. Потом касаюсь уголка губ. Повернув голову, он впивается в мои губы долгим и нежным поцелуем.

– С днём рождения, принцесса. Обещаю, следующий будет лучше.

Это обещание стирает оставшиеся во мне сомнения, и я притягиваю лицо Максима к своему. Губы к губам. Зарываюсь пальцами в волосы. Наши языки кружат в каком-то диком танце. Дыхание учащается. Сердечный ритм разгоняется до предела.

Макс начинает терять контроль над собой, и я оказываюсь распята его телом и вдавлена в матрас. И, как ни странно, совсем не паникую. Уверена, что всё происходящее чертовски правильно.

Немного отстранившись, Макс заглядывая мне в глаза.

– Нам лучше... остановиться… прямо сейчас, – говорит срывающимся шёпотом.

– Не хочу останавливаться... – едва слышно выдыхаю я.

Глаза Максима вспыхивают. В них и возбуждение, и неверие. Он хмурит брови.

– Ты уверена?

Вместо ответа снова тянусь к его губам.

Да, я уверена. Пусть сделает так, чтобы это было волшебно.

Даже если у нас ничего не получится в итоге, я знаю, что Максим должен быть моим первым.

Но ведь у нас получится, правда?

***