Станция Университет

— Oui [154] , — ответил я.

— Bon courage [155] , — пожелала мне удачи француженка.

Джастин торопился в аэропорт, и это выручило. Я помог ему застегнуть набитый чемодан, без раздумий сев на крышку, после чего замок защелкнулся. «You are a team player» [156] , — резюмировал мой визави. Так без проблем я прошел в третий тур, где должен был встретиться с магистром «МакКинзи» Микки Обермайером. Мне дали понять, что Микки — сверхчеловек, невообразимо занятый, поэтому нашу с ним встречу запланировали заранее, за месяц, вежливо попросив не опаздывать ни в коем случае. «Ждите в лобби «Савоя», вас найдут», — проинструктировали меня. «Что за шишка этот Микки, — подумал я. — А что если опоздать?». Крамольную мысль я тут же отогнал и ровно через месяц, минута в минуту, всеми силами навалился на тяжелую дверь старинного «Савоя», потому что толстый усатый швейцар, поглядев на меня сверху вниз, помочь мне не удосужился.

154

Да.

155

Удачи!

156

«Вы — командный игрок».

В лобби я первым делом огляделся — никого, кроме персонала гостиницы, шныряющего взад и вперед. Хм… Я замер в углу. Прошло двадцать, тридцать, сорок минут. Час! Движения не было. Я нерешительно приблизился к администратору гостиницы, которая выглядела неприступной стеной — до того белокаменным было ее лицо.

— У меня здесь назначена встреча, — неуверенно начал я.

— Слушаю.

— Может быть, у вас есть какая-нибудь информация?

— Ваше имя?

Я назвал.— Для вас — записка, — она протянула мне клочок бумаги, на котором уверенным торопливым почерком было выведено: «Я в ресторане, наверху. Микки». Записка была написана более часа назад.

«Не опаздывайте ни в коем случае», — стучало у меня в висках, когда я бежал на второй этаж в ресторан. Первым, кого я там увидел, был толстый и весьма популярный певец, «выдумщик и прикольщик», шоумен и советник президента Калмыкии по культуре Сергей Крылов, прославившийся песней «Дева, дева, девочка моя». Он важно раскинулся в кресле с чашкой кофе в руке. «Неужели он тоже Микки ждет?» — почему-то подумал я. Микки сидел неподалеку. Ошибки быть не могло, он был единственным человеком в зале, помимо Крылова. Невысокий, энергичный мужчина. Русые волосы, тронутые сединой, горящие умные глаза и осанка важного сеньора, caballero grande. Я подошел, представился. Микки недобро кивнул, указав мне на стул. Я сел.

— Я тут уже час, — недовольно сказал он, сверкнув глазами.

— Я тоже. Я ждал в лобби, как мне и сказали.

— На ресепшене нельзя было спросить, где я?

— В конце концов я так и сделал.

— Поясню. Это был тест на сообразительность, — огорчил меня Микки. — Те, кто быстрее догадывается, что можно спросить на ресепшене, имеют больше шансов попасть в «МакКинзи».

Я промолчал. А что тут скажешь?— Итак, приступим, — перешел к делу Микки. — Я задам три вопроса. Всего три. И не обижайтесь, я буду есть.

Первый вопрос был о приватизации в России, второй об инфляции, а вот третий был куда сложнее. Потом, конечно, мне объяснили, что во время интервью в «МакКинзи» претендентов могут мучить разными способами. Например, могут применить способ «глухое молчание», когда интервьюер просто сидит в кресле и молчит, независимо от действий собеседника. Так проверяется способность претендента брать ситуацию под контроль. Этих тонкостей я не знал, как не ведал и о типовых вопросах, например: «Сколько футбольных полей в России?». Здесь требуется быстро, применив логику, ответить на вопрос, не имеющий ответа. Именно этот вопрос и задал Микки, дав мне пять минут на подготовку. Если бы он спросил меня про число бензоколонок или больниц, я бы, наверное, спасовал. Но футбол — тема близкая. Легко я разделил численность населения России пополам, установив примерное количество мужчин. Потом разделил эту цифру на три, предположив, что только треть мужского населения способна гонять мяч. И так далее. Довольно быстро я выдал Микки ответ, осторожно поинтересовавшись, правилен ли он. «Не знаю, — рявкнул Микки, откинувшись на спинку шикарного стула. — Правда! Я не знаю».

Потом он вскочил как ошпаренный, протянул мне руку, при пожатии которой меня шарахнуло током (плохой знак), и произнес: «Теперь мы будем думать. Мы принимаем только достойных. Есть всего три варианта. Всего три. Мы можем сказать вам «да». Или «нет». Или «мы подумаем». В последнем случае вы сможете попытаться поступить в «МакКинзи» в следующем году. Хотя… Прощайте». Микки развернулся, щелкнув каблуками своих коричневых блестящих ботинок, и в секунду растворился, словно видение. «Мимо», — бормотал я себе под нос, покидая шикарный отель.

Через месяц зазвонил телефон в нашей квартире на Кутузовском. Бодрый женский голос с американским акцентом радостно сообщил, что я принят в «МакКинзи»: «Мы долго не могли дозвониться! Поздравляем! Рады приветствовать на борту! Первый день работы — 15 августа». Это была вторая важная черта после МГУ, которую я переступил. Я рассказал Стефани про «МакКинзи» после того, как меня туда приняли.

— Ты будешь работать в «МакКинзи»? — оторопела она.

— Да.

— Как же ты туда попал? Во Франции простому студенту к офису «МакКинзи» даже подходить нет смысла. Туда берут только тех, кто pistonne.

— Что такое пистонэ?

— Ну, пистон. Его кто-то заряжает и доставляет туда, куда надо. Понимаешь? У нас тех, кто попал в «МакКинзи», называют пистонами. У них папы, дедушки.

— А, — догадался я. — По-русски это называется «по блату».

— Так как же все-таки тебя туда приняли?

— Да самым обычным образом. Пришел и ответил на вопросы.

Стефани подивилась, а я восторженно замер — было ясно, мне повезло в очередной раз! Стефани между тем предложили работу сразу три офиса KPMG: парижский, франкфуртский и московский. Это был успех, оставалось лишь сделать выбор. За ужином решили, что Стефани разумнее начать в Париже.

— С парижским опытом ты куда хочешь сможешь потом поехать, а с московским — не факт, — высказал я свое мнение.

— Все равно мы оба сначала в работу с головой уйдем, — с горечью проговорила Стефа.— Будем ездить друг к другу. Ты ко мне, я к тебе. А через год определимся.

Вскоре мы поехали во Францию. Стефани ждали выпускные экзамены, а мне предстояло снова рассказать о российских реформах в Школе бизнеса, а заодно поучаствовать в ярмарке «Окно в Восточную Европу», которую придумал Жиль Гийонэ–Дюпера. В Москве опять стреляли. И, что огорчало, снова по соседству с моим домом, на Красной Пресне. На сей раз жертвой криминальных разборок пал «крестный отец» Отари Квантришвили, контролировавший, как говорили, чуть ли не весь центр Москвы. Особенно переживал Иосиф Кобзон: «В Отари стреляли те, кто против России. И я горжусь, что одна из газет написала, будто следующим после Отари буду я». Все эти перестрелки не только порядком надоели, но сделались совсем неприятными. В аэропорте я купил журнал Time, выпил кружку «Гиннесса» и перенесся в другую жизнь еще до того, как наш самолет оторвался от земли и взял курс на Париж. А там все уже были сметены шокирующей новостью: на трассе в Италии во время заезда «Формулы-1» насмерть разбился великий бразильский гонщик Айртон Сенна, об этом все только и говорили, взволнованные французы толпились у телевизоров в кафешках, чтобы расслышать подробности.

В этот раз Париж пошире приоткрыл передо мной свои величественные двери. Мы прошлись по Елисейским полям, поглядели на Лувр, взобрались на Эйфелеву башню, дошли до Монмартра. Особенно запомнилась Гранд Опера, которая, показалось, была покрыта плесенью, словно сыр «Рокфор». Потом из аэропорта «Орли» полетели в Бордо. Там, проведя четыре семинара подряд и порядком опустошенный, я решил перевести дух и направился в библиотеку Школы, где попросил дать мне что-нибудь про «МакКинзи». Юная библиотекарша через три минуты вынесла журнал «Fortune», с обложки которого улыбались поднимающиеся по трапу самолета элегантные, молодые, одетые в строгие костюмы голливудские красавцы. Это, как оказалось, и были сотрудники компании. Тема номера была вынесена на обложку: «How McKinsey Does It» [157] .

157

Как «МакКинзи» делает это.

Многостраничное повествование начиналось так: «Из всего, что было за годы сказано о «МакКинзи» — самой известной, самой закрытой, самой дорогой, самой престижной, самой успешной, самой завидной, самой вызывающей доверие, самой нелюбимой консалтинговой компании на земле — лишь одно утверждение неоспоримо — эти парни из «МакКинзи» искренне уверены в том, что они лучше других. Они считают себя элитой». Дальше писалось, что «МакКинзи» — это «Роллс-Ройс» в своей отрасли, что в компании работают такие ребята, эго которых вполне может затмить солнце, что они — очень умные, пытливо сомневающиеся, а это движет их вперед, к цели, которую они всегда находят безошибочно. Утверждалось, что в «МакКинзи» действует принцип up-or-out, то есть «наверх или вон!», что означает: если ты не заслужил повышения в течение оговоренного срока, то должен покинуть компанию. Еще выяснилось, что сотрудники «МакКинзи» в основном мужчины, причем белые, что они называют себя «Фирмой», что эта «Фирма» похожа на ЦРУ. «Это очень скрытная организация, — приводились слова одного из клиентов. — Даже если вы давний клиент «МакКинзи», вам дадут разглядеть только верхушку этого огромного айсберга».