Станция Университет
Шрифт:
Ход времени, увы, неумолим! Настал день, когда Кеша рассеянно засобирался в аэропорт — австралийские работодатели забеспокоились, что потеряли коллегу, а ведь нет ничего тревожнее такого беспокойства. Мне в тот же день надо было ехать на месячные военные сборы. Я проводил Кешу до лифта, а потом смотрел ему вслед с балкона. Шахворостов с сумкой наперевес быстро уходил своей прыгающей походкой в сторону метро. Он направился в Мельбурн, а я, тремя часами позже, на поезде — в город Ковров под Владимир. Уезжать не хотелось ни мне, ни ему.
Военные сборы
В военной части все сияло чистотой. Но чистота оказалась обманчивой. Воды в грязных умывальниках не было, на триста человек — три загаженных очка, в двух из них не работал слив. В солдатской столовке, куда нас привели на ужин, еда
Следующей неприятностью стала развивающаяся фобия: все забоялись грибка ногтей, только об этом и говорили. Передовицы солдатской многотиражки, которую нам раздали, кричали: «Солдат, бойся грибка!» или «Гриб не пройдет!». На моей эмалированной чашке, которую я прихватил из дома, как назло, были нарисованы лесные грибы. Конечно, это стало поводом считать, что я скоро подхвачу этот неприятный недуг. А тут еще я не додумался, что в душ, который полагался по армейскому уставу лишь раз в десять дней, следует идти в носках, а не босиком. Правда, меня быстро вразумил уже намыленный, в синих носках, студент Косолапов Михаил Валерьевич: «Посмотри на этот грязный пол! А ты голыми ногами! Ты грибок уже подхватил!». Я выбежал как ошпаренный. Только бы не грибок! Слава богу, пронесло! А вот Косолапова носки не спасли. Рано утром вся казарма была разбужена его отчаянным воплем: «Б… У меня ноги чешутся!».
Скоро к нам на присягу из Москвы приехал депутат и бывший посол России в США Лукин. Его сын учился не то на историческом, не то на филологическом и жил с нами в одной казарме. Из-за этого или нет, но как-то незаметно мы перебрались обедать в офицерскую столовую, в туалет стали выходить на открытый воздух, нервируя злого, но бессильного командира части, а в казарме нам установили телевизор, по которому мы допоздна, невзирая на отбой, смотрели матчи чемпионата мира по футболу в США. В финале мундиаля сошлись бразильцы с итальянцами. Все определялось в послематчевых пенальти. Лучший игрок мира 1993 года итальянец Роберто Баджо мечтал стать чемпионом вместе со своими товарищами, но мяч после его решающего удара улетел в небеса.
Искушение
В Москве моего возвращения со сборов удивительным образом ждала Эрин. Шахворостов, улетая, оставил ей мой домашний телефон, и она позвонила: «Можем встретиться, пожалуйста? Кеша обещал, что ты покажешь мне Москву». Голодный солдат, я встретился с ней в «Макдональдсе» на Пушкинской, попросив, для храбрости, Лёнича пойти на рандеву со мной.
— Только я ненадолго, — предупредил Лёнич. — Завтра у меня интервью в «Мастерфудс» [163] .
163
Российский филиал международной компании «Марс», занимающейся производством и продажей шоколадок «Марс», «Сникерс» и пр.
— Это «Марс» и «Сникерс»?
— Да. А еще «Баунти», «Милки Вэй» и «Твикс». Мне задание дали — подготовить бизнес-план для шоколадок «Марс».
— Ничего себе.
— Да. Так что мне еще готовиться надо.
По дороге, в троллейбусе, нас за безбилетный проезд оштрафовал контролер, пришлось расстаться с десятью рублями. Эрин ждала у входа. Красивая. С ней была ее подружка Сюзанна. Сюзанна изучала в Йеле русскую литературу и приехала «почувствовать Россию». Лёнич приободрился, увидев американок. «Ну, привет, Сюзанна-Несмеяна», — подмигнул он Сюзанне. Мы пошли гулять по Москве, зашли в «Спорт-бар» на Новом Арбате, который открылся всего полгода назад, но уже стал частью нашей жизни. Его хранительница, невысокая светловолосая американка, вся, как матрос лентами, обвязанная ключами, за что мы прозвали ее ключницей, приветливо подмигнула нам. А барменша Юля, вожделенная мечта всех посетителей, налила четыре шота водки. С Юлей заигрывали все, но закрутила она лишь с Лехой Лисанским, спортсменом с нашего факультета. «Страстная! Какая же она страстная! — рассказывал он потом. — Всю спину исцарапала».
Сюзанна поведала, что в Москве, как ей кажется,
ночная жизнь становится популярнее дневной и что число ночных клубов и казино превысило количество ресторанов. «Теперь утром последний вагон первого поезда метро полон не рабочими утренней смены, а публикой с дискотек», — удивила она меня своими познаниями. Подтверждая ее слова, ночью мы оказались в «Пилоте», заплатив за вход — десять тысяч за меня и по пять — за девушек. Выступал «Аукцыон» с экстравагантным Гаркушей. «Дорога», «Орландина», «Птицы» — все было спето. После концерта началась дискотека. Сюзанна продолжала удивлять: «Tea is not vodka — one can’t drink much of it» [164] , — повторяла она невесть где почерпнутую поговорку, добавляя: «Vodka flows like a river through Russian history. Let’s get going! Let’s drink vodka!» [165] . В «Пилоте» цены были неправдоподобно высокими, поэтому я метнулся на улицу, купил «Столичную» в ближайшем киоске, спрятал ее под брюки и пронес внутрь. Эрин пила водку прямо из бутылки, стоя посередине танцпола. Происходящее казалось сказкой. Вдруг американка неожиданно уронила мне на грудь голову, потом посмотрела в глаза и неуверенно, мягким голосом, попросила: «Kiss me». Внутри у меня все заклокотало, а по коже побежали мурашки. Зажмурившись, я поцеловал американку.164
Чай не водка, много не выпьешь (русская пословица).
165
Водка течет рекой в российской истории. Давайте пить водку!
Проснулся я на полосатом матрасе, лежащем на полу в съемной квартире Сюзанны, американской подруги Эрин, на Таганке. Эрин спала на таком же матрасе рядом. Она была ангелом. Я встал, дошел до кухни, жадно выпил воды и взглянул на часы, стрелки которых были беспощадны — 10.50! Это означало, что экзамен по военке, который начался в десять в здании журфака на Моховой, подходил к концу. Голова раскалывалась, ноги не слушались. Решив не будить Эрин, я крадучись вышел из квартиры и помчался на Моховую, на военную кафедру, надеясь застать там самого главного экзаменатора — подполковника Шибкова. Не один раз из Франции привозил я Шибкову, заядлому нумизмату, монеты. Помню, как раздобыл для него в банке «Креди Лионнэ» франк с изображением Шарля де Голля, чему подполковник был несказанно рад. Я верил в Шибкова, несмотря на его категорический отказ отпустить меня в Москву пораньше с военных сборов в Коврове: «Кто уезжает раньше, тот не мужик!».
Прощай, любимый МГУ!
Экзамен, как я и предполагал, закончился. Аудитория была пуста. Ужас сковал мои и без того малоподвижные после напряженной ночи конечности. Я побрел по знакомому мне с детства длинному паркетному коридору журфака и вдруг, о счастье, наткнулся на Шибкова.
— Что, студент Руденко, — Шибков слегка грассировал, поэтому несколько необычно выговаривал мою фамилию. — Опоздание на экзамен? Последний экзамен… Это фатально.
— Извините, семейные обстоятельства.
— Вижу, что семейные. Очень хорошо сейчас вижу все. Что делать будем? Ведомости-то экзаменационные я уже сдал.
— Да?
— Конечно! А вы как думали? Держать я их при себе, что ли, буду, вас дожидаясь? Нет, дорогой мой.
— Что же делать?
— А отвечать готовы?
— Да.
— Так уж и готовы?
— Да.
— Ну и почему хоккейная команда ЦСКА ездила зимой в Америку и назвалась там «Русские пингвины»? Почему на хоккейные майки поверх нашей пятиконечной звезды нашили улыбающегося пингвина? Что ж, армейцы, наша гордость, чемпионы, гроза канадцев, теперь пингвины?
— М-м-м… Не знаю точно. Вроде бы «Питтсбург пингвинз» долю в ЦСКА купили и переименовали команду, — я не был уверен в ответе.
— Ладно, расслабься, — время от времени Шибков переходил на «ты». — Всю жизнь за ЦСКА болел, а на этот вопрос у меня ответа тоже нет. Тебе я заочно пять поставил. Иди домой, отсыпайся.
— Спасибо! Большое спасибо!
— Да. И вот еще что, — Шибков, прищурившись, посмотрел мне в глаза. — Не забывайте, что я собираю монеты. Вы же ведь еще будете путешествовать? Европа, Америка, Азия?