Станешь моей победой

Насухо вытираю лицо полотенцем и, не поднимая глаз, отвечаю:

— Никто не ревет. Все хорошо.

— Не ври мне! Я же вижу, что ты плачешь!

Глубоко вдохнув, задерживаю дыхание и спешу покинуть маленькую, душную комнату. Вот только отпускать меня так просто явно не собираются.

— Я с тобой еще не договорила! — мама больно сжимает пальцы на моем локте и заталкивает обратно вглубь ванной. — Это все из-за… — прикрыв дверь, переходит на шепот. Но даже он бьет по перепонкам, словно дикий ор. — Все дело в том парне? Как его… Мирон, кажется… — выплевывает с нескрываемым отвращение. — Ты же понимаешь, что у вас нет будущего! Тебе надо выбрать правильного мужчину. Это я тебе говорю. Поэтому подотри слезы и отправляйся на учебу. А вечером ты встретишься с Плутосом и сделаешь так, чтобы он снова захотел пригласить тебя на свидание. Поняла меня, маленькая дрянь?!

Что с ними с самого утра происходит?

— Да, я поняла тебя, — киваю головой, словно марионетка в руках опытного кукловода. — Извини, что повела себя неправильно.

Но и на этом моя пытка не закончилась. Мама взяла меня за плечи и, пристально посмотрев в глаза, спросила:

— Ты чиста?

— Что? — здесь я давлюсь воздухом и начинаю громко кашлять. — Да как ты… Мама! С чего бы вдруг такие вопросы? Если не веришь, можешь отправить меня на домашнее обучение! Да я даже не могу спокойно в магазин сходить, ты сразу меня в чем-то подозреваешь!

— Ну ладно, Аня… Дочка… — в ее голосе опять слышится теплота и нежность. Но я знаю, что это ненадолго. Мама никогда не умела держать себя в руках. Она слишком эмоциональна и импульсивна. — Ты же знаешь, что мы с отцом желаем тебе только хорошего… Мы же тебя не здесь и сейчас замуж выдаем. Наоборот, даем вам время узнать друг друга, привыкнуть. А там, глядишь, стерпится — слюбится, — говорит так, будто сама себя в этом убедить пытается. Изо всех сил старается сохранять спокойствие, когда у самой на лице — печать мрачного торжества.

Ага… Вот только брак с нелюбимым — это как высшая мера наказания, как приговор, который не подлежит обжалованию.

Все знают, что навязывать человеку свое мнение, подавлять, подчинять своей воле — это не по-божески. Но люди равно идут наперекор совести… А потом, когда уже становится поздно, мучаются и страдают.

Что может быть страшнее, чем жить по чьему-то «идеальному» сценарию, по указке чужих мыслей? Что может быть хуже, чем потерять себя в этом мире?

И разве я плохой человек или ужасная дочь, если мечтаю хоть о малой толике счастья?

Но я все равно стану лучшей версией себя…

Для него…

Выхожу из дома и смотрю в небо, которое затянуло тучами. И кажется, что все мои проблемы — это и есть те самые черные, холодные, тяжелые облака. Они меня полностью поглотили, не позволяя нормально дышать.

На нашем месте, а если быть точнее — на остановке, вижу машину Мирона. Он, как всегда, улыбается и машет мне рукой. Но сразу после этого в грудь прилетает точный удар в сердце, нанесенный совестью. Хочется согнуться пополам, чтобы перетерпеть ноющую боль, но все, что мне остается, стиснуть зубы и двигаться вперед.

Задыхаясь от своей беспомощности и бесхребетности, не знаю, как смотреть Миру в глаза. Нет, не из-за того, что было ночью. Наоборот, я чувствую, что мы стали еще ближе. И теперь такой контакт не кажется мне каким-то неправильным и запретным. Эта ночь была волшебной. Мы тонули в нежности. Мы дарили друг другу ласку. Мы чувствовали. Мы были собой. Настоящими…

И я хочу до конца. Лучше. Ближе. Оставаться его особенной. Потому как находиться в объятиях любимого человека и считывать любовь в его глазах — это лучшее, что случается с человеком.

Но стоит ли рассказать Мирону о Плутосе?

Наверное, пока у меня не хватит на это смелости…

— С тобой все хорошо? — спрашивает Мир, но я каким-то странным образом пропускаю этот вопрос мимо ушей. — Ань, я не умею читать мысли. Что случилось?

— Прости… Прости… Я сегодня немного не в себе, — переплетая наши пальцы, с трудом подбираю слова.

— Это из-за…

— Нет! — тут же обрываю Мирона. — Не смей даже думать об этом! Ночью все было прекрасно. Мне было очень-очень хорошо с тобой. Просто… — в голове проносятся сотни ужасных мыслей, которые я никак не могу обуздать. — Дашь немного времени? Мне нужно в себе разобраться.

— То есть… Объясни, что это значит? — Мир тут же меняется в лице и одергивает руку, перемещая ладонь на коробку передач. Скулы начали ходить ходуном, а карие глаза цвета горького шоколада стали на несколько оттенков темнее. — Как это, блядь, понимать, а? Что значит: «Мне нужно в себе разобраться»?

Вжимаюсь спиной в сиденье. Кусая до боли губы, прогоняю страх. Но от него так просто не уйти и не спрятаться. Он быстро просачивается в каждую клеточку тела, словно червь, который порабощает наш мозг и управляет нами.

— Мои родители… Они хотят… Нет… Они даже настаивают на том, чтобы… Боже… — пытаюсь дышать глубже, чтобы успокоиться, но меня всю трясет.

— Говори уже! Я начинаю нервничать. Закипаю, Тихоня. Не тяни! — рявкает Мирон, занимая на парковке студенческого городка место под номером «66/6».

«66/6»…

Три шестерки. Число зверя.

Уверена, это какая-то игра судьбы.

— Ладно, проехали… — чтобы не зацикливаться на числах и еще больше не накручивать себя, позволяю отпустить ситуацию хотя бы до вечера. — Мир, ты главное помни, что ты самый-самый. Лучший. Мой.

— Ты меня пугаешь, сладкая, — хрипит Савельев, воруя короткий поцелуй. — Ань, если тебе нужно с кем-то поговорить, я готов выслушать.

— Нет, все в порядке, — продолжаю проталкивать ложь. — Погода просто унылая.

— Тогда после универа поедем в кино, — говорит Мир, а сам явно думает о чем-то другом, потому что его ладонь скользит по моему бедру, пробираясь под платье. При этом Савельев так смотрит на меня, что я краснею, и мне кажется, что в его зрачках отражается вся вселенная. — Там, говорят, потрясный мультфильм идет… — отодвигая белье, пальцами касается чувствительной плоти. — Я, пожалуй, выкуплю все билеты и разложу тебя на каждом кресле этого гребаного зала.

Между ног моментально становится влажно. Мир, конечно же, это чувствует. И, раздвигая складки, раскатывает смазку, вызывая у меня дрожь. Задерживается на особо чувствительной точке. А когда я роняю стон, затыкает меня поцелуем.

— Кончишь? — шепчет мне в рот, усиливая давление пальца на клиторе. — Хочу слышать…

— Только не здесь, — пытаюсь свести ноги и одергиваю платье. — Не здесь… Хорошо?

— Бля, у меня от тебя башню сносит. Как только вижу, мозг вырубается! Аня… Тихоня… Сладкая… Особенна… Я люблю тебя, ты же помнишь? — интонациями столько нежности выдает, что я готова забить на учебу и уехать с ним туда, куда пожелает.