Станешь моей победой
Шрифт:
«В конце этого года мы объявим о помолвке, Анна. Обещаю к этому времени закончить проект нашего дома. Ближе к декабрю отправлю тебе эскизы, чтобы ты могла внести свои корректировки», — сказал на одном из ужинов Плутос, на котором его семья, по сути, обозначила свою четкую позицию по поводу нашего брака.
— Я хочу, чтобы мы были вместе, — не унимается Мирон. — Ты должна позволить мне встретиться с родителями. Или хотя бы с отцом.
— Мы уже тысячу раз с тобой это обсуждали, — за тихими вздохами и покашливанием пытаюсь скрыть волнение в голосе. — Давай еще подождем…
— Знаешь, Ань, это может тянуться
Но даже счастье не способно спасти меня от давления окружающих людей. Я словно в тиски зажата, где с одной стороны наседает семья, а с другой — любимый мужчина. Из-за этого я нахожусь в постоянном напряжении и ни на миг не могу расслабиться, чтобы просто отдохнуть и подумать о чем-то другом, хорошем.
Родители, возлагая на единственную дочь надежды и пытаясь слепить из меня тот идеал, который они рисуют в своей голове, выстроили такие рамки, за которые шагнуть мне не хватает смелости. При каждом удобном они случае напоминают, что я должна быть им благодарна. За то, что вырастили меня, за то, что дали хорошее воспитание, что я живу в их доме и имею, по сути, все, чтобы радоваться жизни. От этого я чувствую себя загнанной в угол и не могу найти выход из ситуации.
А мне всего-то хочется быть счастливой и любимой. Свободной. Независимой. Настоящей. Самой собой. Вот только в жизни все складывается совсем иначе. И в одном Мирон был прав, сказав, сколько бы я ни оттягивала момент, мне все же придется сделать выбор.
Но несмотря на чувства и вспыхнувшую любовь, смогу ли я пойти против родителей? Нарушить их запреты, значит стать врагом для семьи…
— Мы можем подождать до начала учебного года? — роняю несмело и закусываю нижнюю губу. — Пусть это будет, например, начало октября.
— Нет! — категорично высекает Мирон. — Это очень долго. Мне надоело красть тебя ночами, скрываться ото всех. Мы даже не можем спокойно в кафе посидеть — ты постоянно дергаешься, — все эти аргументы я уже слышу не первый раз, но именно за них постоянно цепляется Мир. — А идеальный вариант знаешь какой? Собрать твои вещи и перевезти ко мне. Серьезно, Ань, ну не можем же мы всю жизнь прятаться!
Всю жизнь? Да мне бы до конца года не потерять все, что так дорого…
— Было бы это так просто… — растирая виски, пытаюсь найти компромисс, к которому мы всегда приходим с Савельевым. — Тогда… Может, середина лета? Скажем… Июль, — и, не дожидаясь ответа, достаю свой козырь: «Я тебя люблю, мой Мир»…
Савельев зависает. Смотрит прямо в глаза, будто что-то считывает. Непрерывно, с непонятной для меня жадностью. Потемневшим от эмоций взглядом проникает в тайники моего сердца, и от этого во мне все воспламеняется.
— Скажи еще раз! — требует жестко Савельев и подминает меня под себя. — Повтори! Скажи это еще раз, Ань! Блядь, скажи…
— Люблю тебя! Больше жизни, — выдаю, как главную потребность. — Ты — мой космос! Я — твоя планета! — и целую его, наслаждаясь тем, что у нас есть.
Мы лежим в обнимку на газоне, млея от нежности. Солнце ласкает наши тела, оставляя на них свои теплые лучи. Глядя на Мирона, думаю о том, что он — мой главный подарок судьбы. Мой талисман. Я чувствую его дыхание, его руки, сжимающие меня все сильнее. И наверное, впервые в жизни могу открыто сказать, что по-настоящему
счастлива. Счастлива рядом с ним.— Эй, молодожены, погнали в бассейн! Я сейчас от жары сдохну. Сегодня адски палит! — кричит нам Данияр и тут же с разбегу прыгает бомбочкой в воду, отчего брызги попадают на загорающих рядом девчонок. — Мамасита, трусы снимай и присоединяйся, — цепляя Марию за лодыжку, тащит в бассейн. Маша принимается громко верещать, отбиваться, но все же проигрывает Истомину.
— Ты как? Искупаешься? — спрашивает Мир, поднимаясь на ноги.
— Нет, я без купальника.
— Ты можешь взять мою футболку, — выдает новый вариант Савельев, но я-то знаю, к чему он ведет.
— Белье намокнет, — отражаю эти пошлые намеки.
— А без белья ты мне особенно нравишься, — Мир игриво улыбнулся и, притянув меня к себе, сжал мои ягодицы. — Погнали в дом, хочу полетать! — в подтверждении своих слов толкается в меня эрекцией.
— Выдохни, Савельев! Для полетов у нас еще будет время, — коротко смеюсь и трусь носом о его щетину. — Как ты пахнешь, м-м-м…
Этот месяц был таким нежным, воздушным и сотканным из любви, что я полностью растворилась в отношениях, нырнула в этот сладкий омут с головой. Каждую свободную минуту мы с Мироном проводили вместе, отдаваясь друг другу без остатка. И теперь же родителям я профессионально врала о дополнительных занятиях или о какой-нибудь конференции, а сама в это время тайком сбегала к Савельеву. И как же боялась, что меня поймают или, не дай бог, застанут за поцелуями! Я буквально молилась, чтобы этого не произошло, но все же ровно в полночь покидала стены нашего дома и подчинялась страсти, забывая обо всем.
Но иногда в нашей идиллии все же случались и ссоры, и обиды, и претензии. В основном причина тому — ревность Мирона. Но мы учимся справляться со своими эмоциями. И даже если ругаемся, то быстро миримся.
Отношения — это работа. И рядом с Мироном я не чувствую ничего, кроме любви и головокружительного счастья.
О том, что мы поедем за город, я узнала еще в начале недели, поэтому долго думала, что же на этот раз сказать родителям. В конечном итоге — слепила легенду о факультативных занятиях, которые ориентированы на написание курсовой работы.
И сейчас, сидя на бортике бассейна и опустив в воду ноги по колено, я любуюсь своим принцем, вместо того чтобы грызть гранит науки. Капельки воды, стекающие по его загорелому телу, играют на коже бликами, создавая радужное сияние. Они делают Савельева похожим на языческого бога, спустившегося с Олимпа. Смотрю на него и понимаю, что каждый день влюбляюсь в Мира заново и сильнее.
Щурясь от яркого солнца, приставляю ладонь ко лбу и не замечаю, как рядом подсаживается Жозефина Штольц.
— Жалко мне тебя, — неожиданно выдает она, попивая яркий коктейль с кусочками арбуза и дыни.
— Что? — перевожу взгляд на нее, пытаясь понять настрой.
— Глупая ты, говорю, раз веришь, что Савельев дойдет с тобой до алтаря. Сколько бы девушек ни было в его постели, он всегда ко мне возвращается, — не то улыбается, не то скалится Жози, глядя на меня с вызовом.
Не знаю, откуда во мне столько злости, но я бы с удовольствием поколотила ее, чтобы она не смела даже думать о Мироне. Однако опускаться до уровня невоспитанной хамки не стану.